В десять часов утра, поднявшись на серовато-рыжие ступени и потирая круглую, как арбуз, лысину, Ван Хохендорп не прочел, а прокричал над толпой «Декларацию независимости»:
– «Мы, народ Голландии, объявляем о восстановлении своего государства!»
Что ту началось! У Шурки заложило уши. Сначала взрыв восторга, а потом люди нестройно затянули только утром разошедшиеся куплеты:
Море открыто,
Прошлое забыто.
Торговля оживает,
Голландия воскресает.
Принц едет домой…
Нескладно, конечно. Но от души. Орали кто во что горазд.
Члены прежнего правительства, спешно похватанные оранжистами по домам, были приведены чуть не под конвоем во дворец. От них требовали начать заседания немедленно. Главари новых патриотов шли первыми. За ними очень торжественный и потрясенный всем просходящим Шурка. В Манифесте ему действительно приписали шесть тысяч пехоты и кавалерии. С ума сойти! Он в жизни не командовал таким контингентом. Никто – ни французы, ни вчерашние «батавцы» – не могли даже вообразить, что русские отважились на их освобождение казачьим разъездом – иного слова не подберешь.
«За кого они меня принимают?» – стучало в голове у Александра Христофоровича. Он ругал себя последними словами за ту легкость, с которой уступил соблазну – только помани, и вот уже подчиненность забыта, долг пущен по борту пиратской лодки, и знамя с надписью «Самостоятельное плавание» плещет на ветру. Вот он весь, как на ладони. Успеть выделиться!
Что теперь? Его считают не тем, кто он есть на самом деле. Нужно играть. Обманывать. Какова будет судьба всех этих людей? Которые сегодня так рады, так горды обретенной свободой? Бенкендорфу стало не по себе. Словно кто-то опустил рака за шиворот, и тот ну перебирать мокрыми клешнями по спине.
Дворец выглядел почти провинциально. Как многие резиденции наперсточных европейских владык. Генерал прошествовал на второй этаж по лестнице, расписанной под мрамор. На стенах рисунок еще вводил в заблуждение, а на ступенях был вытерт ногами и благоразумно прикрыт ковром, впрочем, тоже вытертым.
Правительство собралось в квадратном зале с верхней деревянной галереей, откуда еще не убрали французские знамена. Некоторые из почтенных министров были в колпаках. Другие успели натянуть мундиры – как назло, неприятельские – на ночное белье и чувствовали себя стесненно.
– У нас к вам, господин генерал, несколько вопросов, – торжественно начал Ван Хохендорп. – И прошу отвечать со всей возможной искренностью.
«Ну, конечно!»
– Какими силами вы собираетесь обеспечить нашу независимость?
Души, такие же как дворцы, очень бережливые. Расчетливые.
– Каковы желания вашего государя относительно судьбы Голландии? И что вы намерены предпринять дальше?
Кабы он знал! Бенкендорф глубоко вздохнул и начал по-немецки. Здесь все понимали.
– Для обеспечения вашей безопасности служит мой корпус…
Корпус? Ого!
– …и войска генерала фон Бюлова, которые в настоящий момент идут следом. Англичане высаживают десант, но не со своего берега, а движущийся из Испании.
Последняя новость возбудила толки. Десанта ждали. С первого дня оккупации. Ему были бы рады, если бы не переели обещаний.
– Могу сообщить, что десантирующимися войсками назначен командовать генерал Грехем.
Имя громкое. Второй человек после Веллингтона.
– А сын нашего принца Вилем плывет в десанте? Говорят, он ранен?
– Не имею достоверных сведений, – солидно соврал Шурка. – Будем уповать на Господа, что рана несерьезна. Во всяком случае, командующий Веллингтон дает молодому Оранскому принцу как своему старшему адъютанту прекрасную характеристику.
Взрыв восторга. Да, они ждут потомков штатгальтера и хотят возложить на них корону. Что и требовалось доказать.
– Мой государь поручил мне, в свою очередь, задать вам вопрос: каково желание нации? Чего вы хотите?
Это было и щедро, и великодушно, и очень либерально. Что предложит монарх-освободитель? А чего жаждет освободившийся народ? Судьбу Голландии положили к ногам кроткого и умеренного Ангела. А не британцев, уже скушавших колонии торговой соперницы. И обогнал их он, Бенкендорф! В этот момент Шурка страшно собой гордился.
– Мои намерения, – голос генерала чуть дрожал. Для уверенности он положил руки на спинку стула и крепко сжал резные шишечки черного дерева. – Мои намерения идти к границам Бельгии, на Бреду.
Ему ответили уважительным гудением. Большинство все-таки верило в корпус. А кто не верил – благоразумно помалкивал.
– Обсудим обращение к принцу Вильгельму Нассау, – сказал старший из нотаблей, обернувшись к залу. – Только Оранская династия обеспечит нашу независимость.
Между тем толпа на площади не спадала. Кто-то крикнул, что два форта – Мойден и Гальвиг, охраняющих вход в город, еще в руках французов. Распевая и скандируя, люди потекли туда. Тульский пехотный полк вряд ли мог обеспечить падение цитаделей.
Пока нотабли сочиняли обращение, спорили на счет конституционных формулировок и успокаивали товарищей, сотрудничавших с французами – де, им ничего не будет, Бенкендорф, которого словопрения только утомляли, догнал своих на марше.
Они топали вместе с толпой к фортам, непонятно, возглавляя ее или несомые ею.
– Немедленно остановить движение! – генерал-майор надсадил голос, но его никто не услышал. – Отставить! Отставить, вашу мать! Передайте по цепи!
Какая цепь? Солдаты смешались с восставшими. Восставшие обнимали их и украшали кивера спасителей оранжевыми лентами.
Ужас охватил Бенкендорфа. Вот сейчас пальнут! По людям, вооруженным палками, по его пехотинцам. А он ничего не сможет сделать! Цена авантюры. Допиратствовался! Следовало обложить форты совместно с национальной гвардией. Начать переговоры. Разработать план проникновения. Прав был Ван Хохендорп: час не могли постоять спокойно, пошли брать Бастилию!
В какой-то момент Александр Христофорович зажмурил глаза. Людское море уже бушевало у каменных куртин. Меньше пушечного выстрела. Меньше ружейного… И вдруг ворота Мойдена тяжело, как бы против воли, подались вперед. Грохнул удерживаемый гигантскими цепями мост. На мгновение толпа затихла. На мосту, с белым платком в руках, озираясь и поминутно норовя прянуть назад, появился французский майор. За ним стали выходить солдаты. Они складывали оружие и стояли с поднятыми руками, видимо, ожидая худшего.
– Назад! – голос Бенкендорфа набрал необходимую командную громкость. – Назад! Отойти от них!
Голландцы качнулись вперед. Не им же подчиняться приказам, выкрикнутом на русском языке! Но Тульский пехотный полк услышал и привычно исполнил, начав строиться стеной перед безоружным гарнизоном форта. Французы сдались на волне паники. Даже без предварительной договоренности. Как в сказке!
– Примкнуть штыки! Охранять пленных!
Потом подоспели оранжисты из правительства и кое-как втолковали людям, что оккупанты признали их победу. Они сложили оружие и находятся под защитой голландской конституции. Тут и Гальвиг распахнул ворота. Всего вышло 900 человек.
Чудом. Только чудом. Шурка это понимал и не приписывал своему геройству. Сейчас его занимал вопрос: где Жоржина? Нашел. Недалеко от Дворцовой площади, в отеле «Принц». Французов уже отлавливали по всему городу, и явление генерала было как нельзя кстати.
Прима стояла у окна, в ужасе наблюдая оранжевые потоки.
– Я уже пережила все это однажды, – воскликнула она, нисколько не удивившись приходу Бенкендорфа. Жизнь представлялась ей чем-то вроде подмостков, где дверь постоянно хлопала, выпуская на сцену нужных или уж совсем лишних персонажей. Русский флигель-адъютант появлялся всегда, и, если бы посмел исчезнуть, актриса бы очень удивилась.
– Где же Дюпор? – брови генерала сошлись к переносице. – Почему не спасает вас?
– Мы расстались. – Жоржина помедлила, как бы прикидывая, стоит ли старый любовник такой откровенности. – На почве политических разногласий.
Гость не удержался от смеха. Видимо, комичность сказанного была очевидна для самой примы, и та присоединилась к нему против воли.
– Он не хотел возвращаться в Париж и поехал кружным путем через Швецию и Лондон.
Очень патриотично!
– А вы?
– Я бросилась к ногам императора в Дрездене. Он оказал мне величайшую милость, восстановив в труппе Театра Франсе.
– И велел выплатить жалованье за все пропущенные годы? Как если бы вы оставались на службе?
Прима кивнула.
– Я оставалась на службе.
– Что ж, – Бенкендорф скривился. – В таком случае вы наблюдаете результаты этой службы. И имеете полное право разделить судьбу соотечественников, схваченных с оружием в руках.
Жоржина задохнулась от негодования.
– Вы собираетесь выдать меня голландцам?
Шурка смотрел на нее. Когда-то одного слова этой женщины было достаточно, чтобы сделать его счастливым.
– Мадам, попробуйте понять, – начал он. – Мне совершенно все равно, что с вами будет. А исходя из того горя, которое вы мне причинили… – Генерал сам остановил себя. Не стоит разматывать старый клубок. Вдруг кончик нитки еще в крови? – Я помогу вам выехать из города. Как под Москвой. Выпишу пропуск через посты. Ответьте на один вопрос…
Жоржина села на диван и положила руки на колени, как примерная ученица.
– Что я могу знать? Расположение наших войск? Планы императора? Вы меня переоцениваете…
– У вас был ребенок?
По ее лицу мелькнула тень, и тут же исчезла.
– У меня была туча детей.
– Мой ребенок, – терпеливо пояснил генерал.
– Определить вашего…
Пощечина вернула ее к реальности. Почему ему всегда хотелось бить эту женщину?
– Ну, был, – просто согласилась Жоржина. – Вы же не хотели жениться.
Еще чего!
– Куда вы дели младенца?
Прима пожала полными плечами.
– Не знаю. В Воспитательный дом. Опустила через такое окошко, где принимают детей…