— Докатились. Словесная разминка, как в КВН, закончена, Ермил Кузьмич. Вам известен гражданин под кличкой Чабан?..
— Вы его взяли?.. Он указал на меня?
Жуков кипел от возмущения: этот вор в законе играет в поддавки!..
— Разминка кончилась!
— Хорошо. Хорошо. Не отрицаю. Приметил его в магазине. Слава, деньги, женщины, вино — подавай!.. Думаю себе: пригодится. Художник немного — тоже ладно. Пенсия не украшает человека. И душевно ограничивает. Перебиваешься с хлеба на воду. А кому не хочется масла!..
— Отвлеклись, гражданин Дудников. Кто еще вошел в преступную группу?
— Кому приходится доверять!... Мне, вору в законе!.. Эх, старость! Немощь моя проклятая!.. Девка одна. Полагаю, Фимка назвал ее.
— Кто такой Фимка?
— Евгений Васильевич!.. За что обижаете старика?..
Я чистосердечно, по своей воле... Солуянова будто не знаете?..
— Довольно, Дудников, уклоняться.
— Мы по овощам, на базе, само собой. Хотели ее кладовщиком. Грамотешка у нее подходящая. Разбитная на вид. Фыркнула — пахнет гадко!.. Марафет, безделье за счет ближнего, кутежи на весь свет — вот ее бог!.. И, знаете, Евгений Васильевич, слепилась пара, как близнецы. Потянули возок!
— Технология и идея, конечно ваши, Дудников?
— Девочке хотелось на море, в круиз по Европе, роскоши, шикарной жизни... А где сармак? Виноват, пети-мети то есть? — Дудников потер пальцами, собранными в щепоть. — Должности приличной к т. В торговле не прижилась. На пиво не взяли. С овощами — ногти нужно обрезать. А тут — езди за любо-дорого, собирай у простаков билеты. Немного нахальства, чуточку химии. В день — полсотка, если с умом да старанием, само собой. Делай они билеты на общие места в проходящие поезда — век бы ходили в королях!..
— Преувеличиваете, Ермил Кузьмич!... Значит, в группу входили Чабан, Пигалева и вы?..
— Стоит ли отрицать, зная вашу, Евгений Васильевич, дотошность и проницательность? Они у вас уже, в КПЗ?..
— И вы запросто, из блатного братства, выдали им идею?
Солнце дошло до стула, где сидел Дудников, он прикрывал глаза шляпой.
— Насчет братства вы преувеличиваете! Рационализаторское предложение оплачивается?.. По закону! А здесь — идея! За какой-то червонец в день. На пенсию ноги протянешь.
— И давно работает преступная группа?
— А сморкачи скромничают? Не назвали дату своего рождения? Виноват, здесь вопросы задаете вы. Память дырявая. Не месяц, не два — само собой. Чужих денег не считаю. Размер мошенничества — доказывайте, доискивайтесь. В этом, пардон, вам не помощник. — Дудников шумно чихнул, высморкался и, благостно жмурясь, ожидал вопросов.
— Куда вы собрались ехать? Среди ночи? Из города? И почему именно сегодня?
— Резонно заметили. На старые места потянуло. В отпуске!
— Несерьезно! — У Жукова накапливалось раздражение, и ему стоило большого труда сдерживать себя. — На овощной базе нет приказа об отпуске. Лично проверил. Нелегальный отпуск?.. Потому утром директриса искала вас. Неувязочка!
— Узнаю почерк Шерлока Холмса! Восхищен — школа!
— Кончайте балаган! .
— Слушаюсь!.. Думаю себе: шухер полыхает. Не обгореть бы. Смывайся, Ермилка! Ну, боялся, признаться... Билет вот ваш лейтенант попросил у меня.
Жуков улыбнулся, услышав изысканность выражения мошенника.
— Брали бы на первый проходящий, а то — до Читы.
— Ваш лейтенант испортил дело. Вижу — Фимка. Считаю, «хвост» рядом. И верно — стреканул лейтенант за Фимкой. Думаю себе: уноси ноги, Ермилка! Отложил всю затею на утро. Ночь. Слякоть. По свету способнее. На авиацию надеялся.
— Зачем вернулись домой?
— Кое-что взять с собой. Немолодой начинать с нуля. И не поспел. Ноги и грудь — старость! Лейтенант проворнее меня оказался — молодость!
— Где расстались с сообщниками? Где они теперь?
— А у вас их нет? — Рассмеялся Дудников, распрямился, опираясь подбородком на трость. — Я ведь от всего на суде отопрусь, Евгений Васильевич. Доказательств моего участия в подделке билетов у вас — тю-тю-тю! Улетели пташки!..
Зазвонил внутренний телефон. Жуков нервно поднял трубку. Он понимал, что проигрывает, что напрасно поторопился с допросом, не собрав веских улик против Дудникова, не изловив Чабана и Пигалеву, не задержав Фимку. И все потому, что навалились два уголовных дела. И еще, скорее всего, утрачена гибкость поиска, замедлена реакция — неумолимая старость! Полковник Яковлев немилосердно, но реально оценил пригодность его, Жукова, к дальнейшему несению службы... Услышав в трубке голос Бардышева, обрадовался. Тот просился на прием.
— Лады. — Жуков положил трубку, вызвал охрану.
Дудникова увели. Он церемонно откланялся.
Бардышев докладывал с видом победителя. Частенько улыбался, поламывал тонкие, нервные пальцы. Солнце падало ему в лицо, он счастливо жмурился, готовый расхохотаться. Жуков тем временем читал показания продавщицы, пробежал взором опись вещей, снятых с погибшей Кузиной, сличал его со списком обнаруженного на квартире Дудникова.
— Как я понял, Знакомый макнул руки в кровь? — спросил он полуутвердительно. Чувство облегчения захватило его. Ему становилось понятно поведение Дудникова. Прикидывался, морочил голову.
— Еще раз проверьте, Владимир Львович, перекрыты ли наблюдением вокзалы? Курумоч. Смышляевка. Речной порт. Автовокзалы. Предупредите посты ГАИ. Доложите срочно прокурору. А я — к полковнику! Вот и «самодеятельная забота»!..
Часа через два, когда солнце перевалило за полдень, допрос Дудникова продолжили. Ермил Кузьмич пообедал. Его побрили. Он выглядел менее дряхлым, чем утром. В кабинет пришел без трости, лишь припадал на искалеченную ногу. Армейский китель был распахнут на груди, открывая татуировку, выглядывавшую из-под сиреневой майки.
— Кормят ваши прилично. Вполне прилично! — благодушно говорил он, умащиваясь на стуле.
— На допросе присутствует следователь, лейтенант Бардышев Владимир Львович. — Жуков нажал кнопку магнитофона. — Допрос фиксируется на пленку.
— Это ваши часы, гражданин Дудников? — Бардышев вынул из стола и положил перед стариком ручные женские часы марки «Луч». Лучи солнца заиграли на их золотых гранях.
Дудников потер рукавом часы, отвел их от глаз, прищуренно полюбовался.
— Красивая вещица! Взяты у меня при обыске.
Бардышев насторожился. Ответ ускальзывающий, позволяющий толковать его вкривь и вкось.
— Точнее, Дудников! — вмешался Жуков. — Ваши часы?
— Были мои, а теперь у вас...
— Не крутите, Дудников! — Жуков пристукнул ладонью по столу. — Повторяю вопрос: где вы приобрели часы марки «Луч»?
Дудников пожевывал бескровные губы. Лицо его посуровело. В глазах отражалось напряжение. Он догадался, что у Жукова появились веские причины требовать точности ответов. И он искал в своем поведении просчеты, вспоминал слова, сказанные в этом кабинете прежде.
— Вчера вечером Томка-фикса продала...
Бардышев не удовлетворился ответом.
— Тамара Федоровна Пигалева. Так? А у нее они откуда?
— Спросите что-либо полегче. Чужое не считаю. За тридцатку спустила часики. Он попробовал торговаться...
— Кто он?
— Известно — Чабан. Гераськин Сенька. А сам обручальное кольцо за полсотку загнал.
— Обручальное кольцо пробы пятьсот восемьдесят три вам принес Гераськин Семен Петрович, и вы купили его за пятьдесят рублей. Подтверждаете?
— Подтверждаю. — Беспокойство Дудникова достигло предела. Он понял: следователи узнали про Кузину! — Сознались сморкачи! Во молодежь пошла!
— Указанные вами Гераськин и Пигалева объяснили вам, откуда у них названные золотые вещи? — снова спросил Бардышев.
— Тонкое это дело... не хотел впутывать женщину...
— Отвечайте, Дудников! — Жуков насторожил голос.
— Когда, значит, вы повязали Фимку, сморкачи запсиховали. С билетами дело завоняло. Обнахратились: купейные лепили, плацкартные — само собой, самые провальные...
— Ермил Кузьмич! А как по-вашему, почему они стали на путь преступления? — перебил Дудникова Жуков. Сделал он это сознательно, уводя его от мысли о Кузиной. Пусть помучается, разгадывая, что им известно о ней...
— Я не социолог, Евгений Васильевич. Ум старого человека — что песок. К легкой жизни рвались. Жить от пуза, а пальцем шевелить должен дядя...
— У вас полна комната журнала «Человек и закон», — напомнил Бардышев. — Чем это объяснить?
Дудников мелко засмеялся, потер ладонями колени.
— Приятно вспомнить пройденный путь, молодой человек! Статьи УК там растолковывают. А я изучил их собственной шкурой. Интересно было искать расхождения науки и практики.
— Вернемся к золотым вещам! — сказал Жуков.
— Учтите: чистосердечное и добровольное признание! Пусть мотает магнитофон! — Дудников вспотел от напряжения. Нервы его начали сдавать. Он попросил попить. Вытер платком лоб. — Пришли они просить денег. А откуда они у пенсионера, свободные деньги? Рокфеллера нашли!.. — Дудников закрыл глаза, похватал ртом воздух, будто собираясь нырять.
— Смелее, Ермил Кузьмич! Знал вас отчаянным мужиком...
— На примете есть одна цаца. Виделись с ней когда-то на пересылке. Знакомые, само собой. Срок оттрубила, сюда перекочевала. Скрыла судимость. Мужика подгребла. На жизнь нацелилась. В самую точку попросить денежек!.. Заведующая магазином — монета сама в руку течет. Ну и послал сморкачей. Мол, откроем и в торге и ненаглядному, кто ты есть! Три куска на бочку — мы рот на замок!..
— А ведь это подло! — не утерпел Бардышев, в возмущении прошелся по кабинету. — Это грязный шантаж! Человек находит свою судьбу, а вы грязным сапогом по сердцу!..
— Евгений Васильевич, это оскорбление личности!.. Я чистосердечно... Во молодежь пошла!
Помолчали, Дудников вновь отпил из стакана воды. Бардышев поражался: как можно вести себя так, имея за плечами убийство человека, вина которого лишь в том, что он хотел жить в покое и счастье?!