тауна, я имею честь служить помощником лорда-представителя от Южного Пути». Колин Фелисия приглашал Миру увидеть новую чудо-машину, созданную Университетом. Прекрасно! То, что нужно.
Мира быстро набросала несколько строчек. Демонстрация машины назначалась на седьмой час вечера — помощнику представителя вполне хватало времени, чтобы получить ответ и прислать за девушкой экипаж.
Затем она написала подруге.
«Милая Бекка, моя неоднократная спасительница. Не смею больше скрывать от тебя свою страшную тайну. Я — сладкоежка. Составь мне компанию завтрашним вечером в новом шоколадном салоне на площади Согласия. Ты услышишь мою исповедь и увидишь меня в действии. Искренне твоя северянка».
Сцена университетского зала собраний была разделена ширмой на две половины. В левой грозно возвышался механизм — та самая чудо-машина. Ее скелет состоял из четырех массивных стальных цилиндров, снизу доверху плотно опутанных проволокой. Требовалось совсем немного фантазии, чтобы вообразить себе четверку латников, скованных цепями. К их ногам, будто испуганные зверьки, прижимались мелкие детали машины: медные емкости, катушки, пластины, трубки. Отростки проводов сетью опутывали их, намертво приковывали к четырем стальным исполинам. На помосте перед машиной находился деревянный столик. Человек, что сидел за ним, был одет в черную мантию и квадратную шапочку, и выглядел сгорбленным карликом рядом с могучим механизмом. На столике находились несколько рычажков, дощечка для записей, кусочки мела, и — наиболее загадочный — барабан, поставленный на ось, как юла. Бока барабана усыпали мелкие значки — циферки и буквы. Корешки проводков, что испускал барабан, тянулись вниз и врастали в основание машины. Провода змеились, закручиваясь в дикие кольца, детали механизма блестели тускло и зловеще. Машина выглядела порождением хаоса, прибежищем демонов — подручных Темного Идо.
В правой половине сцены размещался второй механизм, похожий на первый, будто брат-близнец. При нем также имелся механик в черной мантии и шапочке. Пучок проволок, протянувшийся под ширмой, связывал меж собою две машины. Заправлял всем действом крайне худой магистр со впалыми щеками и горячечным блеском в глазах. Неспособный стоять на месте, он рыскал вдоль сцены, меча в публику искровые взгляды. Магистр производил впечатление человека одержимого, к тому же страдающего тяжелой формой лихорадки.
Атмосфера могучего и мрачного ритуала, леденящего кровь таинства, царившая в зале, приводила Миру в полный восторг.
— Господа, для начала мне потребуется ваша помощь, — призвал магистр, сверкая глазами. — Я прошу одного из вас выйти на сцену!
…Доброволец будет принесен в жертву Проволочному Богу, — добавила Мира в своем воображении. Лишь вкусив человеческой крови, Проволочный Бог смилостивится и приведет в действие машину!
— Ну же, господа! — повторил магистр. — Не робейте, окажите небольшую помощь для успеха нашего эксперимента!
Слово «эксперимент» чертовски нравилось Мире. Она почти решилась подняться с места, когда ее опередили. На сцену вышел молодой человек, одетый семинаристом.
— Что от меня требуется?
— Будьте добры, напишите что-нибудь на этой дощечке. Любую короткую фразу, несколько слов!
Семинарист склонился над столом, недолго поразмыслил и заскрипел мелом.
— Благодарю вас! — сказал магистр, взял у него дощечку и протянул механику. — Обратите внимание, господа: никто не произнес вслух написанных слов. Теперь мы позволим машине сделать свое дело. Приступайте, Бертрам!
Механик прочел записку, сверился с некой таблицей, укрепленной на корпусе машины, и защелкал рычажками. Насколько Мира могла заметить, он набирал некую комбинацию, выдерживал паузу в пару вдохов, затем переводил рычаги в новое положение, затем — снова. Например, механик сдвигал два рычажка вверх, три вниз, а следующий — снова вверх. Пауза, все рычаги вниз. Дальше — один вверх, два вниз, три вверх. Пауза, все вниз. Через один — то вверх, то вниз. Пауза — снова все вниз. Руки Бертрама порхали над рычажками, будто по клавишам клавесина. Машина издавала ровное, очень низкое урчание. Зрелище завораживало, зал погрузился в тишину.
— Что он делает? — спросила Мира у спутника.
— Сейчас нам все расскажут, — прошептал Колин в самое ее ухо. Девушка поморщилась.
Казалось, ничего не менялось на сцене, только рычажки все щелкали под руками механика. Но вот Мира перевела взгляд на вторую машину — ту, что стояла справа от ширмы. Оказалось, она пришла в движение: барабан над столом медленно вращался, а механик, пристально наблюдая за ним, записывал что-то на дощечке.
Щелканье рычажков неожиданно прекратилось, Бертрам громко сообщил:
— Передача завершена.
Магистр крикнул через ширму второму механику:
— Гарольд, зачитайте, что вам удалось принять!
— Славься в веках, Праматерь Янмэй Милосердная, — механик Гарольд прочел слова, списанные с барабана машины.
Семинарист ахнул.
— Скажите нам, господин, эти ли слова вы написали по моей просьбе?
— Да, магистр… Но как это возможно?!
Магистр схватил записку со стола Бертрама и провозгласил:
— «Славься в веках, Праматерь Янмэй Милосердная»! Эту фразу написал наш любезный гость, Бертрам передал ее при помощи искры с первой машины на вторую, где Гарольд принял и прочел слова. Как видите, все передано и воспроизведено в полной точности!
Зрители силились осознать произошедшее, но мало кто преуспел в этих потугах. Хаос, воцарившийся в мозгах публики, вполне отражали реплики, что посыпались из зала.
— Колдовство какое-то!
— Как оно работает?
— Это что же, записка перенеслась через сцену?..
— Одна машина читает слова, а вторая пишет?
— Искра может читать и писать! Потрясающе!
— Нет, точно колдовство!
— А может ваша машина нарисовать рисунок?
Магистр терпеливо принялся пояснять.
Нет, колдовство тут совершенно не при чем, машина использует силу искры — ту же, что освещает соборы, закачивает воду в водонапорные башни, приводит в движение рельсовые поезда. Записка на дощечке никуда не переносилась — вот она, на столе у Бертрама. Машина ничего не читала, записку прочел механик, а не машина, и, двигая рычаги, он как бы… эээ… объяснил машине содержание записки, перевел ее на «искровый язык». Слова «искрового языка» поступили по проводам во вторую машину, и она…
— Слова по проводам? Это как?
— Внутри проводов слышно звуки?..
Чтобы публике стало понятнее, магистр пригласил всех желающих осмотреть машины поближе. Не теряя времени, Мира выбежала первой, за нею образовалась очередь.
— Миледи, не напишете ли свое имя?
Машина урчала, как затаившийся в пещере хищник. Мира не без опаски приблизилась к ней, неловко нацарапала мелом на дощечке: «Глория», и принялась следить за действиями механика Бертрама. Тот взял у нее записку и поглядел на деревянную таблицу, привязанную к одному из цилиндров машины. Там были выписаны все буквы алфавита, а также цифры. Против каждой буквы стоял ряд стрелочек, часть указывали вверх, часть — вниз. Положения рычажков — вот оно что! Каждой букве и цифре отвечал свой рисунок из рычажков, механик воспроизводил его, и тем самым пересказывал машине текст записки!
Бертрам добрался до буквы «о», переведя все рычаги, кроме последнего, в верхнее положение. Мира бросилась через сцену к другой машине и прилипла взглядом к барабану. Перед ним — теперь девушка рассмотрела это — висела на пруте квадратная рамочка, крохотное оконце. Когда барабан вращался, буквы, выгравированные на нем, проходили за окошком. Он остановился, в просвете оконца показалась «о». Механик мелом добавил эту букву к «Г» и «л», записанным на его дощечке. Барабан крутанулся вновь, подведя тонкую печатную «р» под оконце. Прут был слегка погнутым, рамка краем задевала соседнюю букву.
Один за другим люди подходили к первой машине, писали свое имя, показывали механику. Неутомимый Бертрам снова и снова щелкал рычажками. По примеру Миры, зрители перебегали ко второй машине и смотрели, как крутится барабан, показывая сквозь окошко буквы имен. Первая машина озадачивала многих: редко кому удавалось понять, что делает Бертрам и как переводит слова на «искровый язык». Зато второй механизм приводил всех в восторг! Потрясающе просто: смотришь в окошко — и читаешь букву за буквой! Скоро добрая треть зала сгрудилась за спиной у Гарольда, наблюдая за неторопливыми движениями барабана. Кто-то ахал, кто-то читал вслух, складывая по слогам, другие спешили угадать прежде, чем машина допишет имя:
— Джо… на… Джонатан!
— Мар… Мария?…га… Маргарет!
— Бер… на… Бернард, это Бернард!.. Нет, Бернардина!
Лишь пара дюжин зрителей остались на своих местах в зале. Мира предположила, что эти люди неграмотны и бояться опозориться, когда им предложат написать имя. Как раз они были настроены наиболее скептично, то и дело покрикивали:
— Медленная ваша машина! Человек быстрее читает!
— Зачем оно надо?! Искрой лучше дома освещать!
— Вы не то дело делаете! Сколько безграмотных людей вокруг, а вы машины учите грамоте!
— Да, верно, зачем оно нужно?!
— Зачем?
Магистр несколько раз хлопнул в ладоши, призывая публику к тишине.
— Совершенно резонный вопрос, уважаемые господа. Зачем нужна данная машина? Ответу посвящена вторая часть нашего эксперимента. Попрошу вас вернуться на места!
С большой неохотой зрители поползли со сцены, ученый бойко продолжал:
— Вам следует знать, господа, что приемная машина способна услышать передающую на любом расстоянии, если только они связаны проводом. Самый громкий крик человека не будет слышим уже за двести ярдов, но для разговора машин ни миля, ни десять миль, ни сто не составят препятствия. Если протянуть провод из одного города в другой, и на одном конце поставить эту машину, — он махнул рукой в левый конец сцены, — а на противоположном конце — вон ту, ваши слова будут передаваться из города в город так же легко, как на этой сцене!