На край эстрады вышел певец, мелкие черты лица, волосы до плеч, пудра на щеках. Томно закатил глаза:
«Утомленное солнце нежно с морем прощалось......
В зале погасили большой свет. Полумрак. Красные блики на музыкантах. Выше всех — Чабан, барабанщик, ударник... Фимка видел, как за соседним столом черные люди рвали зубами куски жареного мяса. Позади кто-то чавкал. Звенело стекло, ряженое под хрусталь. Взвизгнула женщина за столбом, подпиравшим потолок.
— Блеск! — Тамара слегка охмелела. Глаза ее расширились, посверкивали в красном свете. Она раскачивалась на стуле, притопывала в такт барабану.
— Сколько же нужно зарабатывать, чтобы тут кутить? — вслух подумал Фимка. Легкая волна опьянения окатила его.
— Лопух, люди по косой в день гребут!.. Сплавил одну машину — десять косых! — Она положила руку ему на плечо. — Поехать бы на море!..
Фимка вспомнил, как она ходила по вагону, собирая использованные билеты. Она ответила, что до института работала в конструкторском бюро, на командировки гроши выдавали, вот и выгадывала...
— Один мужик мне говорил: «Обсевки мы на поле социализма!» — Фимка обвел рукой притемненный зал. — Разве же это обсевки?.. Нашим парням нужно вкалывать в две смены, чтобы заработать на один такой вечер... Вот ты врачом станешь. На свою зарплату потянет сюда?..
Тамара не ответила. Лощеный, в светлой тенниске позвал ее танцевать. Фимка облокотился на стол. Вино все больше входило в кровь. Он опять вспомнил свою маму: «Могла ли она даже мечтать о таком ресторане?». С удивлением смотрел он, как за столиком девушка лет шестнадцати взгромоздилась на колени лысого усатого мужчины. Пьяно кривляясь, они обнимались и целовались. Ноги ее оголились выше колен... Фимка поймал себя на мысли, что подобное он видел в кино о годах нэпа. Случайные люди со случайными деньгами — на свои, заработанные пети-мети не расшикуешься. И ему стало не по себе: ведь гуляют по-купечески! Как же так? Вот советская студентка Тамара непристойно жмется к партнеру, изгибается змеей. Он лапает ее без стеснения. Перед глазами встала мятая, затоптанная трава на обочине. Почему же Семен водится с такой?.. Фимка потрогал карман — там деньги, вырученные за билет. Не забыть бы вернуть их Чабану...
Стучали вилки. Звенело стекло. Зал полнился гулом голосов.
— Как, дети, живете-можете? — подходя, наигранно весело спросил Семен.
Тамара притихла, мяла в кулаке бумажную салфетку.
. — Что мы можем?.. В прошлом году в Сочи я встречала солнце в веселой компании. Пили, танцевали, пели...
Фимка пощипывал свою бороду, нетвердо держась на стуле.
— Ты ж, Чабан, прославиться хотел! А? Помнишь, в интернате?.. Чтоб весь мир сымал шляпу перед тобой. Помнишь?..
— Всему свое время, Фимка!.. Оно наш бог, время. Вон, видишь, мужик с трубой?.. Лауреат!.. Ему надо было завтра ехать в Одессу на конкурс исполнителей. А его не отпустили. Расстроен мужик в доску! — Семен вынул из внутреннего кармана билет. — Помоги, Фимка, мужику. Продай на вокзале. Сдавать в кассу — одна морока. Пока начальство найдешь, пока резолюция, очередь...
Фимка плохо понимал тягучие слова «кореша». Он сунул билет в карман. Смутно припомнил, как продавал уже билет старушке, вынул вырученные деньги, отдал их Семену.
— Велико дело!.. Ты для меня добро... Сто раз я тебе... Послушай, Чабан... Как же Клава?.. Ну-ну, молчу!..
Очнулся он на рассвете. Долго соображал, где лежит. На стене различил девушку в пляжном костюме и оранжевое море под голубым небом. Горы и ледник. Другую девушку с лыжами на плече... Тихонько оделся. На цыпочках вышел в сени. Вязко и горько было во рту. ВыЛил ковшик холодной воды. Так же бесшумно отворил калитку. Утренний свежак тянул с реки. В редком тумане на воде в лодках сидели рыбаки. Он вспоминал вчерашнее и ругательски ругал себя...
Утром хозяйка выговаривала Тамаре Пигалевой за ночных постояльцев. Предложила освободить комнату. У Тамары болела голова. Она ответила с раздражением:
— Деньги плачу — остальное мое дело!
— Через милицию выселю! — осердилась хозяйка.
Тамара вскипела, наступая на хозяйку:
— Грозить?! А ты не видела такое... Стоял домик и — как свеча! Была хозяйка — и ногами вперед на Рубежку!..
Хозяйка безвольно опустилась на сундук:
— О господи! Спаси мя грешную!
Жуков растворил окно настежь. Явственнее слышались короткие пересвисты маневрового паровоза. Лязг сцепок. Дохнуло вечерним холодком. Он прислонился к стенке, облизнул толстые губы. Кулаками потер глаза. В памяти еще не стихали разговоры с руководством. Обвинили его в медленном розыске. Напомнили и о фальшивых билетах. Выдумали, мол, с Бардышевым дело, а теперь сами тянете резину, повесили на отдел «самодеятельную заботу»!.. Полковник сначала прозрачно намекнул: не пора ли на пенсию?.. Евгений Васильевич сперва не придал значения его «наводке», но когда тот распаленно сказал: «Возрастное это!», — обидно стало до слез. Конечно, Бардышев мог, наверное, оперативнее вести дело, но его повседневно отрывали. И сам мог, вероятно, активнее помогать молодому помощнику... И дело тут совсем-совсем не в возрасте — вязкое расследование, кончик зацепить не удается.
— Заходите, Владимир Львович с материалами по билетам, — сказал Жуков по телефону Бардышеву.
Егений Васильевич навалился на подоконник, стараясь снять душевное напряжение. Небо было усеяно первыми звездами. В бездонной сини одна прочертила к земле светлый след и угасла. Месяц падающих звезд! Яблоки созрели. Грибникам раздолье. Полгорода — на полях: желтые разливы хлебов захватили!..
Бардышев был по-спортивному подтянут, в кремового цвета водолазке. Модные плетенки на ногах. Докладывал сдержанно: ,
— Работает преступная группа. Теперь мне ясно!.. Два случая, и в обоих корешков в архиве не оказалось. Значит, билеты были первично проданы где-то. У нас их подправили и сбыли с рук как новые. Оба до Москвы... — Бардышев протер очки, ожидая вопросов Жукова.
— И это все?
— Проверка заявления в книге жалоб поезда «Жигули» проведена. Пассажирка по указанному ею адресу не проживает и не проживала. Данные фамилии по адресному столу проверяются. Ребята из райотделов помогают. В кассовых залах на Полевой и на основном вокзале ведем круглосуточное наблюдение. Ориентированы дружинники и наши помощники из сотрудников вокзалов.
— А парень с бородкой?
— Теперь бород — пруд пруди!.. Поставила меня в тупик модная жалобщица, Евгений Васильевич. Назван фальшивый адрес. Почему? Допустим, не желала быть в роли опрашиваемой. А откуда она знала, что будет следствие? Угадала заранее, что билет негодный?..
— Не думаете же вы, Владимир Львович, что она сообщница? — Жуков прикрыл окно — мешал шум. Со стороны была заметна сутуловатость Бардышева. «С детства это у него или результат травмы? — И подосадовал: — Может помешать службе!»
— А если дело БХСС?.. Может, сами билетные кассиры? А? — Бардышев вопросительно смотрел на Жукова. А тот даже изменился в лице, натужил крутые желваки. Заикнись он об этом, полковник разнесет в пух- прах!.. Сдержал свой порыв. Ответил сухо:
— Не отклоняю... Но тотчас вопрос к вам: зачем они «двойники» стряпают? Зачем в переполненные вагоны посылают? Зачем сами нарываются на прокол?..
— Оплошка информации. Если справки достоверны — удача в руки! — Бардышев опять принялся за очки, вызывая Жукова на спор. — Насчет «двойников». Явление нередкое. В пассажирской службе, как вы знаете, на сей счет даже резерв предусмотрен. Так что преступники не слишком рискуют.
— Не скажите! Железнодорожнику, если увяз в деле с заглядом наперед, не резон привлекать сторонний глаз к поддельному билету. Не на один же билет он готовил краски, скребки, тушь, собирает использованные билеты, оборудовал мастерскую...
— Проводников мы проинструктировали: не допускать сбора старых билетов, примечать сборщиков.
— Дельно! Насчет билетных кассиров — версия, как предположение. — Жуков пролистал бумаги в папке, через лупу поглядел на билет. — А ведь расчет преступников на спешку, на халатность... Внимательно рассмотреть — изъяны выпирают сами!
Бардышев потер свой крутой подбородок. Усмехнулся.
— Лупу каждому проводнику! У вагонов такая толкучка — свои глаза береги да береги! А вы, товарищ майор, обещали архив...
— Задание мне даете? — Жуков скрывал под строгостью свое смущение: не побывал еще в архиве. — Кто здесь начальник— вы или я?..
— Виноват, товарищ майор. Но вы сами...
— Никаких но... Словесный портрет парня с бородой размножили?.. Ну вот, самодеятельная забота!..
— Бородка... Шрам на щеке... Не успел в картотеку...
Жуков захлопнул папку и встал.
— Итак. Начальство недовольно — первое. Дело на точке замерзания — второе. Направление главного удара: наблюдение и розыск парня с пассажиркой! Еще раз обратиться к дружинникам. Наружной службе — ушки на макушке и глаза — вширь!
— Поправка, товарищ майор. Первое — розыск и наблюдение. И последнее — начальство!
— Вам, Владимир Львович, долго ходить в лейтенантах. От перестановки слагаемых в жизни часто многое меняется.
— Мой принцип вам известен, товарищ майор!
— Поправка принимается, как теперь говорят, целиком и полностью! Пригласите еще раз бригадира: детали, мельчайшие подробности пассажирки. Ищите зацепку! Часы не считайте — время, как правило, наш противник!
— Диссертация моя горит синим пламенем! — вздохнул Бардышев.
— Свои диссертации мы писали в протоколах допросов, выстрачивали пулями ТТ и автоматов, заливали кровью бандитски убитых боевых товарищей...
— Понимаю, товарищ майор! — Бардышев стал по стойке «смирно», насупил светлые брови. — Накипь ныне почти не боится антинакипина. С ней научно надо поступать. Вот ведь вытравляют ее, а она к химии привыкает, .как клоп и таракан.
Фимка был ошарашен: только вынул билет - возле толкучки у касс, как услышал: