Не знаю почему все складывается таким образом, но я очень рада, что Тимошей будет заниматься именно Дима и никто другой.
– Настя! – в палату влетает заплаканная мама. Она бросает куртку на пустое кожаное кресло и кидается ко мне с объятиями.
После нападения Станислава Дима сказал перевести меня с Викой в отдельную палату, и никого постороннего не пропускать.
В отделении усилили бдительность, входные двери закрыты, попасть сюда можно лишь после личного распоряжения Кирилла Александровича. Без разрешения заведующего отделения никому не дозволено ни зайти, ни выйти. Только сотрудникам и то по острой необходимости.
Мне повезло, что Дима в хороших отношениях со своим непосредственным начальником, Кириллом. Иначе бы родителей не пропустили ни при каких обстоятельствах.
– Мама! – выдыхаю, делая шаг вперед.
Врезаюсь в нее, обхватываю за плечи и утыкаюсь в плечо. Она в ответ крепко обнимает меня.
Плачем вместе.
– Доченька моя, – шепчет мама, гладя меня по спине.
Она говорит мне успокаивающие слова, приободряет и не позволяет пасть духом, постоянно тормошит и дергает меня.
Вика словно чувствует мою тревогу и никак не уснет, малышка лежите в кроватке, смотрит на игрушки, которые я для нее развесила и наводит активность, в силу своего возраста, как может, но тем не менее я очень рада этому.
– А где папа? – спрашиваю, немного отмирая. Он должен был уже приехать, недавно звонил, каялся, что остался дома со своим Мики, и поэтому не поехал вместе с мамой и Тимой ко мне.
Теперь винит себя. Говорит, что если б остался с Тимошей, то смог бы его вытащить раньше.
Слушаю его, киваю и даже не пытаюсь переубедить, хоть сама прекрасно понимаю, что не смог бы он помочь. Только бы сам пострадал.
Но говорить об этом не стоит. Потому что сейчас, на эмоциях, голос разума он не услышит. Чувство вины затмевает здравый смысл.
С появлением мамы мне становится гораздо лучше, словно мою батарейку подключили к электросети и напитывают, напитывают, напитывают. В меня мощным потоком льется энергия.
Сил стало больше, в голове чище. Я даже уже могу здраво рассуждать. Пустота и лед, что царили в душе, начинают рассеиваться, я снова чувствую, а не смотрю на происходящее со стороны.
Мама здесь, она рядом, я не одна и это прекрасно. Вместе мы со всем справимся! Я уверена на все сто.
– Папа внизу сидит, его пропустили в зал ожидания, но не станет подниматься, – комментирует мама. – Как только закончится операция, к нему обещал выйти врач и поэтому мы решили, чтобы он сидел там.
– Дима сразу ко мне придет, – говорю, забываясь. – Папа может спокойно приходить к нам.
– Дима? – брови родной женщины подлетают вверх, и на меня устремляется удивленный взгляд. – Кто это?
– Лечащий врач Вики и, видимо, Тимы. Он сейчас оперирует Тимошу, – отвечаю. Про то, что это еще и отец моего сына, пока что решаю промолчать.
Достаточно потрясений за столь короткое время, у мамы проблемы с давлением, гипертония, и я не хочу, чтобы случился какой-нибудь гипертонический криз.
Отправить еще одного родного человека в стационар, моя нервная система на выдержит.
– А с каких пор ты лечащего врача называешь по имени? – интересуется мама. Она, мягко говоря, удивлена и совершенно этого не скрывает.
– Мам, долгая история, – пытаюсь отмахнуться. Но разве это возможно?
Когда моя мама что-то начинает подозревать, то проще пройти по раскаленным углям, чем не рассказать правду. Она не успокоится, пока не выяснит все, как есть.
– А я никуда не спешу, – заявляет, усаживаясь на стул.
Кладет на стол телефон экраном вверх, чтобы не пропустить звонка папы, складывает руки перед собой и внимательно на меня смотрит.
– Рассказывай!
Глава 37. Дима
– Я зашью, – говорит Миша Майоров, перехватывая меня. – Можешь идти успокаивать родителей.
Ха-ха. Очень смешно.
Знал бы ты, друг, что я только что прооперировал собственного сына, так не говорил.
Решение об операции мне далось не легко, но ничего другого я бы все равно не допустил. Не позволил бы никому оперировать Тимошу без меня.
Знаю, со мной работают поистине профессионалы своего дела и у каждого за плечами сотни спасенных жизней, но если бы позволил кому-то из них заниматься сыном, то я был бы не я.
– Они могут гордиться своим сыном. Он – настоящий герой! – продолжает Майоров, чем вызывает улыбку у меня на лице.
Смотрю на спящего мальчика и понимаю, я стал папой.
– Давай я сам здесь закончу, – говорю, не желая оставлять своего сына одного в операционной.
Разумом понимаю, Тимоша останется не один, но проконтролировать, как пойдет пробуждение и выход из наркоза мне крайне важно. Я хочу, чтобы мой мальчик был максимально здоров, и сейчас, проводя сложнейшую операцию в собственной жизни, я максимально для этого постарался.
Не знаю, что делал бы, окажись Тима у кого другого на столе. И если бы мне ассистировал не Майоров…
– Дим, там бабка и дед ждут, – кивает на выход. – Мать мальчика в больнице с другим ребенком.
– Знаю, – говорю бегло. – Она у меня.
– В смысле? – Майоров охреневает.
– Поэтому ты перед тем, как отправлять его в наркоз, сказал проверить сердце? – вклинивается в разговор Карпов.
– Да, – киваю. – Проверил? – задаю животрепещущий вопрос и с трепетом в груди жду ответа.
Если у маленького Тимоши что-то есть, то Карпов бы не пропустил. И подгонял бы нас всю операцию, чтобы мы максимально быстро сворачивались.
Но Серега на протяжении всей нашей работы оставался совершенно спокойным.
– Обижаешь, – качает головой друг. – Я такие вещи мимо ушей не пропускаю.
– И что там? – задаю следующий вопрос. Мне дико интересно, прав ли я в своих догадках.
– Да что там может быть? – отмахивается Серега. – Сердце, как сердце, – заявляет.
Значит, Настю обманули и никакого порока у Тимоши нет.
Хм… Ситуация вокруг Яковлевой становится все более загадочней.
– Его мать говорит, что ребенку необходима срочная операция на сердце, – озвучиваю то, что Настя рассказывала мне. – Ищет кардиохирурга, который его возьмет бесплатно.
Серега смотрит на меня, ухмыляется.
– Слушай, ну есть у него небольшой порок, – в конечном итоге сдается. – Но он не критичный, ни на что не влияет и никак не лечится. Понятия не имею, что за спецы сказали его матери делать операцию, но я не увидел ничего критичного.
– Вот и я, – признаюсь.
– Меня в курс дела ввести не хотите? – Миша подключается к разговору.
Описываю парням ситуацию с Тимошей и чем больше рассказываю, тем серьезнее становятся их лица.
– В какой районе, говоришь, они живут? – Майоров становится темнее ночи. Его явно задел мой рассказ.
Называю район, Миха с Серегой переглядываются.
– Да ну нет, – Карпов как-то странно меняется в лице.
– Да ну да, – горько ухмыляется Миша.
– Может меня в курс дела введете? – не выдерживая, задаю парням вопрос.
Они снова переглядываются.
– Имя Изольды Альбертовны случайно нигде не попадалось? – с интересом спрашивает Майоров.
– Попадалось, – утвердительно киваю.
Парни опять перекидываются молчаливыми взглядами, но не спешат комментировать то, что знаю сами.
Напрягаюсь.
Их реакция явно свидетельствует о чем-то неприятном и крайне хреновом для Насти и Тимоши, ведь в любом другом случае никто из них не стал бы себя так вести во время операции.
– Имя необычное, и поэтому запомнил, – добавляю, пытаясь подтолкнуть коллег к серьезному разговору.
– Значит, заслуженного отдыха не вышло, – тихо комментирует Миша.
– Видимо, придется ее отправить к Марьям, – добавляет Карпатов.
А я стою, как дурак, и не понимаю ничего из того, что они говорят.
Глава 38. Дима
Из операционной выхожу последним.
За моей спиной закрываются двери, и я знаю, что с минуты на минуту придут ее обрабатывать, ведь пострадавших от обрушения дома слишком много, и свободная операционная может потребоваться ежесекундно.
Нельзя время терять. Оно сейчас на вес золота.
Прохожу по коридору в сторону лифтового холла, пешком идти не хочу, настроения нет. Операция из меня выжала все соки.
Разумом понимаю, ничего уже не изменить, но в глубине души жалею, что не выяснил ничего про сына чуть раньше. Может быть, мы смогли бы избежать множество проблем, которые сейчас имеем.
Если бы, если бы…
Тимошу перевели в реанимацию, и теперь у него будет самый тяжелый период восстановления, ведь первые сутки после операции всегда самые сложные. Нам необходимо убедиться, что анастамоз состоялся, и лишь после этого можно будет задумываться о переходе в палату.
Нужно тщательно следить за показателями Тимофея, мониторить их нон-стопом и быть готовыми в любой момент взять его снова на стол.
Я настоял на проведении операции эндоскопическим методом, хоть все указывало именно на лапаротомию. Мы рискнули и очень хочется, чтобы организм малыша не подвел.
Он ребенок совсем… Если сейчас влезем в брюшину и проведем полостную операцию, то потом он может всю жизнь страдать от спаечной болезни. Нафиг! Я буду биться до последнего, чтобы осложнений можно было избежать.
Витая в своих мыслях, иду по коридору, думаю о том, все ли учел.
– Ланской? – вдруг меня окликают со спины. Останавливаюсь. – Ты чего здесь делаешь? – на меня удивленно смотрит Санек.
– А где мне быть по-твоему? – с легкой усмешкой задаю вопрос.
На душе так погано, что не передать словами. Нет ни малейшей радости от успешно проведенной операции, словно я только что не спас собственного ребенка от неминуемой смерти.
Ничего не чувствую. Устал.
– Как где? В операционной, – говорит таким тоном, словно это само собой разумеющееся. – Очередь на операцию знаешь какая? – спрашивает с легким прищуром.
– Сань, мне нужно выдохнуть, – признаюсь. – Хреново.