Полковник сердито глядел на Жукова. Пухлое лицо налилось краской.
— Кончили лирику! Беритесь за расследование убийства — весь сказ. Сами знаете, Евгений Васильевич, половина отдела в отпусках. Билеты вы размотали. Бардышев, кажется, толковый малый?..
— Приживается.
— Ну и ладненько. За дело!
— Фальшивобилетчики...
— Кончили! Теряете минуты, товарищ майор. Прокурор извещен. Дежурный следователь, судмедэксперт — на месте. Труп — в электричке.
Жуков забежал в кабинет за сумкой. Там — Бардышев.
— Убита женщина в электричке, — потерянно сообщил Евгений Васильевич. — Нам с вами, товарищ лейтенант, вести это «мокрое» дело.
— А билеты? А преступники?..
Жуков поморщился, как от зубной боли.
— Не акайте, Владимир Львович!.. Как повел себя Солуянов?..
— Фимка столкнулся у касс... с кем бы вы думали? С самим Дудниковым и сбежал.
— Ермилка брал билет?
— Не успел понять. За Фимкой, а он — на грузовом поезде, как полоумный.
— Де-ела-а-а!.. Берите машину, толковых дружинников — и к Дудникову! Ищите зацепки по билетам. Вот ордер на обыск... А самого — сюда!
Вернулся Жуков с места происшествия часов в одиннадцать вечера. Просматривал первичные бумаги, рапорт милиционера, сопровождавшего труп.
— Товарищ майор, помощник машиниста явился.
Жуков оторвал глаза от бумаг, снял очки в роговой оправе.
— Пригласите! — сказал он сержанту.
Молодой парень в форменном пиджаке с отличительными нашивками на рукавах мял берет в ладонях.
— Садитесь!.. Давайте-ка вспомним, что вам известно по данному случаю. — Жуков включил магнитофон, предупредив об этом свидетеля. — Видели ли вы, где села в вагон Кузина?
— На этот рейс пассажиров бывает мало. Одета она была празднично — трудно не заметить. Уже включили фонари, и я обратил внимание на блеск украшений на ее шее. Это было в Водинской. А когда тронулись, машинист послал меня по составу проверить освещение. В третьем вагоне женщина сидела одна. Это точно! Остановились на сто семьдесят втором километре. Я уже был в хвостовом вагоне. Смотрю, из дубнячка метут двое. Рослый мужик и тоненькая, как гимнастка, девушка. Она — в темных очках. А ему я, признаюсь, позавидовал: туфли на высоком каблуке! Давно мечтаю иметь такие. Успели они сесть. Пошел в голову поезда. В третьем вагоне увидел троих. Женщина в украшениях и те двое. Говорили громко, но как я приблизился, замолчали. Женщина была расстроенная, на лице красные пятна. Парень отвернулся к окну. Только длинные волосы завитками по вороту синей поролоновой куртки...
— Узнали бы их? — спросил Жуков.
— Наверное... Полусвет был в вагоне, да и торопился я — к Козелковской подъезжали.
Жуков отпустил железнодорожника.
За полночь вернулся Бардышев.
— Дудникова застали на пороге. В Читу собрался. — Лейтенант подал Жукову железнодорожный билет. — Не поддельный, кажется...
— Владимир Львович, какой сегодня день?
Не тотчас отозвался лейтенант. Сел на диван, протер очки, наморщил лоб.
— То-то же! — Жуков потянулся и вызвал дежурную машину. — С рассветом поезжайте, Владимир Львович, в дубравку, что на сто семьдесят втором километре перегона Козелковская — Водинская. Там должны быть следы парня и девушки. Ожидали электричку. Затем — продмаг, где Кузина была заведующей. Максимум внимания!.. Опросите жителей. А моему старому знакомому полезно побыть наедине. Утром с ним речи. За его флигельком, надеюсь, наблюдают? Бардышев кивнул головой.
В дубраве Бардышев с досадой ходил по десятку тропинок, видел сотни следов людей — обрывки бумаги, жесть консервных банок, лоскуты полиэтилена, яичная скорлупа... Он не выспался, продрог в открытой машине. На взлобке хозяйничал ветер, накрапывал дождик. Он мысленно ругал тех пассажиров, которые накануне сели в злосчастную электричку. С тем и выбрел на опушку. Двое мальчишек с корзинками спускались по косогору в лощину с озерком.
— Эй, грибники! Есть улов? — Владимир Львович догнал ребят. В лукошках лежали мокрые сыроежки и рыжики. Он полюбовался находками, похвалил мальчиков.
— А вы чего же? — Дети смотрели на его пустые руки.
— Не встречали девушку в темных очках? Отбился вот от напарницы!..
Ребята переглянулись, пожали плечами.
— Не-е... Сегодня нет. Вечером вчера жгли тут костер... Он в куртке... Точно! Она в черных очках...
— Где это было?
— Жарили колбасу! Точно! Вон, в чаще. Видите кучу мусора?
— Ладно, молодцы! Увидите мою грибницу, скажите, что жду ее у вчерашнего костра.
Ребята, укрывавшиеся от дождя под развесистыми дубами, поплелись вниз, к озерку.
Лесная поляна в чапыжнике. Куча серого пепла. Прутик с обгорелым концом. Порванная газета «Волжская коммуна» за вчерашнее число. Под кустом, на примятой траве, — две бутылки из-под «Саян». В траве он отыскал металлические пробки со свежими вмятинами. И обрывок, и пустые бутылки, и пробки бережно перенес в машину.
По скользкой дороге доехали до магазина в поселке. Кирпичная хибара с покатой крышей и горой порожних ящиков. Молоденькая продавщица скучала за прилавком.
— Бутылку бы напитка «Саяны», девушка.
— Кончились. Вчера продали последний ящик.
— Поговорить бы надо. — Бардышев показал ей служебное удостоверение. Она попросила уборщицу поскучать за прилавком и увела лейтенанта в подсобку.
— К Галине Архиповне вчера к обеду заявились двое, — рассказывала продавец, сгорая от нетерпения: зачем это знать милиции? Карие глазки ее жадно посверкивали. — Симпатичный парень с золотым обручальным кольцом. Лет за двадцать примерно. С ним крашеная девица в темных очках-черепахах.
— О чем они говорили?
— Не знаю. - Галина Архиповна выпроводила их с сердитым лицом. Нашли когда!.. У нее такой день!
— А потом что?
— А что случилось? Зачем вам все это?
Бардышев молча протирал вспотевшие стекла очков, тихо попросил:
— Продолжайте. И подробнее, пожалуйста.
— А что дальше?.. Девушка купила две бутылки «Саян» и двести граммов любительской колбасы по два десять... Хотели хлеба, но у нас кончился. Обошлись кульком пряников, в газету завернули.
— Кузина не говорила, кто у нее был? Что это за люди?
— Талдычу вам: не до того ей!.. Она и ключи мне доверила. Говорит: вдруг загуляю! — Продавец покраснела до слез, склонила голову. — К жениху собралась она. Перстень с камнем — на палец. Золотую цепочку — на шею. Позолоченный браслет — на руку. Завивку классную сделала. Надела новые часы «Луч» — высшей пробы золото. Такая красивая вся... Мы позавидовали ей по- хорошему... Может, судьба ее решалась. На двоих детей найди-ка мужика!..
Бардышев едва сдерживал волнение, уже догадываясь, кто были посетители Кузиной.
— У девушки не заметили ямочку на щеке?
— Извините, темно тут. Стрижка — под мальчишку. По-моему, золотая коронка слева...
В магазине было мрачно. Сквозь запыленные оконца едва пробивался дневной свет. С крыши текла вода, и ветром ее захлестывало в двери.
— Не с Галиной ли Архиповной что? К обеду дело, а ее все нет.
— Раньше вы эту пару видели?
— По-моему, они городские. По одежде если...
— Узнали б их?
— Думаю, что узнала б...
Поблагодарив девушку, Бардышев уехал, окрыленный удачей.
Солнце к обеду вышло из-за тяжелых туч, и кабинет Жукова был залит светом.
— Можно войти? — На пороге стоял старик, опираясь на толстую трость. Заметно горбатый, с сединой в бороде. Поношенный армейский китель был расстегнут. Темно- синий плащ—на руке. Зимняя серая шляпа чуток набекрень.
— Входите, Ермил Кузьмич. Вы свободны, товарищ сержант. — Жуков отпустил охрану.
Приохивая, покашливая, старик сел на стул. Шляпу — на острое колено. Прядки седых волос кустились на висках и затылке.
— Тридцать, никак, годков не виделись, Евгений Васильевич, а вы все майор, — покачал старик головой. — Скуповато начальство!
Жуков просматривал канву предстоящего допроса. Доказательств причастности Дудникова к подделке билетов собрано пока мало. Не рано ли изолировали его?.. Фимку он наверняка заметил — воробей стреляный!.. Знает он и о том, что Солуянова держали в милиции...
— А вы, Ермил Кузьмич, уже в законе? — Жуков поддержал легкий разговор.
— Само собой! У нас без бюрократии. — Старик разомкнул в усмешке тонкие малокровные губы. — Значит, пенсия вам грозит, Евгений Васильевич?
— Если бы только пенсия!.. Закон природы — никуда не уйти.
— Да-а, и у нее закон. Как у людей. — Выцветшие глаза подследственного обегали кабинет, щурились от яркого света.
— Трудновато на пенсии, Ермил Кузьмич?
— Само собой. У пенсионеров ведь как? Сегодня — жив, а завтра — жил!
— Мрачноватая философия. Ермил Кузьмич, не вам мне говорить, за что попали вы к нам... Догадаться не трудно?
— Основательный вы человек — знаю вас. По пустякам, без причины не потревожили бы старика. — Ермил Кузьмич закашлялся, прикрывая рот шляпой. Умерив дыхание, добавил: — Ордерок на обыск прокурор за так не подпишет, само собой.
— Помните давний эпизод с билетами?.. Не забыли, поди?
— Биографию срисовали без меня. Вы человек дотошный!
— Наша любезная беседа будет записываться на ленту. Обязан предупредить, гражданин Дудников. Итак. По нашим сведениям, образовалась преступная группа фальшивобилетчиков. Что вам известно по данному вопросу?
— В ваших сведениях, Евгений Васильевич, у меня нет основания сомневаться. Говорите образовалась, значит образовалась. Меня увольте, само собой.
— Не увольняется!.. Гражданин, рисовавший билеты, отдавал часть прибыли вам. По десять рублей. По двадцать... От выручки зависимо. Вот такие пироги, Ермил Кузьмич!
— Раскололся, сморкач!.. Во молодежь пошла.
— Не нравится?
— Жадная, Безоглядная. В свое удовольство лишь бы пожить. До подделки, говорите, докатился?.. — Дудников затягивал разговор, явно выведывая у Жукова, что тому известно: