— Тоже верно, ни в жизнь не догадаешься, — охотно согласился Лешка. — Какие там свечи с карбюратором, когда сменщику, так его растак перетак в разэдак, бензином было лень вовремя заправиться! Он, простой такой, без спросу канистру в бак залил, редиска нехорошая, нашустрил в подсобке. А там же не бензин — та канистра с «форда», а «фордешники» — они же дизеля у нас, на соляре ездят. Человек реальности не видит, а ты мне что-то про свечи говоришь…
Я до сих пор молчала.
— А еще жена сегодня приезжает, мать ее ети, прамама ее йети, — от души пожаловался он. — Представляешь, тещу из деревни в подарок мне везет навеки поселиться! Запудрили мне мозги — погостить, мол, погостить, а тут вдруг выясняется, что мамаша уже тихой сапой дом свой продала, будь она неладна. Всё, ни в туды и ни в сюды, кругом одна засада. Янка, женись на сироте! Вместе с тещей жить — врагу не пожелаешь, ты хотя бы на Эдичку, на Хазарова нашего взгляни — до чего его жена с тещей умудохали. Знаешь же, что бабы с мужиками делают…
Еще бы мне не знать. Ну сами посудите.
Молчать мне надоело.
— Лешенька, словцо ты неприличное, еще раз неприличное и снова неприличное! Ты сегодня что — кактусом позавтракал? — не выдержала я. — Ну ты зарядил!.. Менты тебя достали? Так всех они достали, давным-давно достали, но это же не повод. Сменщик олух, машина барахлит, всё равно не повод — не вчера родились, не в первый раз живем, незачем по пустякам матомной энергией на меня плеваться. Супруга приезжает? Это — да, допустим, это повод, а теща, предположим, даже на причину тянет, признаю, причем на уважительную. Согласна, но я-то здесь при чем — я ж тебе не теща!!
— Жалко, что не теща — на такую тещу я бы и жену с доплатой поменял. А вообще-то это я для профилактики, чтобы жить не так обидно было… Не сердись, ты ведь понимаешь, ты ж свой парень, Янка, — отвалил мне комплиментище Калугин.
Спасибочки.
— Понятно, что не твой… Короче, Лешенька, к чему ты это всё, кроме профилактики? Колись давай, чего тебе из-под меня такого исключительного надо, многосложный мой? — спросила я, сиречь «свой парень Янка».
— Так я же говорю — вилы мне, короче, ситуевина-то у меня какая: машину надо на вокзал сгонять, баб я должен встретить, поезд около полуночи придет. Янка, удружи, я по-быстрому — туда-сюда, за часок управлюсь. Я и Рудасу легонько намекнул, он в принципе не против — мол, если ты отпустишь…
— И всё?!
— Всё.
— И больше ничего?
— А чего еще?
Даже скучновато. Стоило бодягу разводить! Согласие само собой подразумевалось — в такого рода пустяках своему водителю отказывать не принято. Дел на грош, а трепотни на доллар, но по крайней мере время скоротали, пока в заторе маялись. Так, с шутками и прибаутками, под сиреной и миглом…
Пробку мы осилили, но уехали не слишком далеко. Едва мы разогнались, вдруг откуда ни возьмись… Или так: вдруг откуда ни возьмись, едва мы разогнались… Словом, буквально через несколько минут очередной невесть откуда взявшийся страж правопорядка жезлом приказал нам остановиться. Еще один мастеровой в милицейской форме без дела отирался на газончике. Оба, что занятно, с автоматами и в бронежилетах.
— Оба-на ты еба-на, — у Калугина аж матерщина кончилась, — ну полный беспредел: «неотложку», гады, тормозить затеяли! А если бы у нас клиент в карете загибался? Точно отморозки… эх, нет на них товарища Калашникова, нет!
— Как же нет? А что ж на них повешено?
— Да чтоб оно у них никогда не встало, что на них повешено! — Калугин подрулил к поребрику. — Сказал бы я тебе, что на них повешено, только слов таких на свете нет, даже выражений не осталось…
Мы остановились. Лешка полез за документами. В мою дверцу тоже постучали. Ага, типа: кто там? — Я. — Я? Как, разве это я, это же не я, а некий мент Звездюлькин! А коли я не я, а данный мент Звездюлькин, то кто же тогда я, а вдруг и мент к тому же не Звездюлькин?
Как очень скоро выяснилось, с юмором у моего нечаянного визави было скверновато. С внешностью, манерами и головой, к сожалению, тоже. Если предыдущий обормот (тот, на перекрестке) с легкостью тянул на Винни-Пуха, даже перетягивал его, то этот недомерок мог бы по контрасту сойти за мультяшку Пятачка, но — смахивал на крысу. И не на мультипликационную или канцелярскую, а на самую что ни на есть канализационную. Мелкий, хлипкий, какой-то недоделанный, маковка размером с фигу, глазки-бусинки на ней — очень не понравился он мне, греха таить не буду.
Звездюлькин-не-Звездюлькин не вполне разборчиво представился:
— Оперуполномоченный лейтенант Козлов.
Напомню: молчать мне надоело.
— Извините, неуполномочный лейтенант — кого?
— Не кого, а лейтенант Козлов. А вы кто будете?
— А вы не догадались? Ну сами посудите: кто у нас по жизни в машине с красными крестами в халате и с фонендоскопом под мигалкой ездит? Попробуйте с трех раз: доктор, доктор или всё же доктор?
— Отвечайте на вопрос, я при исполнении!
— А я при чем?
— Что вы позволяете себе! Я…
— А я? — перебила я и добавила, видя, что больной не понимает: — Да вы не беспокойтесь так — и я при исполнении. Не переживайте, я вам помогу: доктор я, глядите — всё на мне написано, — я ткнула в бейдж с фотографией, пришпиленный к нагрудному кармашку. — Или вы неграмотный? Не беда; если вы неграмотный — могу орудие лекарского производства предъявить, — продемонстрировала я фонендоскоп, — видите, всё просто. Вы удовлетворены?
— Я при исполнении!
Не сдержавшись, я пробормотала:
— Не расстраивайтесь. Может, рассосется…
Мент таки расслышал.
— Прекратите шуточки шутить! Я…
Кто бы дальше спорил.
— Вы при исполнении, товарищ лейтенант, вы уже об этом доложили. Я вас поняла — чувство юмора уставом не положено. Вредная у вас работа, — дружелюбно посочувствовала я. — Вам помочь? Кого ловить прикажете? Вы ж, наверно, ловите кого-то? Не волнуйтесь, ежели бандиты, например, «скорую» угнали и под врачей работают, то пусть себе работают — больше нашего они вряд ли навредят… Или вы кого другого ловите?
Ментик просветил:
— Рыбу ловят, — огрызнулся потешный милиционерчик, — а мы одного преступника разыскиваем.
Я на всякий случай уточнила:
— Только одного? И причем — преступника? — переспросила я. — То есть не преступницу? Видите ли, я с утра как будто женщиной была, э-э… если вы не видите. Может быть, вы пол сличить желаете?
Кажется, я его достала.
— Будет указание — сличим. — Милиционерчик неприязненно поморщился. — Свободны, проезжайте. — Но напоследок всё-таки не выдержал: — Попались бы вы мне…
Фи, какой невежливый. Жизнь, должно быть, у ментов такая. А кому сейчас легко?
Нелегко было и обиженному на задержку старичку, который дожидался нас битых три часа и от нетерпячки до того измаялся, что и впрямь не в шутку занемог. Плановая госпитализация превратилась в экстренную, нетерпеливый пациент имел вполне реальный шанс вместо госпиталя оказаться в морге. Спокойнее, не надо так спешить… Я это о клиенте, мы же гнали как могли, машина чихала и сбоила, больной вел себя не лучше. Механизм и организм словно состязались, положив на кон весь запас живучести. Ваши ставки, господа…
Победила дружба. Пациента я сдала аккурат на середине перехода из состояния «скорее жив, чем мертв» в состояние наоборот, а минутой позже мы на распоследнем издыхании переехали через Калинкин мост — и засим заглохли окончательно. Возле речки, возле моста… апуд флюмен, апуд понтем, в вольном переводе на латынь; однако как ты ни переводи, хоть ты по-латински, хоть по-русски, хоть с понтами, хоть без них, всё равно понятно, что своим ходом мы, простите, больше не ездец.
— Что такое не везет!!!
Действительно, что такое не везет и вообще не едет?
Говорила я Калугину — незачем на пустяки матерщину тратить! Сейчас бы пригодилась, а то у Лешки ладно бы слова, ладно выражения — у него в такой ответственный момент даже междометия закончились. Изъясняясь посредством одних знаков препинания, Калугин конфиденциально сообщил, что он имел противоестественные интимные отношения с карбюратором, соляркой, сменщиком, со всеми слесарями, с чертями, матерями, бабушками и прабабушками до десятого колена в особо извращенной форме, а вообще-то всё это к тому, что встали мы всерьез и придется вызывать техпомощь.
Надо же, а я не догадалась.
Для начала нам требовался телефон. По крайней мере, заглохли мы удачно — неподалеку от местной «неотложки», так что отзвониться труда не составляло. Право же, нет худа без добра — первым человечком, встреченным на здешнем отделении, оказалась хорошо знакомая мне еще по «скорой помощи» Света Ларионова. В студенческие годы я там подрабатывала фельдшером и уже кое-что умела, а Светочка пришла абсолютно необкатанным врачом, которого было не грешно иногда подучивать. В те времена мы неплохо ладили. Сколько лет прошло, а мир всё так же тесен.
Светлана мне искренне обрадовалась.
— Янка, ты?! Сто лет, сто зим! Откуда?! Каким ветром тебя к нам занесло?
— Скажи еще — как флюс меня надуло, — улыбнулась я. — Знамо дело, попутным занесло: обезлошадели мы, тарантас накрылся, отзвониться треба, — объяснила я и дурашливо изобразила сироту казанскую: — Тетенька, пусти нас, горемычных, позвонить, а то так выпить хочется, что и переночевать-то негде…
— Ага, и к тому же не с кем! — одновременно со мной выпалила Светка, и мы расхохотались. — Пойдем, пойдем, враз организуем, всё сейчас вам будет. — Светлана потащила нас с Калугиным по коридору, без умолку треща: — Как ты, Янка? Ты где обосновалась? А, в Купчине… Не у Рудаса, случайно? Серьезная контора, неслабо ты устроилась. Знаю, разумеется, слышала про вас — кто ж про вас, образцово-показательных, не слышал… А с чего ты так похорошела — замуж, что ли, вышла? Нет? Правильно, нечего там делать — я сходила, например, а толку никакого. А может, был там поначалу толк, только быстро вышел, бестолочь кромешная осталась… Ну вот и телефон. — Мы втиснулись в диспетчерскую. — Галка! Шутова! Завязывай турусы на колесах разводить, коллегам срочно отзвониться надо!