– Я должна была бы спросить вас, что обойдется? Но думаю, вы не вправе разглашать. – Она вытянула из кармана синюю ленту, такую же, как на платье. Видно, выскользнула из петли. Продернула в колечко на кресте, связала концы и надела себе на шею. – Можете быть спокойны, я ничего не скажу мужу.
Никс приехал к начальнику штаба в пятницу. И сразу спросил о главном:
– Я не верю, что вы не докладывали.
Как объяснить? Любое сообщение государю через голову вышестоящих – донос. И чтобы не писать доносов, Шурка стал составлять аналитические записки, замыкая в них самое важное: и о нарушении субординации, и о трусливом попустительстве полковых командиров общему офицерскому хамству, и о неспособности выдвиженцев из поселений занимать места в гвардии, от века уважаемой, и, наконец, о тайном обществе.
Такое творчество сильно задело государя. Ангел не спрашивал советов, ни как лучше содержать женатых офицеров, ни почему падает авторитет власти в частях. Ему нужны были сведения, подробные, лучше ежедневные. Бенкендорф получил по шапке и с тех пор докладывал лишь: «все весьма благополучно», «дело изрядно движется» – что мало соответствовало истине.
– Но вы все же докладывали. – Никс был хмур. Его тяжелый взгляд упирался в лицо генерала. Неисправности этого человека царевич бы не пережил.
– И я. И Илларион Васильевич. Было неугодно.
Никс помолчал. Потом энергично помял пальцами подбородок.
– Я не допускаю сомнений, что государь предпринимает все необходимое.
«Блажен, кто верует». У самого Александра Христофоровича веры уже не осталось. Что Его Величество считает необходимым? Что достаточным?
Хозяин проводил гостя в кабинет. Для них сервировали выдвижной стол с кофе. Госпожа Бенкендорф не вышла, не просила остаться на обед. Чем несказанно удивила Никса. Больна? Поссорились? Неудобно спрашивать. Уходя, он все-таки передал Елизавете Андреевне поклон.
Видимо, лицо хозяина изобразило зубную боль.
– У вас неладно? – Кто бы мог подумать, что человек-ерш способен на извиняющиеся, деликатные интонации?
Генерал кивнул.
– Помиритесь. – Он просил или приказывал? – У вас чудесная семья. Мало ли что бывает. Женщины – почти ангелы.
Шурка чуть не фыркнул. Может, у царевича супруга и ангел. А у него… За что боролся…
– Поверьте, они прощают, – повторил Никс. – Практически все.
Ноябрь – декабрь 1813 года. Голландия.
Скорость, с которой в Амстердаме появился принц Оранский, говорила только о готовности англичан. Подметки маслом смазал – и тут как тут. Дела не позволяли Бенкендорфу думать ни о чем, кроме восстановления голландской независимости. Он понимал, как подставил Винценгероде, уйдя без приказа в кавалерийский рейд. И даже пытался написать начальству: сделано то-то и то-то, жду приказаний. Но отец-командир оскорбился такой откровенной игрой и не поддержал ее.
– Посмотри, – Шурка хлопнул ордером об стол.
Серж перехватил бумажку и развернул ее. «Я не имею никаких сведений о намерениях Его Величества», – прочел он.
– Это в ответ на мое четырехстраничное донесение! Я ничем его не обидел.
Неужели? Волконский смолчал, но его лицо приняло скептическое выражение.
– Да! Да! Да! – вспылил генерал. – Я все понимаю. У него полно причин для зависти.
Серж продолжал смотреть на генерала, не говоря ни слова. И чем дольше, тем сильнее тот бесился, сознавая невыговариваемую правоту князя.
– Хочешь, чтобы я сам сказал? – голос Бенкендорфа звучал язвительно. – Я скажу. Ради Бога. Он не хочет чувствовать себя дураком. Но не я его таковым выставил.
«А государь». Произнести это вслух никто из друзей бы не отважился.
– Ты получаешь прямые приказания императора. Через голову вышестоящего начальства. И ему, конечно, обидно.
Обидно! Шурке не хватало зла. Его носком сапога зашвырнули в Голландию с одним отрядом легкой конницы. Он вертится, как уж на сковородке. Дружит с контрабандистами. Вызывает из Англии Оранских принцев. Изображает полномочного представителя, когда душа в пятки уходит от ложности положения. А кто-то сидит в освобожденной Германии, и ему, видите ли, обидно!
Бенкендорф отчаянно кусал губу, не зная, что сказать Сержу в собственную защиту. Перед Винценгероде ему действительно было стыдно. Неловко до коловращения в груди.
– Поехали, надо встречать принца.
Бюхна не возражал.
Прибыло известие, что адмирал французской эскадры Вергюэль уводит корабли, опасаясь бунта служащих у него голландцев. Не вышло. Собственные моряки принудили его к переговорам. И вот сдался флот. Казакам. Не замочившим даже копыта коней в холодном море. Бенкендорф знал, что так не бывает. Но вот есть!
События разворачивались с такой скоростью, что генерал-майору только оставалось делать вид, будто все происходящее – ожидаемо и естественно. На самом деле он отправлял во Франкфурт эстафету за эстафетой. Император не отвечал.
В довершении ко всему прибыл принц.
В полной форме с наградами, нацепив самое официальное выражение на лицо, командир русского «корпуса» отправился на площадь. В голове мешались понятия. Принц Вильгельм Фридрих, сын бывшего штатгальтера, получал трон по рождению? Или по волеизъявлению народа? Свободные граждане заключают со своим правителем Общественный договор, отдавая ему под защиту свои права и становясь подданными конституционного монарха. Примерно так Шурка и воображал политическую гармонию.
Сначала генерал собирался поехать в порт. Но потом одумался. Кто он? Мальчик на побегушках? Или представитель русского императора, фактически завладевший городом? Ему подобало не встречать изгнанное высочество, а передавать ему власть. На ступенях дворца.
Так, одернув самого себя, Бенкендорф избрал площадь местом встречи с принцем. А «гвардию» расставил вокруг здания, чтобы всем сразу становилось понятно, кто в доме хозяин. И кто с чьего позволения тут высадился.
Народ по-прежнему ликовал. Казалось, все жители снова выплеснулись на улицу. Тульские пехотинцы стояли у дверей. Казаки гарцевали перед каретой. Бенкендорф в окружении своих офицеров и городских властей возвышался внизу лестницы. Когда экипаж остановился, генерал один пошел по красной дорожке и первым протянул его высочеству руку. Толпа наседала со всех сторон, и могло выглядеть, будто он просто помогает принцу пробиться сквозь нее. Но жест был символическим. Именно ради него и предпринималась вся экспедиция.
В карете рядом с Вильгельмом сидел английский посол сэр Кланкарти, который успел только шепнуть генерал-майору:
– Я имею к вам разговор.
Бенкендорф многозначительно улыбнулся в ответ, как ему казалось, улыбкой Ангела, и повлек ошалевшее от собственного значения высочество к лестнице. Британец очень старался не отстать, чем уронил бы достоинство своего кабинета. Но, так как обещанный английский десант все еще болтался в море, ему ничего не оставалось, как со всем соглашаться и надувать щеки.
Чуть только принц вышел на балкон, толпа взревела. Вильгельм был растроган и начал махать обеими руками. Шурка видел, что простак с трудом осознает высоту своего нового положения и не может по достоинству оценить момент.
Тем временем Кланкарти незаметно потянул русского визави за рукав. Вот настырный!
Они уединились.
– Каковы приказания вашего государя, генерал?
– Могу задать вам тот же вопрос.
– Мы намерены восстановить Оранскую династию и предоставить Голландии конституционное правление.
– Они сами себе его предоставили.
– Но без нас…
– Пока здесь только мы.
– Противный ветер мешает нашим кораблям высадить войска.
– Очевидное преимущество лошадей. Им ветер не помеха.
Сэр Кланкарти потоптался. Судя по кислому выражению лица, он страдал несварением желудка. А тут еще предстояло переваривать русские дерзости.
– Мы могли бы действовать вместе.
– Без сомнения. Думаю, в этом и состоит желание обоих государей.
Их сблизила не столько общность целей, сколько полное непонимание, что делать дальше. И необходимость изображать значение.
Вечером выжатый как лимон Бенкендорф приплелся на квартиру.
– Я думал, ты превратишь Амстердам в новую Капую[67], – смеялся вечером Серж. – А ты только твердишь: ходу отседова, ходу!
– Завтра у меня военный совет, – Шурка повалился на кровать. – С принцем, послом и генералом фон Бюловым. Не знаю, как они, а я намерен идти дальше.
– Жа-аль, – протянул Серж. – Мы бы славно отдохнули среди здешних румяных булочек.
– Они мне надоели.
– Кто? Булочки?
В Бюхну запустили сапогом, и он заткнулся.
Наутро генерал очень бодро отбарабанил на совете свою точку зрения. Плевать на осторожность. Нужно увести войну как можно дальше от внутренних областей страны. Перейти Вааль и занять крепкую позицию на левом берегу, чтобы обеспечить дальнейшее развертывание войск на границе с Бельгией.
Принц пришел от предложений в восторг и бурно поддержал. Уход русских из столицы устраивал всех. Рано радуетесь. Уж если мы что займем, как говорит Лев Нарышкин, нипочем не отдадим.
Кстати о Льве.
Они повздорили. Даже подрались.
– Реквизиции, значит? – кулак Бенкендорфа впечатался в левую скулу Нарышкина, и тот отлетел к стене.
От неожиданности граф не успел понять руку.
В гостиной чистенького голландского домика никого не было. Генерал-майор предварительно попросил Льва выйти с ним для разговора. Извинился. А потом врезал. Для просветления мозгов.
– Ты что устроил? Облагаешь данью людей, которые готовы нам помочь? Чингисхан хренов!
Лев ошалело потер затылок, которым стукнулся о ясеневый комод.
– Я тебя вызову на дуэль. Когда все кончится.
Шурка фыркнул. Да на здоровье!
– А пока изволь вернуть награбленное. Награбленное, я сказал.
Конечно, Голландия соблазнила бы и ленивого