– Настя, стой! – летит вслед, но меня не остановить. Я вылетаю из кабинета.
Глава 29. Настя
В груди разрастается невыносимый жар. Он опаляет внутренности, вместе с кровью разносится по венам, добирается до легких и перекрывает кислород. Мне становится нечем дышать, перед глазами темнеет. Но я не останавливаюсь на зов Ланского и продолжаю бежать вперед.
Кажется, если сейчас остановлюсь, то мир рухнет.
Мне все равно, как я сейчас выгляжу со стороны, совершенно плевать на мнение медперсонала и пациентов. Единственное, что меня беспокоит, так это моя дочь. Которая осталась без лечащего врача.
Он нас предал!
От осознания, что Дима отказался Вики становится невыносимо горько. Я совершенно не понимаю, как нам теперь быть. Боль разрывает грудную клетку на части.
Дима, ну зачем?.. Зачем сразу на корню рубить? Нам осталось лежать в отделении всего лишь несколько дней, ну можно же было не бросать вот так резко…
Я тоже хороша!
Взяла и вывалила на мужчину новость про сына, о котором он даже не подозревал, а теперь сетую.
Ох… Как же все-таки тяжело быть одной.
Добегаю до своей палаты, на ходу успеваю переварить целую кучу мыслей, одна хлеще другой.
Разумом понимаю причину поступка Ланского, но сердце все равно не хочет его принимать. Обидно.
Подхожу к порогу своей палаты и вдруг замечаю склоненную над детской кроватки массивную фигуру. В верхней одежде!
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто именно пожаловал без приглашения, и кто, воспользовавшись моим отсутствием, собирается похитить ребенка из отделения.
Кровь отливает от лица.
– Отойдите от кроватки! – бесстрашно влетаю в палату. Мной руководит страх. – Это моя дочь! Покиньте отделение! – не в силах справиться с эмоциями произношу на повышенных тонах.
Мужчина слышит мой крик и нарочно медленно выпрямляется. Разворачивается, смотрит в упор мне в глаза.
– Биологически она вам никто, – хмыкает. Он ведет себя так, будто ни в чем не виноват.
Строит из себя непобедимого, словно ему все здесь можно.
Теряюсь от этого.
– Вы – всего лишь суррогатная мать! – тычет в меня пальцем, говорит с презрением.
Такое ощущение, что ему неприятно находиться со мной в одном помещении, словно я больная какая или грязная. Он источает дикую неприязнь.
– Я ее выносила и родила, а вы от нее отказались! – заявляю с жаром. – Больной ребенок ведь и не ребенок вовсе, ведь так? Отброс общества, ошибка! – цитирую то, что слышала от него самого и его жены, пока лежала после родов на кресле и приходила в себя.
– Я передумал, – заявляет, оставаясь совершенно непробиваемым. Он ведет себя словно робот, а не человек.
Мне кажется, что у стоящего передо мной мужчины вместо сердца процессор, а вместо души – количество ноликов после цифр на счетах. Он все сводит к деньгам, выгоде и обязательствам. Ничего и никогда не делает просто так.
Мужчина смеряет меня с ног до головы презрительным взглядом, морщится, брезгуя даже смотреть мне в глаза.
– Сколько вам заплатить, чтобы забрать ребенка прямо сейчас? – спрашивает, открывая портмоне. Достает оттуда стопку крупных купюр и кладет их на стол. – Хватит? – кидает на меня беглый взгляд. – Нет? – ухмыляется. – Хорошо, я заплачу больше.
Рядом с одной стопкой тут же появляется еще две.
Забери эти деньги, так мне с лихвой хватит на операцию сына, на реабилитацию и еще останутся. Я смогу ни в чем не отказывать ни Тимоше, ни себе.
– Неужели мало? – пристально за мной наблюдает. Его коробит, что я не трогаю его поганых денег.
На языке так и вертится популярно объяснить, куда именно ему бы эти купюры засунуть. Но я все же культурная и не позволяю себе так смачно ругаться даже перед новорожденными детьми.
– Назови сумму, – прожигает меня взглядом. – Сколько тебе надо, чтобы ты отказалась от моей дочери? – спрашивает напрямую.
От его дочери… Ха!
Если бы только он знал всю правду про то, чей именно этот ребенок…
– Нисколько! – внутри все пылает. Я ушам поверить не могу. Вот же сволочь!
Вика для него, что? Товар? Или игрушка какая?
Хочу – выброшу, хочу подберу. Ужас какой!
Но судя по решительному предложению и уверенности, с которой он пришел, в его мире все продается и все покупается.
Ах, бедный ты и несчастный человек! Столько времени прожил, а не понял самого главного. Любовь, уважение и искренность нельзя купить, они лишь дарятся и получаются обратно.
– Малышка моя! – отрезаю, не поведя бровью. – Я не отдам ее! Никому! – заявляю, оставаясь совершенно непреклонной.
– Я – отец, а ты – никто, – рычит, плохо сдерживая свою злость. – Подпишешь отказ и ничего не сможешь сделать! – шипит зло. Мурашки по коже.
Он отходит от кроватки и напирает на меня. Вся храбрость тут же улетучиваются, я понимаю, насколько беспомощна перед мужчиной.
Если ему захочется, то он может просто забрать Вику, свободной рукой отпихнуть меня в сторону, выйти из отделения и… исчезнуть.
Что-то мне становится нехорошо. Кажется, вот-вот я потеряю своего ребенка.
– Зато я смогу! – вдруг раздается за моей спиной.
На пороге палаты появляется единственный, кому я могу верить. Тот, кто уже однажды спас мою дочь.
– Дима? – ахаю, оборачиваясь. Но он не видит меня.
Взгляд Ланского прикован к тому, кто официально является биологическим отцом моей дочери.
– Прочь из палаты и из отделения! – требует. – Ребенка вам никто не отдаст! Можете даже не пытаться. Вика останется здесь! Девочка будет лежать со своей матерью. С Анастасией!
Глава 30. Дима
Проникший без разрешения в отделение мужчина настроен весьма решительно и агрессивно, его намерение забрать малышку не на шутку беспокоит меня.
Вика сейчас совершенно не в том состоянии, чтобы становиться предметом разборок несостоявшихся родителей.
За малышкой требуется особенный уход, мы не даром обучаем Настю этому, ведь дома ей предстоит все делать самой. Если он заберет Вику, то последствия могут быть весьма плачевными. В первую очередь для нее.
Малышке требуется еще одна сложнейшая операция, проктопластика – не шутки, а у нее вообще такая форма, что даже из самых лучших спецов в данной области не каждый такое возьмет.
Клоака не шутки.
Я рад, что Настя прекрасно понимает все, что ждет ее и малышку на пути длительного лечения. Яковлева – прекрасная мать, и она справится со всеми трудностями. Смена калоприемника, набор веса, второй этап, послеоперационный уход, бужирование неоануса, закрытие стомы и ушивание свища, снова уход после операции.
Это все сложно. Тяжело и физически, и морально, здесь я не позавидую никому, но, к сожалению, нам не миновать ни единого из этапов.
Время. Силы. Даже когда сил нет, они все равно нужны, ведь нельзя отступать. Сделать даже один шаг назад просто недопустимо.
– Этот ребенок мой! – заявляет ворвавшийся в палату мужчина. – Она неправомерно завладела девочкой. Украла ребенка! – повышает голос.
– Если она, как вы выразились, украла ребенка, то у вас должны быть как минимум документы, доказывающие это, – произношу недобро, но голос не повышаю. Еще не хватало привлекать к Насте и Вики повышенный интерес со стороны. – Где они? – требовательно спрашиваю.
– У меня их нет, – отвечает под тяжестью моего взгляда.
– Тогда на каком основании вы собираетесь забирать ребенка? – в лоб задаю вопрос.
– На основании того, что я – его отец! – рычит. – А она, – показывает на едва стоящую от страха на ногах Яковлеву. – Она никто! Инкубатор! – выплевывает презрительно.
Станислав до последнего упирается и не желает сдавать позиции. Он кроет Яковлеву, утверждает, что она обманным путем завладела ребенком, и требует немедленно выписать девочку.
Слушаю, не перебиваю, держусь. Хоть последнее мне дается очень не просто, давно я таких напыщенных индюков не встречал.
– Я – ее мать! – заявляет на эмоциях Настя и еще крепче прижимает малышку к себе.
– Насть, успокойся, – прошу бледную, как простыня, девушку. Мне нужно, чтобы она держала себя в руках и не поддавалась на провокации.
Меньше всего сейчас нам нужно Яковлеву доводить до нервного срыва. Недавно он у нее уже был, и нервная система еще не восстановилась.
Нафиг!
У Вики и Тимоши должна быть счастливая и психически здоровая мать.
Смотрю на Настю, взглядом пытаюсь ее подбодрить, но ничего не выходит. Девушка напугана до смерти, а я сделать ничего не могу.
Злость закипает в груди с новой силой. Собираю всю свою стойкость, чтобы ее остудить.
Я четко понимаю, как дальше действовать, у меня есть план. Но раскрыть пока что его не могу, иначе тот сорвется, и нам потребуется еще больше сил для спасения Насти и Вики.
– Не могу, – шепчет одними губами и прижимает дочку крепче к себе. Держит Вику на руках, не опускает обратно в кроватку.
Оно и понятно, боится за дочь. Любая другая на ее месте сделала бы то же самое.
– Верь мне, – заклинаю.
Делаю шаг в сторону и прячу своих девочек за спиной, нечего на них смотреть кому не попадя. Вид постороннего и незнакомого человека Вику пугает, а я не хочу, чтобы малышка боялась. На ее долю и так выпало испытаний с лихвой.
Малышка в принципе очень чувствительна к наличию людей рядом с ней. Она не выносит большие компании и не приемлет, когда ее берешь на руки против воли.
Викуля с характером и любому, кто попытается ее перевоспитать, не поздоровится. Маленькая тигрица.
Вся в мать.
Ловлю себя на мысли, что Вика и Настя странным образом похожи, но тут же ее отбрасываю в сторону. Такого быть не может, Настя всего лишь суррогатная мать.
– Покиньте отделение! – требую еще раз. Сам же параллельно набираю Хмельницкого, благо Саня у меня на быстром вызове.
Сверлю Станислава взглядом, не подпускаю его ни на шаг ближе ни к Вике, ни к Насте. Тяну время в ожидании вибросигнала, что означал бы принятие вызова.