Эрвин выдрал из грязи руку и протер глаза. Вокруг была черная полынья с обрывками сеточницы. Над трясиной торчала голова и плечи Кида.
— Мой лорд, здесь можно стоять! — едва слышно кричал охотник. — Мы еще на отмели. Не бойтесь, мой лорд! Не бойтесь!
— Я не… — выдавил Эрвин, закашлялся, выхаркнул воду. — Я не боюсь, тьма тебя сожри!
Наконец, он нащупал ногами дно. Подставил лицо дождю, позволил прохладной чистоте смыть грязь. В висках стучало, перед глазами туманилось.
— Теперь не вылезем, мой лорд, — крикнул ему на ухо Кид. — Сеть порвана, не сможем на нее взобраться. Хорошо, что до острова немного осталось! По дну дойдем.
Кид оказался прав. Эрвин несколько раз попытался выбраться на сеть, ухватившись за черенки, но жижа всасывала его, а трава рвалась в клочья. Двое кайров и Томми попробовали помочь ему — закончилось тем, что они сами очутились в болоте. Эрвин велел остальным не приближаться к полынье.
Жеребец, оказавшийся возле дыры, тоже рухнул в трясину. Конь кричал от ужаса, но Эрвин не слышал — в тот момент его голова была под водой. Когда он сумел вынырнуть, Дождь уже нашел копытами дно и успокоился.
Пять человек и жеребец двинулись к берегу сквозь жижу, прорывая собою ненадежную сеть. На следующий день Эрвин узнал, что от полыньи до острова было всего пятьдесят ярдов. Ночью им понадобилось больше часа, чтобы проделать это расстояние. Они загребали руками, цеплялись за клочья травы, упирались ногами в зыбкое дно, всем телом падали вперед, продавливая жижу. Лишь так удавалось сдвинуться на несколько дюймов. Потом — постоять, собираясь с духом, напрячься, как тетива, и сделать рывок на новые пару дюймов. Когда берег уже ясно проступил в темноте, Эрвин почувствовал, что теряет сознание. Он вцепился в гриву Дождя. Кайры подхватили его и поволокли. На время он отключился, а пришел в себя от боли в затылке: Кид держал его за волосы, чтобы не дать зарыться носом в воду.
Спустя время, его вытащили на берег. Эрвин упал под ивой, капли с ветвей стекали ему в лицо. Дождь лупил с прежней силой, медленно смывал грязь с тела.
Лекарь Фильден возник рядом и принялся расспрашивать. Эрвин велел ему убраться во тьму. Теобарт приказал поставить шатер для лорда. В этом не было смысла — внутри будет столь же мокро, как снаружи. Эрвин уснул бы прямо под дождем, если бы не трясся от озноба. Томми принес орджа, и Эрвин радостно припал к горлышку фляги.
Рядом присел Кид.
— Мой лорд, странно, что так вышло. Сеть была прочная, многолетняя. Даже клыкана выдержала! Отчего же вы провалились? Наверное, прямо вам под ногу попался крохотный разрыв. Может, чей-то конь копытом покалечил сеть, а вы додавили.
— Я всегда слыл счастливчиком. На Севере даже присказка есть: везучий, как Ориджин.
Кид принял сарказм за чистую монету:
— Верно, мой лорд, вам очень повезло! Мы сбились к краю отмели. Еще бы десять шагов левее — и до дна уже не достать. А так — видите, целехоньки остались! Боги улыбнулись нам!
— Хороший денек, да? — сказал Эрвин и истерически расхохотался. — Отличный денек! Самый лучший! Прямо свадьба и коронация вместе!
Глава 12. Монета
8—9 мая 1774 года от Сошествия Праматерей
Озеро Дымная Даль — Уэймар, графство Шейланд
Озеро Дымная Даль растянулось на добрую сотню миль с юго-востока на северо-запад, вдоль границы Южного Пути. О нем говорили: Дымная Даль — в одночасье дорога и стена. Во время Лошадиных Войн озеро остановило кочевников, не дало им сжечь и разграбить Южный Путь, как они проделали это с Альмерой. Позже, когда воцарился мир, озеро стало служить торговым маршрутом между шестью окружающими его землями, источником процветания прибрежных городов. А Дымной Далью звалось оно потому, что даже в самом узком месте невозможно увидеть ни дальнего берега, ни даже линии, на которой небо сходится с водою: туманная дымка скрывает горизонт. Встарь, когда Север еще не был обжит, люди считали, что там, за озером, лежит земля, покрытая вечным туманом и никогда не видящая солнца. Ее прозвали Шейландом — землей теней. Говорили, там водятся чудища — как же в тени и без чудищ? Говорили, есть звери, что превращаются в туман и парят над озером, а если корабль зайдет в этот туман, то невиданные хищники возникнут прямо на палубе и сдерут с людей всю плоть, и судно пойдет дальше, ведомое скелетами…
Что ж, сейчас Хармон Паула Роджер на борту озерной шхуны направлялся к берегам Шейланда, укрытым таинственной дымкой, и не сказать, чтобы сильно тревожился по этому поводу. Он восседал на баке, похлебывая эль. Снасти негромко поскрипывали, вода плескалась о борта, гортанно покрикивали чайки. Птицы кружили над озерной гладью, порою стремительно опадали и выхватывали из воды рыбешку. После усаживались полакомиться добычей на огромном листе одной из плавучих кувшинок. Вдоль побережья их было множество — кувшинок. Они цвели, усыпая воду мириадами желтых и белых бутонов — словно свечных огоньков. Огромные блестящие листья стелились озерной гладью, чайки важно прохаживались по ним. Люди говорят, что на листьях кувшинок живут озерные феи. Питаются пыльцой желто-белых цветов, запивают водяными брызгами, говорят меж собою на пчелином наречье, а песни поют языком птиц. Правда, увидеть фей может лишь человек, чистый душою… Хармон Паула Роджер не питал иллюзий на свой счет и не напрягал зрение без толку.
Шхуна шла легко и гладко, даже сказать, скользила. Торговцу, привычному к дорожным ухабам, становилось не по себе от такого хода. Нечто недоброе есть в передвижении, которое происходит так легко. Как в деньгах, что даются без труда, или как в излишне красивых женщинах. Хармон не был особенно суеверен, но жизнь… у нее есть свой норов, свои повадки. Веришь ты в это или нет — ей, жизни, без разницы. Впрочем, задумываться о плохом Хармон не хотел, потому хлебнул эля и сказал своим спутникам:
— Хорошо идем, а? Сидим, на цветочки глядим, а через день уже и на месте будем!
Спутников было двое: Джоакин и Полли. Грузить на корабль телеги вкупе с лошадьми и платить за них не было никакого смысла: все одно, назад тем же путем возвращаться. Так что Хармон оставил товар и лошадей в Южном Пути, под присмотром своей свиты, а с собою взял только Джоакина — для охраны, и Полли… зачем? Хм. Словом, взял и Полли.
Теперь они втроем сидели на баке, глядя на кувшинки, слушая перекличку снастей и чаек, и Хармон говорил:
— Хорошо идем, а?
— Это вам не море, — отрезал Джоакин. — Озеро слишком смирное, в нем сила не чувствуется. Мало радости от такого плаванья.
— А, по-моему, очень красиво! — сказала Полли, но глянула на Джоакина с уважением.
— Что за краса в покое?! — фыркнул воин. — Когда есть сила и жизнь, и борьба — вот тогда красота!
— В женщинах, стало быть, тебе тоже сила нужна? — лукаво хмыкнул Хармон. — Ну, чтобы побороться.
— Конечно! — не заметив насмешки, кивнул Джоакин. — В женщине тоже сила должна быть! Если женщина вялая и покорная — что за интерес? Я люблю, когда девица может норов проявить.
Тут он взглянул на Полли не без выражения, а она — на него. Не понравилась Хармону эта переглядка. Зачем он взял с собой Полли, а?..
— К слову, о женщинах, — сказал Хармон. — Вы ведь слыхали, что граф Виттор Шейланд, покупатель наш, недавно женился?
— Вы говорили, — кивнул Джоакин.
— О!.. И кто его счастливая избранница? — спросила Полли.
— Леди Иона Ориджин из Первой Зимы. Северная Принцесса.
Молодые люди весьма оживились при этих словах.
— Иона Ориджин? — воскликнул Джоакин. — Дочь герцога?
— Она самая.
— Однако, граф — молодец! — покивал головой воин, словно брак высокородных вельмож никак не обошелся бы без его оценки. — Недурную невесту сыскал. И добился своего, завоевал сердце девицы! Хорош.
Скорее, купил, — подумал Хармон. Виттор Шейланд — банкир и внук купца, никак не ровня Ориджинам, зато весьма богат. Несложно догадаться, как устраиваются подобные браки. Впрочем, эти мысли Хармон оставил при себе.
— Да, граф умен и ловок с людьми, так многие говорят.
— А мы увидим невесту?.. — спросила Полли.
Ты — нет, — подумал Хармон, — служанку не пустят за господский стол. Но и эти мысли он оставил при себе.
— Может статься.
— А какие подарки мы ей везем? Нельзя придти в дом без даров для хозяйки!
— Я не знаю ее вкусов, — пожал плечами Хармон. — Взял то, что все леди любят. Шелковый платок, полфунта шоколада, пару унций литлендских специй.
Зрачки Полли мечтательно уплыли вверх, подтверждая, что не одни только первородные девицы любят подобные подарки.
— Пф!.. — скривил губы Джоакин. — Иона — принцесса Севера! Зачем ей эта южная дамская чепуха?!
— А что бы ты посоветовал?
— Да хоть арбалет хорошей работы! Иона должна прекрасно стрелять. Она же — леди Ориджин, девица с норовом!
Хармон отметил мечтательную гримасу на лице воина и постарался пресечь ход его фантазий в зародыше.
— Дорогой мой, эта девица с норовом — первородная леди. К тому же, замужняя. Понял? Такому, как ты, если станешь пялиться на нее, глаза выдерут и в уши затолкают — ясно выражаюсь? И, что для меня наиболее неприятное, назад я поеду без охраны, ибо какой толк от слепого стражника?
Джоакин отвел взгляд.
— Будьте спокойны, я к замужним девицам никогда дела не имею.
— Незамужних, но знатных, я бы на твоем месте тоже остерегался.
Воин не ответил. Похоже, он не внял совету.
Тем временем, к ним подошел капитан шхуны. Он держал в руках прямоугольный кожаный футляр.
— Хармон Паула, ты ведь торговец, — сказал моряк. — Пожалуй, что читать умеешь?
— Пожалуй, что еще не разучился.
— Вот… это… мы, значит, для графа везем одну книжицу, — капитан неловко поднял руку с футляром, то ли протягивая его Хармону, то ли так просто. — Говорят, в ней новости от самого императора. Может ты… это?..
— Прочесть? — Хармон склонил голову. Читать он не любил, тем паче — вслух. А имперские новости и без того знал. Чтобы все знать, не книги читать надо, а с людьми говорить: оно и быстрее выходит, и надежнее. Однако Полли при вопросе моряка оживилась, ее взгляд зажегся любопытством. Торговец подумал: а что, может, и прочесть? Беды-то не будет от этого, футляр-то не опечатан… И тут встрял Джоакин: