– Какая красивая девочка!
Я сама там особой красоты не увидела, но маме, как обычно, поверила. То фото Зоры хранится у меня по сей день – теперь-то я вижу, она была очень красивой. Даже на черно-белом фото видно, как контрастируют светлые (голубые?) глаза с длинными темными волосами. Носик прямой, ноздри аккуратно вырезаны, и брови идеальные – сама себе ни за что так не выщиплешь!
Интересно было бы увидеть взрослую Зору, хотелось бы знать, какой она стала сейчас. Но, увы, это желание вряд ли сбудется – на мои взрослые письма, написанные с полным соблюдением европейского хорошего тона (то есть на английском – с чего бы свободной словачке помнить язык проклятых оккупантов?), Зора так и не ответила.
Тренчин – красивый город. Зора присылала мне несколько раз открытки с видами, и я каждый раз страдала, что живу не в Москве и Ленинграде и не могу прислать в ответ такие же красо́ты… Открытки с видами Свердловска из ларька “Союз- печать” были, как аккуратно выразилась мама, “несколько пугающими”.
– А ты отправь открытку с Петергофом! Это ж все равно СССР, – посоветовала тетя Наташа, опять случившаяся у нас дома проездом из Тюмени. – У них такого точно нет!
Я послушалась тетю Наташу – и послала Зоре золоченого Самсона, раздирающего пасть льву: сверкали оба так, что глазам было больно смотреть.
Зора сдержанно поблагодарила меня в ответ – видимо, Самсон не произвел на нее особого впечатления, а может, уязвил имперской мощью.
И примерно в то же самое время тетя Наташа принесла мне адрес болгарской пионерки Калины Бачевой – она проживала в Софии, в жилом комплексе “Младост-2”, а название страны на конверте надо было писать так: “НР България”.
Мое первое письмо Калине лежит сейчас передо мной – но не в материальном виде. Это скан письма, сделанный в НР Българии по моей просьбе два часа назад взрослой Калиной – теперь уже не Бачевой, а Кондовой.
Калинка нашлась спустя годы – сначала ответила на мое письмо, потом добавилась в друзья на “Фейсбуке”, и наконец мы с ней встретились в реальной НР Болгарии, когда я приехала поработать над книгой в пустую квартиру своих софийских друзей.
Наша переписка, как я теперь думаю, предвосхитила общение в социальных сетях – когда у тебя есть невидимые друзья в разных странах, так или иначе присутствующие в каждом дне. И в тех наших детских попытках предстать перед друзьями лучше, чем ты есть на самом деле, – красивее, моложе, удачливее – тоже было предчувствие “Фейсбука”, где всякий является улучшенной версией самого себя.
Мое первое письмо Калине (на скане виден след сгиба листа: граница двух миров – до и после детства) – это самое скучное письмо в мире:
Здравствуй, Калинка!
Меня зовут Аня Матвеева. Я живу в СССР, в городе Свердловске. Мне 9 лет. Я учусь в 3 классе.
Я хотела бы с тобой переписываться. Можно?
Мой адрес: СССР, 620102, г. Свердловск, ул. Шаумяна, д. 86/4, кв. 91.
Напиши мне, пожалуйста, адреса твоих подруг, потому что мои подруги хотели бы тоже переписываться.
И дальше почти угрожающее добавление:
Калина ответила довольно быстро – и тоже прислала мне свою фотографию: хорошенькая, похожая на олененка, девочка в пионерском галстуке. Точно такой же галстук – не вишневого, как советские, а пронзительно-алого цвета мне потом привезет из Болгарии тетя Наташа – и я буду понтоваться им в школе.
Еще в конверт были вложены открытка с видом телебашни на вершине Снежанки из Пампорово и календарик 1983 года с рекламой “Национален комитет за трезвеност”. Почтовая марка на конверте номиналом 8 стотинок (а чешская всегда была в 1 крону).
В одном письме к Калине меня вдруг разобрало на поэтическое воспевание родной страны – всех ее пятнадцати республик последовательно. Из Софии переслали уже сейчас и этот шедевр: на двух страницах я расписываю через запятую степи Казахстана, море Эстонии, виноград Молдавии… В следующем письме – уже по просьбе Калины – рассказ о Якутской СССР, где я никогда не бывала, но под рукой у меня всегда были нужные книги (а ненужные можно было одолжить у папы – и он обязательно записывал в блокноте, какую книгу в какой день я у него взяла и когда должна вернуть).
Ты просила рассказать тебе о Якутии. Я с удовольствием выполняю твою просьбу. Столица Якутской АССР – г. Якутск. Он стоит на реке Лене. Его основали в 1632 году. На территории Якутии очень много горных хребтов – это Верхоянский хребет. Хребет Черского и другие. Много и рек – Лена, Яна, Анабар, Оленёк, Индигирка, Колыма. Якутская земля славится своими лесами.
Якуты – прекрасные оленеводы, охотники. В Якутии добывают золото и алмазы, уголь, газ.
Якутская АССР награждена тремя орденами – Орденом Ленина, Орденом Революции и Орденом Дружбы народов.
Поздравляю тебя с Новым годом!
Пиши!
Я мечтала увидеть хотя бы какие-то города кроме Свердловска, но у мамы с папой не было ни возможностей, ни лишних денег. На море нас с братом вывозили только раз – и я помню ту поездку в Севастополь в мельчайших деталях, запахах и звуках. Какая уж там Чехословакия или НР България?
Хотя вот тетя Наташа смогла же как-то проложить туда дорогу?
В Прагу я впервые приеду в двадцать пять лет вместе с мужем – нашим гидом будет словак, разговорчивый милый пан Ян.
А в Софию попаду совсем взрослой.
За неделю до вылета, уже взяв ключи от квартиры друзей на улице Тимок, я написала Калине, что прилетаю в Софию и мы можем, наконец, встретиться. Наяву.
“Oh, that is nice! – пришел жизнерадостный ответ из Софии. – We should have a coffee”.
В конце февраля в Софию приходит весна, в магазинах появляется первая клубника, и местные модницы, вышедшие на охоту за новыми платьями на бульвар княгини Марии-Луизы, стучат каблучками по чистому асфальту. Но я довольно часто вожу с собой стихию – вот и сейчас прихватила в Болгарию наш уральский снег. Ох и засыпало Софию! Таксист едва-едва проехал по улице Тимок. На другой день сугробы, конечно, опали и потекли ручьями в разные стороны: в воздухе запахло мокрым деревом, кричали птицы, я шла на встречу с Калиной в кафе “Папая” – оно прямо напротив станции метро “Лъвов мост”.
Эта станция заткнет за пояс иную московскую – видно, что при строительстве ориентировались на большой метростиль прошлого. “Истинский” дворец.
Но сегодня мне в метро не нужно, я иду на встречу с бывшей пионеркой Калиной Бачевой пешком.
Иду, наслаждаясь каждым болгарским словом на рекламном плакате, вывеске магазинчика или у пешеходного перехода: ведь скучное русское предложение “Нажать кнопку” превращается в болгарском в восхитительно эротическое действие – “Моля натиснете бутона, изчакайте зелен сигнал, за да преминете!” Или только мне, испорченной, кажется, что оно эротическое? Наверное, это софийская весна виновата: одним махом пробуждает в человеке силы, и застывшие льдом внутренние соки вдруг начинают движение. Вот уже и бабульки рядом со станцией метро “Лъвов мост” продают розовые и синие гиацинты. Этот кудрявый цветок – символ праздника 8 Марта, оставшегося в свободной Болгарии на память о прошлом.
Кафе “Папая” чересчур европейское для Софии, где постоянно присутствие Востока. Он в пятничных толпах, идущих из мечети, в коврах, украшающих полы оперного театра, в яркой внешности и характере болгар – черноволосых, смуглых, вспыльчивых. Болгарский характер – это серьезно. Как говорит моя подруга – хозяйка той самой квартиры в доме на улице Тимок – с болгарами трудно подружиться, но уж если они тебя полюбят и примут, то сделают для тебя всё!
Калина встает мне навстречу из-за столика, за которым дымится чашка кофе. Мы целуемся тоже по-европейски – не касаясь губами щек. Садимся и разглядываем друг друга.
Я ни за что не узнала бы свою подругу по переписке в этой сдержанной, красивой женщине: но я и вообще не узнала бы ее, ведь у меня была всего одна фотокарточка коротко стриженной пионерки!
Сегодня 1 марта, национальный праздник – Баба Марта. “Честита Баба Марта!” – слышно со всех сторон. На руках у официантки красно-белый витой браслетик из ниток – те самые мартеницы. Почти такой же Калина надевает на руку мне. Почти такой же лежит где-то в дальних ящиках маминой квартиры…
Мы с Калиной говорим на странном англо-русском наречии: я обращаюсь к ней по-русски, она ко мне – по-английски. Это не встреча старых добрых подруг, а новое знакомство двух взрослых женщин, обремененных семьей, работой и разного рода кризисами.
Но мы обе быстро понимаем, что нам легко и хорошо вместе. Сквозь мучительные преграды английских слов прорывались искренность Калины, ее дружелюбие, непоказной ум и какой-то очень родной мне, слегка мрачноватый юмор.
Мы вышли из кафе поздним вечером. Прогулялись по бульвару княгини Марии-Луизы, далеко перед нами темнела гора Витоша. Договорились встретиться через несколько дней – пойти вместе с подругами Калины на чемпионат по фигурному катанию.
Оказывается, Калинка – страстная болельщица.
Ее подругам – Клубу Плохих Матерей, как сказала самая бойкая из них, – трудно было поверить в то, что мы с Калиной знакомы намного дольше, чем с они с ней. Плохие Матери они потому, что дружно развлекаются, а не сидят дома с отпрысками (давно и успешно выращенными).
Я вместе с Плохими Матерями любовалась тем, как крутятся на льду тоненькие фигуристки. Вместе с ними ужинала, обсуждая на чудовищной смеси языков местную кухню, болгарский характер и современную русскую литературу. И восхищалась Софией.
София – это живой музей. Спустишься в подземный переход – там античные развалины римской Сердики.
Кому-то в этом слове услышится “сердитость”, а я слышу – “сердце”. То, что заставило меня однажды написать незнакомой девочке письмо и бросить его в почтовый ящик. Не только мое сердце, но и сердце той девочки, и сердце взрослой Калины, и сердце так и не найденной Зоры, и доброе сердце моего папы, отправлявшегося после долгого рабочего дня к “Буревестнику”, и терпеливое сердце мамы, всегда объяснявшей мне любые непонятные слова, и деятельное сердце Инны Валерьяновны из районного КИДа…