Отец открывает рот, чтобы возразить, но ему не позволяет сказать ни единого слова моя мама. Она хватает папу за руку, шикает на него и ведет в сторону выхода.
– Идем, – тянет его за собой. Удивительно, но отец подчиняется.
Мама выводит его из палаты, я выдыхаю.
– Прости! – с виноватым взглядом обращаюсь к Ланскому. – Они хорошие у меня. Честно.
– Вижу, – Дима горько ухмыляется.
Мне дико неудобно за всю ситуацию, и как исправить ее, я не знаю. Хоть сама иди и все объясняй.
– Пожалуйста, ничего не говори про Вику, – прошу. – Правда разобьет родителям сердце, а у мамы давление, она не переживет.
Дима подходит ко мне вплотную, берет за руки, смотрит прямо. А на глубине его глаз я вижу настоящие эмоции и замираю. Колени слабеют.
– Не переживай, – произносит ласково. От его голоса в груди становится тесно, ком в горле мешает дышать. – Мы со всем справимся, – обещает. – Я тебя в обиду не дам.
Глаза в глаза, единство душ. Я понимаю, что после этого разговора моя жизнь никогда не будет прежней. Ланской – шикарный мужчина, и раз он сказал, то можно верить ему.
Приподнимаюсь на носочки, практически касаюсь его губ своими, замираю.
– Спасибо, – шепчу.
Я чувствую его дыхание на моих губах, голова идет кругом. Время застывает, и мир сужается до нас двоих.
– Ничего не бойся, – произносит с твердой уверенностью. – Я рядом.
Хочу ответить, но не успеваю. Он накрывает мои губы своими и врывается чувственным, глубоким поцелуем. Отвечаю мгновенно, даже не думаю его сдержать.
– Дочка, мы с тобой чуть позже обо всем поговорим! – доносится из коридора голос матери.
Дима отстраняется, смотрит на меня, а у самого поволока во взгляде. Ему требуется немного времени, чтобы снова взять себя в руки.
У меня сердце вот-вот выскочит из груди.
– Иди к дочери, – кивает в сторону Вики. – И ни о чем не переживай.
– Угу, – киваю. Это единственное, на что я сейчас способна.
Он резко разворачивается и быстрым шагом выходит из палаты, а я остаюсь стоять посреди помещения, пытаюсь осознать, что только что произошло.
Мы с ним поцеловались. Это было нечто!
На губах до сих пор чувствую его силу и напор.
Витая в облаках, закрываю глаза и позволяю себе в полной мере насладиться моментом, в груди теплится давно позабытое чувство, и я хочу продлить это мгновение.
За моей спиной раздается детский плач, распахиваю глаза и понимаю, что Викуля проснулась. Проверяю время, не прошло ли три часа и не нужно ли малышке кушать.
Прошло. Пора.
Глава 40. Дима
– Ланской! Ты где пропадаешь? Мы тебя обыскались уже, – стоит только переступить порог ординаторской, как Высоцкий накидывается на меня с вопросами.
Леха уже вторые сутки на смене, вчера подменял Мишу, а сегодня останется за себя. Майоров просил меня подстраховать, но я не мог, сам едва на ногах держусь. Неделька выдалась крайне насыщенной и сложной, поскорее бы она прошла.
– У пациентов был, – коротко бросаю ему.
Я сейчас не в том состоянии, чтобы нормально общаться. Сейчас все мои мысли с Настей, сердце с Тимошей, а разумом я вынужден оставаться здесь. Нужно решать новые вопросы, которые только растут как снежный ком и как ни стараюсь, не могу и с половиной из них разобраться. Все только сильнее запутываюсь в клубок.
Я еще не успел устранить угрозу для девочек в виде биологического отца Вики, как тут на голову свалилась авария с домом, пришлось все бросать и приезжать. Не успел войти в рабочее русло, как выясняется, что мне пришлось оперировать собственного сына, теперь его дед выносит мне мозг.
Отец Насти выбесил. Честно.
Как можно быть таким тугодумом и эгоистом? Я в шоке, что у него получилась такая замечательная дочь!
Он даже ведь не поинтересовался состоянием дел своего внука. Не спросил, как прошла операция, и все ли нормально с мальчиком.
Может быть, я накосячил и у него теперь нет внука? Может у него была травма несовместимая с жизнью? Ведь всякое может быть, это жизнь.
Вместо этого завелся с пол-оборота и бухтит, бухтит, бухтит. Словно его недовольство что-то изменит.
Наоборот, радоваться должен! Ведь если у Тимофея появился отец, то ему же легче будет. Теперь есть человек, с которого можно спросить за внука. Человек, который сможет помочь.
– С тобой Карпов связался? – спрашивает Высоцкий. Он делает вид, будто не замечает, что я пришел не один, и я за это ему благодарен.
Леха неимоверным образом чувствует эмоциональное состояние и не лезет дальше, видя, что мне не по себе.
– Нет, – говорю истинную правду. Достаю из кармана телефон, вижу пять пропущенных от Сереги. – Блин, не слышал, – произношу, матеря себя всем, на чем только стоит свет. – Что он сказал? – поднимаю на Высоцкого обеспокоенный взгляд.
Карпов просто так звонить не стал бы. Тем более несколько раз подряд.
– С твоим пациентом все в порядке, – озвучивает желанную для меня новость. – Вышел из наркоза, пришел в себя.
– Отлично! – не скрываю своего облегчения. Теперь можно выдыхать.
Поворачиваюсь к родителям Насти, те смотрят на меня выжидающе. Будущий тесть, так вообще, с нескрываемой враждой. Про внука не спрашивают, тогда и нечего им говорить о его самочувствии, пусть дальше гадают.
А я лучше вместо попусту потраченного времени приступлю к реабилитации малыша.
– Ты наверх? – спрашиваю у Лехи намеренно опуская название отделения. Не хочу, чтобы стоящие за моей спиной люди начали задавать лишние вопросы. Вообще с ними ничего, что касается Тимоши или Вики, не хочу обсуждать. Не заслужили.
– Работа сама себя не сделает, – отвечает, направляясь к выходу из ординаторской. Леха стороной обходит родителей Насти, словно они заразные и к ним лучше не прикасаться. А они продолжают стоять у порога и не спешат проходить. Их право.
– Твоя, кстати, тоже, – говорит с легкой ухмылкой.
Намек засчитан.
– Скоро буду, – заверяю его.
Заниматься хождением вокруг, да около и размусоливанием с родителями Насти не намерен, расставлю все по своим местам и баста.
– У меня здесь неотложный разговор, – киваю на стоящую в дверях пару. – Как освобожусь, подойду.
– Давай шустрее, – говорит многозначительным тоном. Я прекрасно понимаю, что скрывается за ним. – Самый срочный разговор способен подождать, когда на кону стоит человеческая жизнь, – озвучивает суровую правду.
– Знаю, – не могу с ним не согласиться, но и отпустить родителей Насти не обозначив своего мнения тоже не могу. Их поведение и отношение к дочери недопустимо. – Все операционные заняты, – поясняю причину своего с виду нелогичного решения. После этих слов Высоцкий немного сбавляет обороты. – Как какая-то из них освободится, мне сообщат.
– Понял тебя, – бросает коротко.
Достает телефон из кармана, прощаясь, машет рукой и выходит из ординаторской, параллельно принимая вызов. Леха сосредоточен и собран, его на столе ждет непростой пациент.
С Яковлевыми-старшими, наконец, остаемся наедине.
– Как видите, мы с вами крайне ограничены по времени и поэтому я перейду сразу к делу, – обращаюсь к ним сухим деловым тоном. – Поэтому прошу меня извинить, если мои слова вам покажутся слишком резкими.
Я не собираюсь прогибаться и лебезить, мне это нафиг не нужно. Пусть принимают меня таким, какой я есть.
Подбирать выражения и заботиться об уважительном тоже у меня нет ни малейшего желания, ни времени.
– Ваша дочь порядочная женщина и замечательная мать, – заявляю, смотря поочередно каждому из стоящих напротив меня людей в глаза. – Если вы не видите, какое она сокровище, то искренне вам сочувствую. Я до сих пор не понимаю как такие, как вы, смогли такой вырастить столь прекрасную дочь.
– Такие как мы? – возмущенно спрашивает мать Насти. Я настолько в запаре, что даже не удосужился узнать, как ее зовут. – Да как у тебя язык поворачивается такое про нас говорить! – театрально возмущается. – Нахал! – кидает в лицо.
– Заметьте, я вас не оскорблял, – подмечаю совершенно спокойно. Я не собираюсь поддаваться на дешевые провокации и строить из себя обиженку. Профиль не тот.
– А что же ты сделал? – недобро ухмыляется Настин отец. Его тоже задели мои слова.
Отлично. Значит, я оказался прав.
Помимо эгоизма эти двое зациклены на чувстве собственного достоинства и видимого, мнимого благополучия. Такие родители скорее комплексов детям наделают, чем смогут воспитать психически здоровых людей.
Комплекс на комплексе и комплексом подгоняет. И это все они проецируют сначала на дочерей, а затем и на внука.
М-да.
– Я всего лишь озвучил факт, – равнодушно пожимаю плечами. – Давайте, попробуйте возразить и докажите, что я не прав, – обращаюсь к ним с вызовом. Я не намерен ни перед кем лебезить.
– Раз воспитали, значит как-то смогли, – шипит Настина мать.
– Слушай, что тебе нужно от нашей дочери и от нас? – мужчина, наконец, начинает задавать правильные вопросы.
– Мне? – усмехаюсь. – Лично мне от вас не нужно ничего совершенно. Спасибо! – говорю с иронией. – А вот с Настей и Тимофеем я вам обращаться погано не дам.
– И что же ты сделаешь? – спрашивает Настин отец, не скрывая сарказма. – Считаешь, что раз появился, то взмахом руки решишь все проблемы? Так не бывает! Тебя не было несколько лет, между вами настоящая пропасть. За пару дней ты ее не сократишь.
– Может и не сокращу, – говорю, не прогибаясь под тяжестью направленного на меня взгляда. – Но вам я больше не позволю обращаться с ней пренебрежительно, – отрезаю.
– Как посчитаем нужным, так и будем с ней общаться, – фыркает женщина.
– Я предупредил, – произношу сурово.
– Ты ничего не сможешь сделать, – авторитетно заявляет мужчина.
– А ты проверь!
Глава 41. Дима
После общения с родителями Насти я долго не могу собраться. Разговор с ними удивительным образом выбил меня из колеи.
– Дим, тебя долго ждать? – высказывает свое недов