В чем в чем, а в утверждении, что милиции города не до сна и покоя, Курасов был абсолютно прав. Как только произошли первые кражи со взломом сейфов, начальник управления Куйбышевского уголовного розыска Иван Александрович Гончаров вызвал старшего инспектора отдела по особо важным делам Алексеева.
— Немедленно выезжайте, капитан, на место.
— Слушаюсь, товарищ полковник!
Спустя пять минут Алексеев сидел в потрепанном, видавшем виды «газике».
— Куда, Александр Николаич? — коротко осведомился водитель.
— В Черноречье. И — на все педали!
Явно кого-то передразнивая, водитель незамедлительно откликнулся:
— Это мы могем!
Обычно чуткий и к самой немудреной шутке — улыбка во все открытое лицо, — на сей раз Алексеев хмуро промолчал. Мысленно он был уже там, в ограбленном магазине. До веселья ли тут? Немалый (ровно десять лет) опыт работы в уголовном розыске подсказывал: каша заварилась крутая, быть может, крутая невпроворот. Во всяком случае, на его памяти такого, чтобы не в городе, даже не в районном центре, а в рядовом селе распилили сейф, еще не было. Потому и не принял шутку водителя, потому и торопил его:
— Жми, Коля, жми!
Поиск преступника лучше всего вести по его свежим следам, пока они, так сказать, горяченькие. Эту не столь сложную, однако весьма важную истину Алексеев усвоил твердо с первых дней пребывания в органах милиции. И сейчас, примчавшись в Черноречье, он, не теряя ни минуты, вызвал работников магазина, в присутствии понятых приступил к осмотру.
Глаза у Алексеева наметанные. Но как ни приглядывался, сколько ни крутился под выставленным окном, зацепиться не мог ни за что. Хотя бы чуть приметный отпечаток ботинка, сапога или просто босой ноги, что ли, — ничего. Но должен же был оставить вор какую-нибудь отметину не бестелесный же, не спускался, черт побери, по веревочной лестнице с вертолета, не выламывал раму в висячем положении. Должен, непременно должен, если даже предположить, а оно так и получается, что преступление было совершено до начала или, скорее всего, во время дождя, который смыл все следы.
И Алексеев терпеливо продолжал поиск. Когда терпение это, казалось, вот-вот иссякнет, шагах в семи- восьми от окна заметил свежий, не успевший свернуться листик ветлы. Чуть подальше — еще один, а у самой дороги — третий. Как они здесь оказались, откуда взялись? На всей улице — ни одного похожего дерева. Так откуда же? Инспектор бережно поднял все три листика, завернул в носовой платок, сунул в карман. Интуиция подсказывала: могут пригодиться, да еще, быть может, как, ибо сразу чувствовалось: орудовал вор опытный, осторожный, а в поимке такого драгоценна любая улика.
Через полчаса Алексеев с горечью убедился: его предположение, что у грабителя (или грабителей, он еще не знал) самая высокая квалификация, оказалось безошибочным. Осмотр взломанного сейфа, как до этого осмотр выставленного окна, не дал ему ровным счетом ничего. В магазин вошел, не зная, за какую ниточку ухватиться, и вышел с тем же.
А здесь, на улице, возле магазина, уже собралась толпа любопытных — успел сработать беспроволочный деревенский телеграф. Охали, ахали, комментировали происшествие:
— Ить надо, такую решетку, разбойник, отодрал.
— Чай, он не руками, поди, ломом выкорячивал.
— Ты почему знаешь? Аль практику имеешь? Гы-гы- гы!..
Алексеев усмехнулся, потом, занятый своими невеселыми мыслями, снова нахмурился, поинтересовался:
— Кочкин, ветлы у вас в селе растут?
— Ветлы? — озадаченно переспросил участковый милиционер. — В селе? Вдруг-то и не скажу, покумекать надо малость.
— Чего напрасно кумекать? — вмешалась в разговор одна из понятых, Нина Петрякова. — В селе, кажись, нет. А вон там, — махнула рукой в сторону города, — за огородами, есть.
Вторая понятая, Натра Сайфутдинова, добавила:
— И вдоль Самары, то есть по ее берегу, целый лес. — Не удержалась, полюбопытствовала: — А зачем они вам, ветлы?
— Веников хочу наломать, в баньке попариться.
— Так веник лучше березовый иль дубовый, — не понял шутки участковый.
— Может, и лучше, — поскучневшим голосом, рассеянно согласился Алексеев. Круто меняя разговор, кивком головы показал на обезображенное окно: — Как думаешь, Кочкин, чьих рук дело?
Тот помялся, стараясь придать лицу глубокомысленное выражение.
— Ума не приложу, Александр Николаевич. — Чуточку помедлив, рьяно пообещал: — По всем дворам пройду, из-под земли подлеца выкопаю!
— Насчет всех дворов — не знаю, надо ли. Но поговорить с людьми, само собой, необходимо. И, конечно, охватить как можно больше. Вдруг кто-то что-нибудь видел, слышал или хотя бы имеет догадку. Пусть показание окажется микроскопическим — все равно и его на заметку.
— Понял, Александр Николаевич, так и сделаю, я этого мазурика к ногтю, к ногтю! Все силы приложу!
«Ни черта не сделаешь, ни черта не приложишь»,— раздраженно подумал Алексеев.
До этого ему с Кочкиным встречаться не доводилось и что он за человек, не имел понятия. Но вот побыл с ним, поговорил, задавая то прямые, то косвенные вопросы, выяснил, как он понимает и выполняет свои вовсе не простые обязанности участкового, и пришел к неутешительному выводу: Кочкин из тех, кто много обещает и мало делает.
«Но, может, решил я слишком поспешно, может, к счастью, ошибаюсь?» — засомневался Алексеев.
Нет, очень скоро он убедился в своей правоте. Абсолютно никакой помощи Кочкин ему не оказал, он даже толком побеседовать с людьми не сумел. Пришлось Алексееву идти по домам самому. Впоследствии по его рекомендации у следователя побывали В. Е. Журавлева, Е. Н. Козлова, А. И. Картавцева, многие другие жители Черноречья. Все они искренне стремились помочь работникам милиции установить личность вора, однако ничего конкретного, определенного сказать не могли, а потому, чувствуя себя без вины виноватыми, сокрушались:
— Ведь что обидно? Может, он, гадюка, рядом живет, руку подает, в глаза заглядывает, а что он и есть гадюка, не догадываемся, не знаем...
Время придвинулось к обеду, Алексеев же не сделал и малюсенького шага вперед. Кто? Вопрос оставался без ответа. И, вероятно, именно потому, что иной зацепки больше пока не имелось, дал ход листикам ветлы. «Ну хорошо, — рассуждал, — вон под взломанным окном в землю втоптана старая подкова, рядом синеет стеклышко разбитой бутылки, ближе к дороге валяется придавленный ребристым камнем клок сухого сена. Видно сразу, они здесь не первый день. Но листья, листья. Загадка...»
В конце концов Алексеев решил обследовать ветлу за огородами, о которой говорила понятая. Тут-то он и оживился, и воспрянул духом. Под огромным неохватным деревом обнаружил четко отпечатанные ботинками вмятины, а на уровне груди человека среднего роста — обломанные ветки. Как сохранились вмятины, ломать голову было не нужно — их защитила от дождя густая крона ветлы. Не представлял особой трудности и вопрос: зачем потребовались ворам, если то действительно дело их рук, ветки? Скорее всего затем, чтобы, покидая ограбленный магазин, замести ими свои следы. Что ж, там, в селе, замели, а здесь? А здесь они вот, как на ладони, и идут по полю от тропинки, проложенной в город.
Алексеев вздохнул посвободнее: хоть что-то приоткрылось. Теперь он по крайней мере знал, что грабители, как и положено на сей бренной земле, были существами вполне телесными — вот оставленные ими следы, вот! — и что действовали они втроем, об этом свидетельствовали опять- таки все те же следы. Но эти следы одновременно поставили и мудреную задачу. Тянулись они из города. Почему? Ходили туда чернореченцы, а потом вернулись домой? Или в село наведывались куйбышевские «ломовики». Где ответ? Как его найти?
Читателю сейчас проще, ибо ему уже известно, что шайка была смешанной: Курасовы — куйбышевцы, Гайданов — чернореченец. А инспектор тогда места себе не находил, беспрестанно бросал взгляд с села на город, с города на село: где, откуда, кто? Ответ на этот основательно потрепавший его нервы вопрос Алексеев дал после того, как были ограблены сберкасса в Никольском и магазин в Алтуховке.
— Жулики одни и те же и живут здесь, в Куйбышеве, — твердо, уверенно доложил он полковнику Гончарову.
— На интуицию полагаетесь? Сами же только что сказали: никаких следов.
— Да, и в Черноречье, и в Никольском, и в Алтуховке — никаких: подметено чисто. А это уже шаблон. Кроме того, разрез петель у сейфов совершенно одинаков.
— Криминалисты подтверждают?
— Так точно!
Гончаров аккуратно собрал разложенные на столе бумаги в. терракотовую, с белыми тесемками папку, прошел к окну, сцепив за спиной руки, долго, минут пять, а то и больше, стоял неподвижно, наблюдая за городом.
Тот жил своей обычной жизнью. По тротуарам двигались нескончаемые встречные людские потоки; рассыпая электрические молнии, шуршали колесами утрамбованные пассажирами троллейбусы; даже здесь, у главного здания милиции областного центра, не всегда соблюдая нужную дистанцию и скорость, мчались вереницы автомашин всевозможных марок; не обращая внимания на красный глаз светофора, молодая мама перевозила через улицу детскую коляску с притороченным к ней воздушным шариком...
О чем все эти долгих пять минут думал начальник Куйбышевского уголовного розыска? Множество разноречивых, вроде бы и не очень связанных между собой мыслей успело пронестись в его голове, но главной была одна и та же: немедленно обезвредить взломщиков сейфов, перекрыть им все возможные пути-дороги. Сознавал: дело сложное. Город огромный, более миллиона двухсот тысяч жителей. Тут, пожалуй, без особой натяжки применительна пословица об иголке и стоге сена. Отыщи-ка! Однако из этого вовсе не следует, что преступников взять невозможно. Можно, еще как можно! И эти трое, и другие подобные им любители поживиться за чужой счет — к несчастью, есть они пока, не перевелись — никуда не денутся, непременно предстанут перед лицом закона. Надо лишь добиться этого как можно скорее.