– Поняла, – печально вздыхаю. Беру кружку, отпиваю горячего чая. – Спасибо, что сказал правду.
Пьем чай. Дима внимательно следит за мной, смотрит то на меня, то на Вику. Иногда хмурится.
Не выпив и половины кружки, отставляет ее в сторону. Смотрит мне прямо в глаза.
– Насть, ты мне должна ответить на ряд вопросов, – произносит, тщательно подбирая слова. – Не хочу показаться грубым, но все же, – делает паузу. – Пока ты не ответишь, я не уйду.
Обреченно вздыхаю.
Отступать все равно некуда. Если я сама не отвечу, то Ланской все равно не успокоится и начнет копаться в прошлом.
У Димы есть все мои документы, прописка, данные с места жительства и доступ к базе. Ему не составит труда пробить меня по своей системе.
Только от одной мысли об этом у меня кровь стынет в жилах.
Мне этого не нужно от слова совсем.
– Хорошо, – произношу, принимая решение. – Спрашивай. Что тебя интересует?
Я стараюсь говорить уверенным, твердым голосом, но у меня ничего не выходит. Внутри все от страха дрожит.
– Давай поговорим о Вике, – предлагает Ланской, внимательно следя за моей реакцией. – И о суррогатном материнстве.
– О нем не о чем говорить, – заявляю на эмоциях.
– Первородку не берут на роль суррогатной матери, – констатирует факт. – Значит, у тебя был ребенок. Точнее, есть, – поправляется. – Сын.
Кровь отливает от лица.
– Ведь так? – Ланской впивается в меня взглядом.
Глава 14. Настя
Выдержать пристальное внимание Димы и не поддаться эмоциям мне удается с превеликим трудом. Когда он рядом, мое сердце бьется слишком быстро, и я ничего не могу с этим поделать.
Ланской для меня не чужой человек, наши жизни связаны навечно. Пусть он об этом и не знает.
Надеюсь, не узнает никогда.
Я, конечно, понимаю, что ему может быть интересна моя жизнь, но считаю это излишним любопытством и не собираюсь отвечать на подобные вопросы. Все, что не относится к делу – моя личная жизнь, и вдаваться в ее подробности я не желаю.
Не для того я здесь. Совершенно.
Мне нужно как можно скорее поставить на ноги дочь, разобраться с ее здоровьем, а дальше уже заниматься здоровьем сына. С Тимошей тоже все не так просто, как хотелось бы. Принесенная из детского садика скарлатина не прошла бесследно.
Кроме меня никто ничем ему не поможет. Местные врачи оказались бессильны, увы. Они лишь смогли поставить диагноз, а дальше лишь разводят руками.
Обо всем остальном я должна буду позаботиться сама.
Вике повезло, что по ее профилю есть такие хирурги, как Дима. Что они берутся за сложнейшую операцию и проводят ее отлично, что спасают маленьких пациентов. А еще я не слышала, чтобы в отделении кто-то в открытую назвал бы сумму «благодарности» за операцию. Знаю, в большинстве клиник на двери ординаторской едва ли не прейскурант висит.
Понимаю, мне ее все равно придется заплатить, но я хотя бы буду благодарить по средствам. Как бы мне ни хотелось, но большой суммы у меня все равно нет.
– Насть, так упорно продолжаешь отнекиваться, – окончательно загоняет меня в тупик. – Я ведь не дурак, читать и думать умею.
От его слов у меня по позвоночнику проступает ледяной пот. А что, если Дима все понял?..
– Да, у меня есть ребенок, – говорю правду.
Смысла скрывать его все равно нет. Дима прекрасно осведомлен к требованиям, выдвигаемым женщине на роль суррогатной матери, у него есть доступ к определенным моим документам и выписным эпикризам.
Продолжать лгать и изворачиваться будет глупо, я лишь сильнее подставлю себя.
– Только вот мой старший ребенок не имеет к Вике и нынешней ситуации ни малейшего отношения, – ставлю жирную точку в этой теме. – Он родился совершенно здоровым. Я не собираюсь его с кем-либо обсуждать.
Ланской смотрит на меня. Молчит. Ухмыляется.
– Ну раз ты так категорична, – произносит, внимательно следя за моей реакцией. – Настаивать не стану. Лезть тоже.
– Благодарю, – произношу от чистого сердца.
Тревога отпускает. Правда, совсем чуть-чуть.
Я действительно рада, что он не стал давить на меня и остановится. Дима ведь мог продолжить задавать вопросы, требовать ответа на них, но не стал этого делать. Его отношение ко мне просто бесценно.
Вдруг понимаю, что начинаю ему доверять.
– У Вики другие родители, – признаюсь. – По крайней мере, отец, – добавляю чуть слышно.
Вдаваться в подробности не спешу.
Я связана по рукам и ногам жестким контрактом. Пусть дочка осталась со мной, но есть ряд пунктов, из-за которых я продолжу молчать. Нарушать их нельзя ни при каком раскладе.
– К генетике у меня вопросов нет. Там все чисто, – говорит Дима и я понимаю, что мне вдруг становится гораздо легче после его слов.
Не думала, что так сильно переживала из-за возможности генетического заболевания. Но теперь, когда точно знаю, что его нет, мне значительно лучше.
– Уверен, если бы были какие-то проблемы, их устранили на стадии формирования эмбриона, – Ланской продолжает озвучивать свои мысли. – Поэтому мы опустим этот момент, – ставит точку во всех прочих сомнениях.
Выдыхаю. Я даже не думала, что не дышала столько времени.
– Спасибо. После твоих слов мне стало спокойнее, – говорю от чистого сердца и снова делаю глоток чая.
Горячий напиток оставляет после себя приятное терпкое послевкусие и согревает. Чувствую, как приливает молоко и мне становится грустно.
Я так хотела кормить дочку сама…
– Дим, точно нельзя уходить со смеси? – спрашиваю еще раз.
– Точно, – кивает. – Понимаю, что очень хочется, но все же давай не будем рисковать. Хорошо?
– Хорошо, – произношу упадническим тоном.
– Настя, ты со всем справишься, – говорит с твердой убежденностью в голосе.
– Почему ты так в этом уверен? – не могу не начать улыбаться после его слов.
– Потому что ты – боец, – заявляет. – Ты не сдаешься при первых же трудностях и до последнего борешься за то, что тебе дорого.
– Что есть, то есть, – киваю. Мне очень приятно слышать от Ланского такие слова.
Как бы то ни было, он мой первый и пока еще единственный мужчина. Ни с кем другим я не была.
– Дима, – ни с того ни с сего решаюсь спросить. – Скажи, ты случайно не знаешь хорошего кардиолога? Или кардиологический центр?
Все. Спросила.
Внутри все дрожит.
Но Ланской, судя по всему, мой единственный шанс.
Ему ведь не обязательно знать про Тимошу, чтобы ему помочь. Правда ж?
Если Дима подскажет специалиста, который сможет помочь нашему сыну, то я буду ему благодарна до конца своих дней.
– Тебе зачем? – тут же летит в ответ. – У Вики с сердцем все в порядке. Можешь не беспокоиться, мы проверили. Единственное, у нее не закрылось окно, но это не критично. Немного подрастет, и оно обязательно закроется. Такое часто встречается у новорожденных.
– Мне не для Вики, – признаюсь, пытаясь не трястись как осиновый лист.
– А для кого? – интересуется мужчина.
Замолкаю. Кусаю губы.
И что тут сказать?
Глава 15. Дима
– Ланской! Тебя по всей клинике с собаками ищут, а он чаи с пациентками распивает, – в палату влетает Хмельницкий.
Мне достаточно одного беглого взгляда, чтобы понять. У Сани для меня очередное дело, и он твердо вознамерился меня в него втянуть.
Мы менее часа назад закончили сложнейшую операцию, на которой спасли ребенка после чудовищной врачебной ошибки. Я вообще в шоке, что Хмельницкий в принципе сумел разглядеть проблему до того, как она себя проявила. Если бы не Саня со своей неуемной энергией и невероятным везением, то даже самый крутой врач не сумел бы вытащить малыша.
Он вовремя заметил неладное. Мы вовремя провели необходимые обследования, выявили и устранили причину.
Мы молодцы.
– Мы разговариваем, – заявляю спокойно, не ведясь на спешку.
Санька прям прет.
Он стоит в дверях палаты, хочет пройти, но прекрасно понимает, что у нас сугубо конфиденциальный разговор и вмешиваться в него не стоит. Поэтому всем своим видом показывает, что у него времени нет.
– Настя, для чего тебе нужен кардиолог? – спрашиваю у Яковлевой. Мне становится интересно, что скрывает девушка. Уверен, если выясню правду, то смогу ее лучше понять.
Чем ближе я ее узнаю, чем больше мне становится известно о Насте, тем сильнее не понимаю, как она решилась пойти на столь отчаянный шаг. Стала суррогатной матерью, собиралась отдать ребенка…
Эти поступки противоречат всему, что исходит от девушки. Противоречат ее сущности. Ей самой.
Не понимаю…
Но очень хочу разобраться. Уверен, в столь отчаянном поступке есть не менее отчаянная нужда.
– Нужен, – не желает вдаваться в детали.
Хмурюсь.
– Кардиолог или кардиохирург? – без задней мысли уточняет Хмельницкий. – Или сосудистый хирург? Аритмолог? – закидывает Яковлеву названиями специалистов в кардиологии. Он бы еще малоинвазивного хирурга или флеболога, блин, назвал!
Настя смотрит на него, взгляд растерян.
– Не знаю, – шепчет, теряясь.
– Так ты сначала узнай, а потом уже специалиста ищи, – прямо в лоб озвучивает суровую правду Хмельницкий. – Это совершенно разные специализации, совершенно разные врачи, хоть направление, по сути, у них одно. Разберись в проблеме и уже тогда действуй, гораздо больше времени сохранишь.
Слова Сани словно тысячи стрел врезаются в Настю. Она отшатывается, шмыгает носом и пытается скрыть наворачивающиеся слезы на глаза.
Смотрю на девушку и мне становится искренне ее жаль. Хочется обнять, поддержать и заверить, что она со всем справится, и у нее обязательно все будет хорошо.
– Значит нет места, куда я могу приехать и найти того, кто мне сможет помочь? – Настя спрашивает убитым голосом.
– Ну почему же? – пожимает плечами Хмельницкий. – Такое место есть, но если с улицы заходить, то простому смертному обследование там будет не по карману.
Настя бледнеет. Делает резкий глубокий вдох, задерживает дыхание и крепко сжимает край одеяла.