, я – Заря. Как слышишь меня? Прием!” Но все понимали, что пока капсула не пройдет плотные слои атмосферы, пока не раскроется основной парашют, стропы которого служат еще и антеннами радиосвязи, ответа на позывные никто не услышит. Оставалось только ждать. В этот момент по громкой связи объявили, что по расчетам баллистиков посадка произойдет через десять минут в 70 километрах восточнее Орска. Но ни через десять, ни через пятнадцать минут после этого Рубин на связь так и не вышел. Нарастающее волнение в зале оперативной группы управления снял доклад дежурного, что служба поиска обнаружила спускаемый аппарат южнее Орска и руководство поздравляет всех участников круглосуточной вахты.
Однако на самом деле начальник поисково-спасательной службы генерал Кутасин решил не докладывать сразу о том, что спускаемый аппарат разрушен и объят пламенем. И только к 8 утра в Евпатории узна́ют, что “Союз-1” с Владимиром Комаровым при посадке разбился.
Юные Сергей Королев, Павел Цыбин и Олег Антонов познакомились еще в 20-х годах в авиакружке. Троица грезила небом, они мечтали строить летательные аппараты. Свои первые планеры они поднимали в воздух и над Ленинградом, и в Коктебеле. Но постепенно каждый выбрал свой путь: Королев заинтересовался ГИРД (Группой изучения реактивного движения) и созданием ракет; Антонов сначала оставался верным планерам, но потом самолеты одержали верх, и в итоге именно машины Антонова стали лучшими в мире транспортными самолетами, а Цыбин еще долгое время создавал разные типы планеров. Во время войны, благодаря планеру КЦ-20 конструкторов Колесникова и Цыбина, советское командование могло поддерживать белорусских партизан. Этот тяжелый транспортный планер нес две тонны полезного груза! Самолетом на тросе его буксировали до линии фронта, там планерист отцеплялся, и бесшумно, ночью, машина долетала до партизанских отрядов, которые обозначали место посадки кострами. Машину быстро разгружали, сам планер был деревянным, поэтому его разбирали и сжигали, а летчика потайными тропами переправляли обратно. Так партизаны Белоруссии постоянно получали с “большой земли” все необходимое: продовольствие, боеприпасы, медикаменты, обмундирование… Ни один из этих планеров, летавших через линию фронта, не был немцами обнаружен и сбит. Машины Цыбина оказались единственными в Великой Отечественной войне летательными аппаратами, не пострадавшими от вражеских зениток.
Когда 9 мая 1945 года страна ликовала, а над Кремлем и Красной площадью не смолкал артиллерийский салют, Павел Цыбин был занят работой. Успешная карьера сорокалетнего конструктора шла в гору. У него собственное планерное КБ, безупречная репутация и испытания нового тяжелого транспортного планера Ц-25, который оказался незаменимым в Арктике, где не было специально оборудованных взлетно-посадочных полос для самолетов. Кроме этого, планеры Цыбина очень ценились за грузоподъемность. В связке, как правило, с Ил-12 планер долетал до места приземления, отцеплялся и совершал посадку. Ц-25 – единственный в мире безмоторный аппарат, который в конце 40-х годов прилетел на Северный полюс, доставив на льдину не только собачью упряжку, но и ГАЗ-67.
Следом еще более дерзкий проект – несколько планеров с пороховыми ускорителями для исследований околозвуковых скоростей. В 1948 году уже были начаты летные испытания новой машины, однако планерное конструкторское бюро, которым руководит Павел Цыбин, внезапно расформировывают.
В одночасье он теряет все: свое КБ, перспективные разработки новых планеров, а главное, любимую работу. Цыбину не нашлось места в авиапромышленности, поэтому он был вынужден уйти в другую отрасль. Его назначили начальником отдела испытаний в закрытом НИИ-88, занимавшемся сверхсекретными работами по изготовлению нового оружия – зенитных и баллистических ракет. Так Цыбин оказался опять вместе со своим старым другом Сергеем Королевым, к тому времени возглавлявшим один из отделов этого института.
Местом летных испытаний королевских ракет был определен полигон на границе Волгоградской и Астраханской областей – Капустин Яр.
Несмотря на бешеную нагрузку на испытаниях, Цыбин тайно успевает вести проектные разработки нового самолета, способного доставить атомную бомбу на территорию вероятного противника за океаном. Когда в 1954 году все разработки на бумаге были закончены, он отправил в Кремль секретное письмо, в котором описал придуманный им новый тип реактивного самолета, после чего Цыбина вернули в ряды действующих авиаконструкторов и он вновь возглавил собственное конструкторское бюро.
Этот самолет назывался РС – “Рекорд скорости”. Из-за необычной конструкции фюзеляжа и крыльев многие были уверены, что он не сможет летать, но его продули в аэродинамической трубе в ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт) и дали добро на летные испытания. Когда спустя много лет летчик-космонавт № 4 Павел Попович приехал в гости к Павлу Цыбину домой и увидел на шкафу модель этого самолета, то удивленно сказал: “О, кто-то нафантазировал! Какой замечательный истребитель-бомбардировщик!” Цыбин грустно-грустно на него посмотрел и ответил: “Паша! Это мой самолет. Моего КБ. И он был построен!”
Но к 1956 году стало ясно, что атомные бомбы проще доставлять за океан с помощью ракет. Тогда Цыбин переориентировал самолет и сделал из него РСР – реактивный самолет- разведчик. На заводе в Улан-Удэ было построено пять таких машин, и этот самолет мог стать сенсацией 50-х. Но Никита Хрущев, вдохновленный успешными запусками советских ракет, решил, что стратегическая авиация в таком количестве стране больше не нужна – всё могут сделать ракеты. И началась знаменитая хрущевская “антиавиационная кампания”. Проект Цыбина закрыли, а его КБ сократили. Летчик-космонавт Георгий Гречко вспоминал, что когда в самом конце 50-х – начале 60-х годов он проходил в Центральном НИИ авиационной медицины обследование на годность к полетам, у него отобрали всё – бритву, ремень и даже шнурки. Оказалось, что вместе с будущими космонавтами проходили комиссию и военные летчики, и когда их массово списывали, ссылаясь на всевозможные проблемы со здоровьем, случались попытки самоубийств.
Когда в конце 50-х сын Никиты Хрущева окончил Московский энергетический институт, только один человек сразу понял полезность молодого специалиста. Им был главный враг Королева, конструктор Владимир Николаевич Челомей, мечтавший отодвинуть конкурента и любыми способами стать первым в космической гонке. Подписав приказ о приеме на работу Хрущева-младшего, Челомей получил возможность узнавать обо всех веяниях авиакосмической отрасли с самого верха. Главная цель – воспользовавшись “антиавиационной кампанией” Хрущева остаться на плаву, а заодно и прихватить ряд чужих заводов и конструкторских бюро. Для этого несколько КБ, в том числе и КБ Павла Цыбина, были слиты в одно под руководством конструктора Мясищева, а потом Челомей просто “съел” это КБ, цинично отправив Мясищева в “почетную ссылку” директором Центрального аэрогидродинамического института. Так Павел Цыбин вместе со своим детищем РСР оказался у Челомея. После этого, зная о старой дружбе Цыбина с Королевым, Челомей решил нанести удар и по своему главному врагу. Он предложил Павлу Цыбину стать его первым заместителем, но о самолете-разведчике нужно будет забыть. Мол, эпоха этой машины уже прошла, и надо смотреть вперед. После этих разговоров с Челомеем Цыбин приходил домой бледным и тихо говорил жене: “Дуня, я его убью! Он преступник!”
В итоге Цыбин не стал предавать старого друга Королева, отказался от предлагаемой должности и написал заявление об уходе. Челомей отомстил мгновенно. Он приказал уничтожить построенные цыбинские самолеты-разведчики, увы, оставшиеся в его КБ. Но рабочие на заводе в Улан-Удэ встали на защиту и долгое время не давали резать на металлолом готовые самолеты Цыбина.
Сергея Королева авиационные дрязги почти не коснулись. Начиная с 1945 года он трудился над созданием советской ракеты. Но Королев понимал, что ракета, кроме военных целей, могла осуществить мечту всей планеты – полет в космос. В 1956-м, когда КБ Цыбина еще работало в полную силу, Королев приехал к старому другу. Разговор был длинным – необходимо создать возвращаемый космический корабль для полета человека. И Павел Цыбин разработал блестящий проект челнока. Когда Королев увидел его макет, то долго вертел в руках, складывал и раскладывал крылья, а потом сказал: “Слушай, Паша, а ведь он по форме очень похож на лапоть. Пусть будет «Лапотком»?” Однако воплотить в реальность “Лапоток” не смогли по нескольким причинам: и материалы еще были несовершенны, и сам Королев не до конца понимал, какой корабль будет оптимальным для первых полетов человека в космос – многоразовый челнок, похожий на самолет, или одноразовый аппарат, о форме которого еще не было ни малейшего представления.
С раннего утра 24 апреля 1967 года заместитель главного конструктора Павел Цыбин был в своем служебном кабинете в ОКБ-1 в подмосковных Подлипках. Накануне он вернулся с Байконура со старта корабля “Союз-1”, знал, что на орбите произошел отказ некоторых систем, и ждал сообщений о благополучной посадке. Цыбин так погрузился в свои размышления, что на противный ноющий звонок внутреннего телефона, на котором не было диска, а лишь размещалась надпись “Мишин”, отреагировал не сразу. Сняв трубку, Цыбин постарался говорить спокойно:
– Добрый день, Василий Павлович!
Мишин взревел:
– Добрый?! Сейчас вы узнаете, какой он добрый! Спускаемый аппарат при посадке разбился. Комаров погиб. Ну что, добрый?
– Почему разби…
– Почему? Это вы должны выяснить! Берите Анохина и немедленно на аэродром! Чтобы через час вы уже летели в Орск. Все ясно?
– Ясно, Василий Павлович.
В трубке послышались короткие гудки. Цыбин на несколько секунд замер. Он не мог поверить в то, что услышал от главного конструктора. Времени на осмысление не оставалось, и он машинально набрал номер Анохина:
– Сергей Николаевич? – сказал Цыбин, стараясь не выдавать волнение.