— Слышала бы леди Аланис, как изящно ты о ней читаешь!
— Читайте сами, — обиделся Джоакин, спрятал страницу в карман и ушел.
Полли цвела и благоухала, словно майская сирень. Ее радовало все вокруг. Солнце было нежным, дождь — уютным, луна — мечтательной, Звезда — по-особому прекрасной. Дорога шла гладко, еда выходила — пальчики оближешь. Полли радовалась новым местам, встречным людям на тракте, улыбалась путникам и желала счастливой дороги. В полнейший восторг ее привела кобыла. Хармон отдал Полли до поры одну из трофейных лошадей, отнятых у своры сира Вомака. Прочих он собирался продать в Солтауне, а самую красивую — игреневую, с белыми отметинами на ногах — решил приберечь и позволил девушке ездить на ней. Вскоре, правда, пожалел об этом: Джоакин продолжил свои уроки верховой езды, Полли быстро училась, и вскоре парочка, оседлав коней, уже по полдня пропадала в полях, далеко обогнав остальной обоз. Возвращались они неизменно счастливые, перехихикиваясь, щеки парня розовели, у Полли сияли глаза. Спрашивается, какой толк от охранника, который разгуливает с девицей вместо того, чтобы быть при хозяине? Хармон подумывал устроить Джоакину взбучку, но понял, что Полли сочтет его злым и придирчивым, а этого не хотелось. Девушка и без того почти не обращала внимания на Хармона со дня памятного поединка. Презирает за трусость и ложь?.. Или просто все ее силы уходят на красавчика-воина?.. В любом случае, неприятно и досадно.
Хармон загонял ревность в темный угол души и твердил себе: ничего, дайте срок. Время мне на руку играет.
Ближе к Солтауну торговец стал замечать, что Джоакин не отказался бы побеседовать с ним. При случае, воин садился около хозяина и бросал взгляды, будто с вопросом. Однако, Джоакин помалкивал, и это было весьма необычно. Остальная свита Хармона постоянно точила лясы. Доксет рассказывал военные небылицы; Вихорь бурчал, недовольный всем вокруг; Луиза отмечала, чем придорожные села отличаются друг от друга: у этих, к примеру, коровы черные, а у тех — пятнистые; тут вот церковь из рыжего кирпича, а там — оштукатуренная известью; колодец вот с «журавлем» — значит, неглубокий… Хармон видел, что все эти глубокомысленные беседы оставляют Джоакина равнодушным. Имелась у парня одна заветная, волнующая тема, которую не мог поддержать ни Доксет, ни Вихорь, ни даже Полли — один лишь хозяин. И Джоакин все чаще терся около него, поглядывал, хотя и остерегался заговорить самому, чтобы не наткнуться на новую насмешку.
Хармон избегал этой темы несколько дней, дал Джоакину поголодать. А после, на петлистой дороге среди холмов, что вращали крыльями мельниц, Хармон уселся на козлах возле охранника и сказал:
— Знаешь, они чем-то похожи. Угадывается одна порода: темные глаза, скулы резко прорисованы, а брови чуть изломаны, как от удивления. И запястья очень тонкие.
Джоакин сразу понял, о ком идет речь, встрепенулся.
— А кто красивее?
— Спросишь! Конечно, леди Аланис. Северная Принцесса рядом с нею — свеча против искровой лампы.
— Правда ли, хозяин, что они — родственницы?
— Да, хотя очень далекие. Они обе — рода Агаты, это говорит само за себя.
— Говорит?.. Что говорит?
— Темень ты! Рвешься в мир благородных, а ни черта про них не знаешь.
Джоакин умолк и засопел. Чуть погодя, Хармон смилостивился.
— Ладно, слушай. Первородные меж собою постоянно чем-то меряются: у кого мечи острее, замок крепче, земли просторнее, у кого в тайниках хранится больше Священных Предметов. Но главное, чем они похваляются, — это родовое имя. Наши Святые Праматери упомянуты в Писании в определенном порядке. На алтаре любого собора этот список тоже увидишь. Темноокая Мириам, за ней — Янмэй Милосердная, потом Величавая Софья, Светлая Агата, Елена, Глория, Сьюзен… ну, всех перечислять не стану. Важно то, что их всегда пишут одним и тем же порядком: первая — Мириам, последняя — Ульяна. Дальше еще говорится, что все Праматери в равной степени велики и святы, и ни одной из них боги не отдавали предпочтения… но дворянам начхать на эту приписку. Они решили меж собой: чье родовое имя стоит в Писании выше, тот, значит, и благороднее.
— Ну, это не тайна, — кивнул Джоакин.
— Ага. Вельможи никогда не упустят повода похвастаться. Тут у тебя с ними есть нечто общее… Так вот. Понятное дело, большинство семейств стараются улучшить свою кровь и взять невесту родом повыше, чтобы дети унаследовали ее имя. Скажем, потомки Сьюзен всегда не прочь жениться на барышнях рода Глории, еленовцы мечтают о невестах рода Софьи, софиевцы — о пра-правнучках Милосердной Янмэй. Это как разведение племенных скакунов: каждый заводчик старается раздобыть лошадку лучшей крови и получить от нее потомство.
— А что же род Агаты?
— Дело в том, что агатовцы в этой гонке не участвуют.
— Да ну!..
— Род Агаты стоит особняком. Они не спешат смешивать кровь ни с родом Софьи, ни даже Янмэй. Агатовцы считают, что их порода и без того самая лучшая. Шестьсот лет они правят Ориджином и всегда старались брать невест только своего же рода. Два века назад другая агатовская ветвь получила под власть Альмеру и установила ту же традицию. Потому родовые черты у агатовцев особенно хорошо заметны — как во внешности, так и в норове.
— И что это за черты? — жадно спросил Джоакин.
Давным-давно, при жизни своей в Алеридане, Хармону довелось составить мнение о потомках Светлой Агаты. Высокомерные спесивцы, уверенные, что оказали честь миру людей, родившись в нем. Тепла и душевности в них было чуть меньше, чем в ледяной статуе. Хармон-торговец примерно так и сказал Джоакину, только немного другими словами. Это ведь не ложь, верно?
— Черты рода Агаты — гордость, хладнокровие и красота. Только красота особого свойства, как горные вершины: неприступная, холодная, таинственная. Знаешь, в Ориджине говорят: «Лишь северянин умеет любить Север. Лишь Агата может понять Агату».
Джоакин Ив Ханна ловил каждое слово. Его взгляд туманился, устремлялся сквозь торговца куда-то вдаль. В неприступную и таинственную даль, надо полагать.
Из недр фургона выбралась Полли, обняла любимого за шею, шепнула на ухо:
— Хочешь яблочко? Конечно, прошлогоднее, но сочное и сладкое!
— Что?.. Чего?.. — Джоакин не без труда вернулся на козлы скрипучей телеги, насквозь пропахшей чаем, пылью и потом. — А, яблоко… Ну, давай.
В Солтауне Хармон продал трех сквайровских коней и выручил за них четырнадцать золотых — больше, чем ожидал. Неплохой улов, но и расходы предстояли немалые.
Гобарт-Синталь, возможный покупатель Предмета, владел торговым флотом из пятидесяти кораблей. Через его руки проходили тысячи, а то и десятки тысяч эфесов. Чтобы такой человек снизошел до разговора с тобой, вид ты должен иметь подобающий.
Перво-наперво Хармон разыскал в багаже серебряный браслет члена купеческой гильдии Южного Пути. Он состоял в гильдии, но редко надевал браслет, зная, что торгаши Южного Пути славятся скупостью, и в других землях с ними неохотно ведут дела. Но сейчас выдался подходящий случай надеть эмблему.
Затем он прошелся богатым портовым рынком. Расспросил побольше о Гобарт-Синтале, убедился, что сейчас корабельщик находится в городе, и занялся покупками. Хармон приобрел алые замшевые сапоги и кожаные штаны с белым узором, какими щеголяла здешняя купеческая знать. Хорошенько поторговался с ювелиром, разжился массивной золотой цепью на шею и серьгой в виде священной спиральки в левое ухо. Дополнил одеяние красным шелковым кафтаном, жилеткой из мягкой кожи теленка, а также поясом с массивной золотой бляхой. Прикупил и кое-что еще.
После Хармон нанял открытую бричку с бархатными сиденьями, разукрашенную бронзовыми вензелями и сверкающую свежим лаком на боках. Вольготно рассевшись в ней, раскинув руки на всю ширину заднего сиденья, Хармон выглядел преуспевающим купцом: удалым, наглым и богатым. Жаль, по улицам не висят зеркала — он охотно оглядел бы себя со стороны!
Вернувшись к свите, он вызвал восторженные охи у Луизы, Сары и Доксета, и даже Полли похвалила его наряд.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал ей Хармон, отозвав девушку в сторону.
Он протянул Полли замшевый мешочек. Девушка развязала тесемку и нашла внутри стеклянный пузырек.
— Неужели это?..
— Ванильный парфюм с юга. Я купил тебе в подарок.
Полли заколебалась, отнюдь не уверенная в своем праве принять такой дорогой дар. Хармон был готов к этому замешательству:
— Ты просто открой и понюхай.
Девушка выдернула пробочку и избавилась ото всех сомнений — столь сладкий, яркий, сочный аромат жил в склянке! Полли изменилась в лице так, словно на миг перенеслась в сказку. Она обняла Хармона одной рукой, второй прижав к груди пузырек. В качестве слов благодарности Полли сказала:
— Вы так… Вы такой!.. — и убежала.
Хармон довольно улыбнулся ей вслед и позвал Джоакина.
— Пойдешь со мной к покупателю, потому хочу, чтобы ты выглядел, как следует. Держи.
Он развязал мешок и протянул парню роскошный новый плащ — изумрудный с оторочкой из лисьего меха. Джоакин оглядел его и одобрительно кивнул: по его мнению, такой плащ вполне подходил доблестному воину.
— Это не все.
Хармон вложил в ладонь Джоакина десять золотых, вместо обещанных давеча пяти.
— Сейчас отправляйся на рынок и купи себе новые сапоги, а также кольчугу.
— Кольчугу?.. — не поверил ушам воин.
— Ага, — ухмыльнулся Хармон, — это броня из переплетенных стальных колечек.
— Я знаю, что такое кольчуга! — фыркнул Джоакин. — Просто не ожидал… Благодарю, хозяин!
— Пока еще не благодари. Потом поблагодаришь, сперва дай руку.
Джоакин протянул руку, и Хармон положил ему на ладонь два кроваво-красных граненых камушка.
— Это… это очи?!
— Очи, — кивнул торговец, наслаждаясь произведенным эффектом.
Воин выхватил кинжал с такой прытью, словно намеревался зарезать хозяина на месте. Вогнал камушки в отведенные им выемки, зажал проволочками. Очи встали прекрасно, как влитые — недаром Хармон аккуратно снял мерку, пока Джоакин забавлялся с Полли в ручье.