— Добрая, ага. — И добавила со вкусом: — Как оглобля! Слушай, мать, а ты бы Тайсона какого-нибудь или там Клячко смогла бы завалить?
— Всех сразу? Запросто. В упор из автомата.
— Да ну тебя… А почему в упор?
— А чтоб не промахнуться.
Лерка прыснула:
— Нет, ты неисправима, мать!.. — Она подперла голову ладонью: — А знаешь, старшенькая, я тобой горжусь, — в задумчивости глядя на меня, добавила она. — На самом деле, я тебе всю жизнь слегка завидую. Нет, не по-черному, конечно, не подумай, просто… ну, как бы я всегда тянулась за тобой. И в Питер я вот за тобой приехала, и в Медицинский, как и ты, хотела поступить. Куда мне было до тебя…
Услышишь же такое!
— Ну и ну…
— Ты только не ехидничай.
— Не буду, так и быть, — пообещала я. — С чего ты вдруг взяла, что это я м-м… достойна подражания? Если уж кому из нас завидовать, то мне. Ну, в смысле, это я должна завидовать. Тебе. Ты вон красавица…
— Да, вылитая Барби. И относятся ко мне обычно соответственно. За куклу держат.
— Я же не держу.
— Не держишь. Ты есть ты. А что до красоты… красота — она, мать, от природы. Ну, плюс косметика, плюс что-то от кутюр. А ты вся — от себя.
— Ну, ты погорячилась.
— Ни фига. Ты настоящая, ты сильная внутри. Тебе не надо никому по жизни ничего доказывать. Ты понимаешь меня, Янка?
— Не уверена. Зачем доказывать кому-то невесть что?
Сестра вздохнула:
— Так и я о чем. Ты цельный человек, такой… законченный. Ни вставить, ни убавить.
— Хм. Что до вставить, я бы…
— Не язви. Подумаешь, оговорилась. Я же искренне.
Я, честно говоря, не знала что сказать.
— Смутила ты меня…
— Тебя смутишь.
— Как видишь, получилось.
Чего, блин, не узнаешь о себе.
— Ты — супер, старшенькая. Я тебя люблю. — Она меня поцеловала в щеку. — Отдаться бы тебе…
Я ляпнула:
— А кто тебе мешает?
Н-да, ляпнула я это не подумав, следует признать.
— А… ты не против?
Не подумав, да. Как сказанешь… а может, и подумав. Не головой, так чем-нибудь другим, потому как, надобно сказать, обнимала меня Лера несколько двусмысленно, а то и вовсе…
— Серьезно, ты не против?
…даже недвусмысленно. Возбужденные соски роскошной Леркиной груди вызывающе топорщились сквозь шелковую ткань ночнушки. Меня, признаться, тоже забирало, что вообще-то было удивительно, поскольку ни за ней, ни паче за собой я раньше «розовых» наклонностей ничуть не замечала. И ведь крепко же меня, однако, забирало, между нами честно говоря…
— Ты хочешь, да?..
— А почему бы нет?
Мне и вправду нужно было тело. Хотелось оказаться с кем-то как под кем-то. Хотелось нежности, хотелось остроты; оттянуться мне хотелось — и на полную. Природа после всех перипетий стремилась получить свое. И если это можно сделать так…
Что ж, почему бы нет.
От подробностей я вас пожалуй что избавлю — ну да их в любой порнушке пруд пруди. Не обессудьте, право.
Как ни странно, было хорошо. Что занятно, странно вовсе не было. Пожалуй, это оказалось даже лучше, чем я ожидала. Оторвались мы на всю катушку, если не до полного изнеможения, то уж до слабости в поджилках точно. До сладкой слабости, в конце-то расконцов…
В конце концов сестренка, тихо всхлипнув, просто выключилась. Лера не проснулась, когда я, с нежностью поцеловав ее, ушла на кухню. Стараясь не шуметь, я заварила кофе. Мне больше не спалось.
Сев с чашкой кофе у окна, я закурила.
И стала ждать, когда начнется снег.
Глава 18. Вместо эпилога
Первый снег случился спустя сутки, наполненные мелкой суетой, не стоящей упоминания. Снег был большой, парадный, как во сне. Ну, если не считать, конечно, слякоти, шуги на тротуарах, промокшей обуви, обрывов проводов, заторов на дорогах, автецов — житейской прозы, словом. В общем, снег как снег, как водится, без умысла и смысла, обычный первый снег, не более того…
Я, впрочем, не о том.
Окружающая нас среда была четверг. В смысле, было утро четверга, стрелки на часах помалу двигались к полудню. Мы с Тесаловым сидели вновь в машине, для разнообразия на этот раз в его. Свою «шестерку» капитан припарковал на берегу Невы, на спуске возле Академии художеств. На лобовом стекле замызганной тесаловской лохматки красовался пропуск-«вездеход». Контора, блин… но ладно, суть не в этом.
Мне было с ним о чем поговорить. Ему, что характерно, тоже — ради этого мы, собственно, и встретились. Разговор пока не слишком клеился. Нева была черна и тяжела, как настроение с похмелья. Падал снег.
В машине было более-менее комфортно.
— Здесь стоянка вроде как запрещена?
— Не для нас. Мы здесь при исполнении.
Мы? Надо же.
— А я-то здесь при чем?
— При ком. При мне. — Тесалов заглушил мотор. — Поговорим? Здесь нам не помешают.
По-моему, Юрий тоже чувствовал себя слегка стесненно. А может, капитан сейчас действительно работал, а я была объектом разработки… Что ж, может быть. У каждого свой хлеб.
Закурив, Тесалов предложил:
— Если есть ко мне вопросы — спрашивай.
— А ты ответишь?
— Если что — совру.
Ну, так-то уже лучше. Значит, с шутками…
— Попробуем…
Тесалов перебил:
— Мужики тебе привет передавали. Дала ты звону им. Тогда, в спортзале.
— Ты про ваш спецназ?
— Бойцы не прочь с тобой поближе познакомиться.
— Что, так обиделись?
— Обидишь, жди, таких.
— Какая-нибудь «Альфа»?
— «Вымпел» не устроит?
— По мне без разницы. Запутаешься в вас…
— Тренироваться с ними хочешь?
— Ты серьезно?
— Конечно. Допуск я тебе оформлю. Бойцы сугубо за. Ты на них произвела большое впечатление.
Занятно было бы.
— Подумаю. Откуда вы все взялись? Тогда, в «Гусятнике»?
Блин, deus ex machine…
— Дело техники. Можешь понимать буквально. На самом деле, все басмаевские телефоны были на прослушке. И не только телефоны, кстати, к этому моменту мы его вели конкретно и всерьез. — Тесалов пояснил: — Он хорошо сидел на наркотрафике, а это уже сфера наших интересов. Особенно когда на том конце цепочки маячит иностранная спецслужба. Подробностей, прости, не будет.
— Обойдусь[30].
— Разумно. Ну так вот, когда он позвонил тебе, я оказался в курсе. Понятно было, что ты сунешься на выручку сестре и наломаешь дров. При таком раскладе стало не до комбинаций. Плюс налицо захват заложников, опять-таки… Короче говоря, было принято решение вмешаться.
— Уж вы вмешались…
В общем, вразумительно.
Я ему поверила. Почти.
— Получается, я вам сорвала операцию?
— Все наломали дров. В отчетах пишут так: ситуация спонтанно вышла из-под нашего контроля. Вмешалась тут одна назойливая дамочка…
Забавы рыцарей кинжала и плаща.
Виноватой я себя не ощущала.
— В тех обстоятельствах ты действовала, если честно, потрясающе, — заметил капитан. — Почти… да что там, просто профессионально, как хорошо обученный агент. — Тесалов улыбнулся. — Ты уверена, что никогда не проходила соответствующую подготовку? Ну, в ГРУ там или в ЦРУ?
— А то вы мою биографию насквозь не просветили. Наш разговор сейчас, случайно, не пишется?
— Тебя надо спросить.
Резонно, да.
— Я лично не пишу.
— Я тоже.
«Я» Тесалов тоном выделил: мол, понимай как хочешь. Возможно, кто-то из конторских нас сейчас и в самом деле слушает. А может, нет — кто ж штирлицев поймет.
Вообще-то это уже паранойя.
Тесалов вкрадчиво спросил:
— Тебе неинтересно, кем на самом деле был тот журналист?
— Который Алексей? Полагаю, что не журналистом. Наверно, частный детектив какой-нибудь. Рискну предположить, что это фатер мой подсуетился, когда узнал, что у дочурки неприятности. Заслал страховки ради казачка… Я угадала, нет?
— Отец тебе сказал?
— По телефону? Он же не дурак.
— А то я сомневался. Да, всё правильно. Личность «журналиста» мы установили. Товарищ из Самары, бывший мент, сотрудник детективного агентства. Толковый вроде мент…
— Да, потому и вляпался.
— Пора отстреливать. Уж слишком ты умна.
Интересно, это шутка юмора?
Усугубим:
— Да, между прочим. Слушай, капитан, ты ведь не капитан? На звание повыше, я так думаю?
— Вообще-то я майор. А здесь-то как…
— А просто догадалась. Слыхал о женской интуиции, майор? К тому же я умна…
Не там, где это надо. Ну, или не тогда.
— Да, доктор Кейн… с тобой не заскучаешь!
— А уж с тобой-то! Классика почти. Помнишь, песенка была, пародия такая: «Враг не ведал, дурачина: тот, кому всё поручил он, был чекист, майор разведки и примерный семьянин», — не удержавшись, процитировала я; само просилось на язык. — Н-да, сущий водевиль, когда бы не кровища…
Тесалов покосился на часы:
— Ты мне напомнила… — Из бардачка он вынул пистолет, тот самый нарчаковский ствол. — Я тоже умный. И предусмотрительный: догадался втихаря тогда твою «копейку» осмотреть.
— Я же ее вроде запирала.
— Ну, Дайана…
— Ясно, извини. Морды бьем, замки вскрываем, телефоны слушаем… Интересная у некоторых жизнь!
— Ты на свою взгляни.
И то. Крыть вроде было нечем.
Тесалов, явно для проформы, уточнил:
— Пистолет принадлежал твоей соседке?
— Родственнице.
— Родственнице? Хорошо, пусть так. Выходит, всё же родственница… Кто она тебе?
— Двоюродная бабушка. Была. Я этого не знала.
— Занятный поворот. Расскажешь, что к чему?
— Когда-нибудь. Потом.
Тесалов не настаивал:
— Не к спеху… Ну так вот. Короче, пистолет. Между прочим, редкое оружие. Самый настоящий раритет, у знатоков приличных денег стоит. С секретом пистолетик. Вот, смотри…
Тесалов (он сидел со стороны Невы) открыл дверь жигуленка, оттянул затвор.
— Стрелять собрался? Спятил, мы же в городе!
— Смотри сюда.
Майор спустил курок. Вместо грохота раздался тихий «чпок». Пуля, я так полагаю, ушла в воду — за снегом видно не было. Запахло порохом.