«А ведь этот нож и человеческую шею с легкостью перерубит, — мелькнуло у него в голове. — Или отрубит те руки, что посмели прикоснуться к моей маме».
— Нортис! Нортис! — словно сквозь вату донесся до него встревоженный голос Михаэля. — Парень, ты чего?
— А? — очнулся калека и перевел визоры имплантата на подошедшего кладовщика. — Прости, Михаэль. Я задумался.
— Задумался, говоришь? — с глубоким сомнением произнес старик. — Лицо у тебя было далеко не задумчивое, сынок.
— Все нормально, — старательно заулыбался Нортис. — У меня такое иногда бывает — последствия увечья. Не обращай внимания.
— Ну ладно. Тебе виднее, — пожал плечами Михаэль и сменил тему. — А теперь займемся АКДУ — может, и найдем среди этой рухляди что-нибудь стоящее.
— Да! — ухватился калека за слова старика. — Насчет АКДУ — в списке указана колесная модель, но она мне не слишком подходит — сам знаешь, какие здесь коридоры. Горы мусора, дыры в полу. А я если случится что, то и вытащить его не смогу — куда уж мне, безногому. — Нортис сокрушенно указал на свои культяпки вместо ног. — Мне бы акэдэушку помощнее, на гусеничном ходу, например. Что скажешь, Михаэль? Поможешь?
— На гусеничном? — задумчиво переспросил Михаэль. — Есть такие. Но они древние как сам купол. Ну или чуть меньше. Никак не меньше ста лет пробега. Разбиты в хлам, ржа поела. Они на балансе только числятся, а на самом деле списаны давно подчистую. Вот что я тебе скажу, сынок, — бери колесную АКДУ и не выдумывай. Все хлопот меньше.
— Если есть гусеничные АКДУ, то хочу именно такую. Гусеничный ход, основной материал — нержавеющая сталь и сплав титана — это уже означает надежность, — уперся калека. — Михаэль, ну что тебе стоит? Я же не прошу последнюю модель с двумя парами манипуляторов, встроенным ИИ второго класса и прочими наворотами. Мне и старенькой гусеничной акэдэушки за глаза хватит.
— Ладно, — махнул рукой кладовщик. — Хочешь гусеничную — будет тебе гусеничная. Но предупреждаю — намучаешься ты с ней. А ремонтной базы для них не предусмотрено — списаны они уже. Придется тебе самому ее в порядок приводить.
— Спасибо, Михаэль, — обрадовано сказал Нортис. — Я все сам сделаю. Мозгов хватит.
— Потому и отношение к тебе другое, — прямо сказал старик. — Вижу, что не дурак и с наркотиками знакомства не водишь. Был бы на твоем месте нарк коридорный — я бы и разговаривать не стал.
— Спасибо, Михаэль, — повторил калека.
Удовлетворенно хмыкнув, кладовщик поглядел в дальний угол огромного склада и, засучивая рукава, сокрушенно произнес:
— Гусеничные АКДУ в самом углу стоят. Кто ж знал, что они понадобятся кому-нибудь? Ладно, пошли со мной — я один там не справлюсь.
Кивнув, Нортис проверил уровень энергии в аккумуляторах платформы и, убедившись, что заряд пополнился, начал было отсоединять кабель, но зацепился взглядом за руку Михаэля, да так и застыл на месте. Там, чуть повыше запястья, была точно такая же татуировка, которую юноша видел на фотографии с форума. Латинская «S», заключенная в перечеркнутый овал. Тот же самый рисунок, что был на руке насильника и убийцы. Одного из тех, кто безжалостно расправился с его семьей и с ним самим.
— Татуировка… твое тату… — не своим голосом прохрипел калека, судорожно сжав в руке кабель. — Откуда она у тебя, Михаэль?
— Татуировка? — помрачнел кладовщик. — Не обращай внимания, сынок. Лет тридцать назад сделал по глупости, так до сих пор жалею. Вся жизнь прахом из-за нее пошла.
— Откуда она? — не отставал Нортис. — Откуда?! Что она означает?! Скажи!
— Да что ты прицепился! — рассердился Михаэль, весь его благодушный настрой бесследно исчез. — Сказано тебе — по глупости сделал! И все тут! Да что я вообще с тобой вожусь?! Бери колесную АКДУ и выметайся отсюда к такой-то матери! Интересно ему, понимаешь!
Михаэль резко развернулся и дерганным нервным шагом направился к терминалу, что-то бубня себе под нос и размахивая руками.
— Михаэль, — тихо позвал Нортис. — Десять лет назад всю мою семью зверски убили. Отца, мать и маленькую сестренку, которая даже разговаривать толком не умела. Я выжил лишь чудом, но остался на всю жизнь калекой и уродом. Человек с точно такой же татуировкой, как у тебя, это один из тех, кто причастен к смерти моих родителей и к моему нынешнему состоянию. Понимаешь?
Старик остановился так резко, словно наткнулся на невидимую преграду. Рывком развернулся к Нортису и впившись в него взглядом, выдохнул:
— Точно! То-то я думаю, фамилия твоя мне знакомой показалась. Все пытался вспомнить, откуда я ее знаю. Вот оно значит как… то убийство, про которое писали в сети и газетах… в водорослевой оранжерее… говорят, девчушку маленькую так и не нашли — вроде как она прошла через всю стад… ох! — старик осекся и сдавленно закашлялся. От недавнего его раздражения не осталось и следа. — Ты уж прости старика. Бормочу невесть что.
— Да, — сухо кивнул Нортис. — Мою младшую сестру Настю так и не нашли. Она прошла через весь процесс измельчения. От нее осталась лишь дисперсная пульпа. Мутная жидкость с молекулярными частицами моей сестры, не больше. Сотворивших это с моей семьей тварей так и не нашли. Но я знаю, что у одного из них была точно такая же татуировка, как у тебя. Абсолютная копия — только твоя сделана более… кустарно что ли.
— Не кустарно, а вручную, — неохотно буркнул Михаэль, покосившись на свое тату. — Иглой набивали. Древний способ — макаешь иглу в чернила и набиваешь рисунок на коже. Ладно… что ты хотел знать? Тебе грех не ответить.
— Что значит этот рисунок? — жадно спросил Нортис, подводя платформу поближе к кладовщику. — Этот рисунок — латинская «S» в перечеркнутом овале. Ведь здесь есть определенный смысл?
— Это не овал, а ноль, — хмыкнул Михаэль. — A «S» означает Сектор — если перевести с английского.
— Сектор ноль? — с недоумением спросил Нортис, подаваясь вперед. — Или нулевой сектор?
— И да и нет, — качнул головой старик. — Полное значение татуировки: «стремление к нулевому сектору», но чаще говорят «стремление к нулю». Понял?
— Нет, — чистосердечно признался калека.
— Слушай тогда, — вздохнул Михаэль и, обойдя стол, уселся на пластиковый стул. — Лет пятьдесят назад пополз по внешнему сектору слушок, что в самом центре города есть еще один сектор, не указанный ни на одной карте. Нулевой сектор. И в том секторе, мол, течет самая настоящая река, есть пляж с золотистым песком и даже растут настоящие растения. И не просто трава какая-нибудь, а самые настоящие деревья, привезенные с самой Земли! Ты можешь себе это представить, сынок?! — возбужденно сверкнул глазами старик, всплеснув руками. — Это же настоящий рай! Прямо как на древней планете, откуда мы все родом! Вот ты хоть раз в своей жизни видел настоящее живое дерево?! Не на вирт-экране, а вживую! Чтобы можно было потрогать, вдохнуть аромат листьев, сорвать с ветви сладкий плод — и не ту дешевую имитацию, что мы жрем каждый день, а самую настоящую органику! Никакой химии!
— Не доводилось, — признался Нортис. — Я только поддоны с пищевыми водорослями видел. Это тоже растения.
— А! — пренебрежительно махнул рукой Михаэль. — Это все ерунда. Разве могут какие-то вшивые водоросли сравниться с настоящим деревом? Да ни за что в жизни!
— Михаэль, но какое отношение эта история имеет к татуировке?
— В нулевой сектор могут попасть только избранные, — продолжил старик, словно не услышав вопроса Нортиса. — Только те, у которых денег больше, чем они могут потратить за всю свою жизнь. И в нулевом секторе они живут в маленьких уютных домах, что стоят среди деревьев, они купаются в чистейшей речной воде, дышат свежим воздухом…
— Какое отношение это имеет к тату? — вновь повторил свой вопрос калека, уже теряя терпение.
Михаэль осекся на полуслове и, глубоко вздохнув, пояснил:
— Это знак. Такие татуировки накалывают себе члены группировки в знак принадлежности к братству.
— Бандитской группировке? — прямо спросил Нортис. — Это банда?
— Да, — признался Михаэль. — Самая настоящая банда. И до того как сломать позвоночник, я был одним из них. Теперь доволен? Они называют себя «Нулями», в знак того, что когда-нибудь все попадут в нулевой сектор. В это райское местечко, где обнаженные девушки подают тебе коктейли на плетеных подносах, где плещутся ласковые теплые волны, где над зеленым лугом летают разноцветные бабочки…
— Я понял, понял, — прервал Нортис разошедшегося старика. — Группировка с названием «Нули», татуировка на руке означает «Стремление к нулевому сектору». Что они хотят, тоже понятно — захапать побольше денег, чтобы попасть в некое райское местечко, называемое «Нулевой сектор». И ты в это веришь?
— А? — старик вздрогнул и вырвался из сладостных грез. — Во что я верю, сынок? О чем ты?
— Михаэль, нет никакого нулевого сектора, — терпеливо пояснил калека. — Нет и никогда не было. Вам просто промывали мозги. Рассказывали сказки, перед тем как послать на воровство или грабеж. Вот и все.
— Не говори так! — вскинулся Михаэль. — Нулевой сектор существует! Я это знаю!
Нортис мог начать возражать или даже посмеяться над верящим в сказки стариком, но, взглянув в глаза Михаэля, он понял, что его не переубедить. Вместо этого он спросил:
— Как ты сломал позвоночник? Или это секрет?
— Да какой там секрет, — Михаэль горестно махнул рукой. — Я за этот «секрет» уже отмотал весь срок, что положено. Меня и еще троих человек послали на дело — добраться по вентиляционным коробам до склада с рабочими роботами и уничтожить их. Раскурочить к чертям. Вроде как хозяин этого добра отказался платить нашей банде за «крышу», и его решили наказать. Чтобы в следующий раз был посговорчивее. Кто же знал, что на складе активированный охранный дроид! Я едва спуститься успел… — старик прервался, заново переживая события прошлого.
— И он тебя тут же оприходовал, — догадался калека.
— Ага, — кивнул старик. — Лучше и не скажешь — как есть оприходовал. На всю оставшуюся жизнь. Как мне потом объяснили копы, дроид был запрограммирован не на убийство, а на обездвиживание. Вот он меня и обездвижил. Подельники мои как это дело увидели, то и слиняли сразу. А я там остался, — губы Михаэля задрожали, и он едва слышно добавил: — Я там до самого утра лежал, рукой шевельнуть боялся. А робот этот клятый вокруг меня все кружил, и кружил, и кружил… Пока хозяин не явился и полицию не вызвал…