Без очереди. Сцены советской жизни в рассказах современных писателей — страница 34 из 69

Мы не приехали.

Но унитаз жив до сих пор. Стоит на полке, изрядно уже пошарпанный, безнадежно китайский. И до сих пор при нажатии дает огонь, а если подождать немного, то и маленькое, робкое, но все еще южное тепло.

Василий СнеговскийТихий, как сон

Письмо первое

Съездил я в “город детства тихий, как сон”. Кстати, именно как в песне этой поется, он действительно “пылью тягучей по грудь занесен” – снег ведь в Приморье пока еще не выпал. В шахтерском городе Артеме, названном по партийному прозвищу соратника Сталина, я родился, ходил в детский сад “Уголек”, а потом еще в среднюю школу № 3. Город производит удручающее впечатление. Но сколько их, таких городов, по России? Через каждые десять метров вывески “Займы и беспроцентные кредиты” и “Алкомаркет” (как в уездном городе N, где много парикмахерских заведений и бюро похоронных услуг), точно жители Артема рождаются для того, чтобы взять беспроцентный заем и спустить его в ближайшем алкомаркете. В центре города стоит Дворец культуры угольщиков. Желто-бордовое, вполне себе величественное здание с колоннами. Возможно, в советское время угольщики тянулись к высокому, потому для них и отстроили соответствующий дворец, который должен был выполнять функции очага этой самой культуры. Давно уже нет шахт, соответственно, нет угольщиков, и, к сожалению, куда-то делась культура. Афиши перед ДК сообщают о том, что в январе состоится выставка-продажа кошек, а потом приглашают на ярмарку шуб – надеюсь, пошитых не из нераспроданных кошек. А весной грозится с гастролями приехать некогда известная исполнительница шансона.

В детстве я сюда ходил с мамой на елку и на детские спектакли. По старой памяти заглянул внутрь. Ничего не изменилось. В фойе стоят каменные шахтеры-истуканы, на стене огромное полотно с изображенной на нем ноябрьской демонстрацией… На втором этаже по бокам от входа в зал по-прежнему стоят на постаментах две скульптуры, выкрашенные белой масляной краской, – слева советская дивчина с лукошком, набитым яблоками, справа – Пушкин. Какая логика у этого соседства – сказать сложно. Радость одна – отремонтировали большой зал! Может быть, позолоченная лепнина и новенькие бархатные кресла приманят кого-то приличнее исполнительницы шансона, и дворец как-то оживет и встрепенется.

К ДК прилагается стандартный набор достопримечательностей многих маленьких городов: танк на платформе, Вечный огонь с перечнем погибших во время войны, зенитка и крашенный серебряной краской типовой Владимир Ильич с вытянутой рукой, указывающей товарищам правильную дорогу.

Одно время маленький Артем “украшали” сразу три памятника Ленину. Первый находился перед школой № 2. В 1988 году неожиданно для всех он перекочевал на площадь имени себя. Когда Ильича увозили, старшеклассники даже плакали. Всю ночь перед торжественным открытием памятник простоял замотанным в белую простыню – видимо, чтобы народ заранее не обрадовался. А народ тут же прозвал изваяние в саване призраком коммунизма. Еще через двадцать лет Ленин снова сменил прописку, переехав через дорогу, к ДК угольщиков, уступив место автостоянке. Второй памятник находился у здания Горисполкома, а третий – Ленин с рукой в кармане, водруженный на постамент с винтовой лестницей, – был установлен в городском парке, где в начале осени артемовцы собирали маньчжурский орех, летом прогуливались вокруг фонтана под звуки оркестра, который играл “В парке Чаир распускаются розы”, а весной здесь принимали в пионеры. Юные ленинцы клялись быть готовыми к борьбе за дело коммунистической партии не только перед лицом своих товарищей, но также и перед каменным лицом самого вождя революции. Участь этому памятнику была уготована печальная. Сначала на постаменте появилась надпись “Ленин – гений зла”. Потом кто-то закрасил “зла” известкой, оставив “Ленин – гений”. В конечном итоге Ленину размозжили голову кувалдой, восстановлению он не подлежал и вскоре был демонтирован.

В 1983 году установили бюст товарища Артема. За партийной кличкой пламенного революционера скрывалось нехитрое ФИО – Федор Андреевич Сергеев. Бюст представляет собой погрудный портрет совершенно лысого дядьки. Однако сам Артем обладал пышной шевелюрой, о чем свидетельствуют малочисленные фотографии, сохранившие его изображение для потомков. Эту дежурную болванку поставили к 100-летию со дня рождения Сергеева. Обещали заменить со временем, но не случилось. Так и стоит на многометровом постаменте и ласково именуется местными “наш чупа-чупс”.


Как и в каждый приезд сюда, я отправился к дому своей бабушки. Это двухэтажный домик 1953 года постройки всего на двенадцать квартир. Молодые здесь не жили. Двор затенен высоченными тополями, хотя, конечно, в 1953-м никаких тополей тут не водилось, дом стоял на совершенно лысом пустыре. Саженцы счастливые обладатели новых квартир сами возили из леса и территорию облагораживали. В пору цветения тополей окруженный аккуратными сарайчиками и угольными ящиками двор целиком заносит пухом. Малейшее дуновение ветра поднимает его от земли и кружит. Как же это красиво! Я всегда чувствовал себя внутри сувенирного стеклянного шара с искусственным снегом внутри. Если потрясти такой шар, то снег в нем оживает. Видимо, тогда у меня на всю жизнь выработался иммунитет к тополиному пуху. И когда в июне в Москве все дружно начинают чихать и тереть до красноты слезящиеся глаза, я, наоборот, страшно радуюсь.

С бабушкиным двором связано, пожалуй, одно из самых главных разочарований в моей жизни. Двор был весь усеян гладенькими цветными камешками. Я собирал их, споласкивал дома под краном и хранил в коробке из-под печенья. Откуда они брались? Ни в одном дворе я ничего подобного не видел, а потому терялся в догадках и не мог дать объяснение этому необычному явлению. Когда я недавно спросил у мамы, помнит ли она эти камешки, получил до обидного прозаический ответ: “Конечно, помню. Когда ставили детскую площадку, то песок для песочницы везли с пляжа. Вместе с песком попадались обкатанные морем камешки и стекляшки, которые со времени растащили по всему двору”. Вот и все объяснение. Никакого волшебства.

Из старых жильцов никого не осталось. Все умерли. И моя бабушка Уля, и ее соседки – баба Маша, баба Тася, баба Лида, баба Мотя со своей собачкой Жулькой… И даже баба Катя, которую за глаза называли “баба-мужик”. Она действительно была очень маскулинной. В молодости баба Катя работала на шахте. И не просто работала, а спускалась под землю наравне с мужчинами, вот и нахваталась от них… Крупная, широкоплечая, высокая, баба Катя курила, выпивала, говорила матом и всегда ходила в брюках. Из старых обитателей двора сохранился только куст вишни – собственность бабы Моти, запрещавшей объедать ягоду с куста, – да деревце с так называемой волчьей ягодой, есть которую во избежание отравления запрещала уже моя бабушка. Чтобы себя испытать, струшу или не струшу, однажды я все же проглотил пару ягод и отправился умирать под кровать. Но обошлось. Даже живот, надо сказать, не крутило.

К бабушкиной соседке частенько приезжала внучка моих лет – рослая не по годам и рано оформившаяся оторва Ирка.

– Пойдем в подъезд заниматься сексом, – предложила она, к моему ужасу, во время очередной прогулки.

– А ты знаешь как? – недоверчиво поинтересовался десятилетний я.

– Я что, маленькая, что ли? – деловито изрекла Ирка и за руку утащила меня в подъезд. – Поднимай футболку, – распорядилась она.

Я сомневался:

– А может, не надо?

– Ссышь? Или что у тебя, детская болячка – писька-нестоячка?

Признаться – “ссал”, еще как, однако ославиться на весь двор под таким обидным прозвищем тоже не хотел. Решительно выдохнув, я резко задрал кверху футболку, оголив впалый живот, и зажмурился. Через мгновение почувствовал, как к моему животу прильнул теплый Иркин живот. Несколько секунд она терлась своим животом о мой, после чего торжественно провозгласила:

– Всё! Теперь главное не залететь! – И, одернув футболку, выскочила из подъезда.

Я стоял в темноте, молча радуясь, что не спасовал и доказал, что никакой детской болячки у меня нет, но недоумевая – при чем тут упомянутая Иркой “писька”, если она как раз таки и не была задействована в процессе.

Письмо второе

Милая вы моя!

В то время как все нормальные люди выкладывают в социальные сети фотографии из заграничных поездок, я вам пишу о ближайшем к Владивостоку и Артему поселке, имя которому Артем ГРЭС. Это поселок-призрак, где можно снимать фильмы о том, как инопланетяне выкрали все население. На улицах – ни души. Только развешенное на балконах белье и ухоженные клумбы свидетельствуют о том, что жизнь в Артем ГРЭСе все-таки существует. Протекает эта самая жизнь в типовых сталинских домиках на два этажа, построенных в конце 40-х – начале 50-х годов для работников местной тепловой электростанции имени Кирова. Его портрет до сих пор висит в административном здании ТЭЦ. Не снимают потому, что висит высоко и проще оставить, чем лезть наверх.

Тут вообще всё имени Кирова. Дом культуры имени Кирова. Главная улица Кирова. Школа Кирова. И сам бетонный Киров стоит до сих пор на своем постаменте перед зданием бывшего поселкового совета. Каждый год, в марте, остатки местных коммунистов подтягиваются к памятнику с хилыми гвоздиками, чтобы отдать дань сталинскому соратнику в день его рождения. В нескольких метрах от Кирова стоит в страшно запущенном состоянии прекрасный образец советской спортивной скульптуры – девочка-фигуристка. Серебряная краска с нее местами облезла, обнажая предыдущие слои. Меньше повезло девочке на качели, найденной мной в одном из дворов. Та с годами растеряла ноги, нос, а также добрую половину самой качели. Лучше всех сохранился метатель ядра – хорошо слаженный дядька со всеми анатомическими подробностями, робко проглядывающимися сквозь спортивные трусы из бетона. Метатель застыл на высоченном постаменте перед крутой лестницей, спустившись по которой попадаешь на районный стадион, окруженный зелеными сопками и градирнями ТЭЦ – огромными башнями, служащими для охлаждения горячей воды в паровых установках. Над этими градирнями даже в самую ясную погоду идет вечный ливень. Это пар от соприкосновения с воздухом превращается в воду. В 90-е годы, когда отключения воды были для поселка привычным делом, местные жители даже мылись под этим дождем.