Врачи настаивали на своем определении возраста убитого, с десятками научных выкладок и плохо скрываемым раздражением отвергая бесстрастное свидетельство официального документа, уличающего их в ошибке по меньшей мере на пятнадцать-двадцать лет.
Суетин и Моисеенко, не дожидаясь, чем кончится препирательство ученых-криминалистов, и учтя новые данные, снова перебрали пропавших без вести по области. К их безрезультатным поискам на этот раз прибавился официальный документ адресного бюро с сообщением, что в Свердловской области Мельник П… Афанасьевич, 1925 года рождения, никогда не проживал.
— Издевательство!.. — подвел итог всему Моисеенко.
И тогда, объявив всесоюзный розыск, занялись установлением МТС, выдавшей найденный билет ДОСААФ.
Ответ на запрос в Министерство сельского хозяйства о дислокации названной МТС пришел быстро. Добросовестные сотрудники обширного ведомства уведомили, что, судя по известным шести буквам, речь может идти о Батуринских МТС. Их в Союзе пять. Все адреса прилагались.
Дмитрий Николаевич и Анатолий Моисеенко сели за письма. Подробно описывая трагическую находку на старом торфянике, ссылаясь на билет ДОСААФ, просили местные сельскохозяйственные органы помочь установить личность убитого.
Отправив письма, поняли, что ответы придут нескоро,
— Не знаю, куда и ткнуться еще, — устало сказал не умевший ждать Моисеенко, — Хоть к археологам с палеонтологами иди!..
— К людям пойдем, — как всегда, спокойно решил Суетин.
— Думаешь, узнаем чего?
— Посмотрим.
5
В крохотном поселке Соколовских торфяников, приютившемся в низинке и прижатом речкой к большому сосняковому угору, вечер наступал рано: солнце едва успевало присесть на вершины сосен, а прохладный ветер с воды уж гнал прочь дневной зной.
На семь вечера работники милиции назначили в соколовском клубе встречу с жителями. В объявлении, написанном на обратной стороне обойной бумаги плакатным пером, местный художник слово «убийство» вывел самым жирным шрифтом.
Суетин и Моисеенко сидели на скамейке возле маленького клубика.
— Любят у нас на психику давнуть, — кивнул Моисеенко на объявление. — Убийство!.. И страшно, и интересно. А думаешь почему? — Он усмехнулся. — Да потому, что толком таких дел никто не представляет, А узнать все подробности страсть как охота, нервы пощекотать себе. За этим и придут сюда. Да еще вопросами нас засыплют…
— У кого же им спрашивать, как не у нас?
— Верно. Но ведь нам-то нужнее их сейчас послушать.
— Вот так и надо сделать.
— Бывал я на таких встречах… — ворчал Моисеенко. — Расскажут людям суть, к примеру, о том же убийстве. И повалят записки: «А правда ли, что убийца обязательно возвращается на место своего преступления?», «А правда ли, что у мертвого в зрачках, как на портрете, видно убийцу?» — и пошло! На весь вечер хватит разговоров. Не отпустят, пока все сказки не проверят.
— И хорошо, — одобрил Суетин. — Если люди расшевелились, так ты пользуйся этим. Ты направь их мысли к своему делу. Глядишь, их память и выдернет из прошлого что-нибудь для пользы.
— Ты придумал, как это сделать? — усмехнулся Моисеенко.
— Нет еще.
Они смолкли, увидев, как от клуба к ним спешит начальник участка Румянцев.
Полнотелый, но удивительно подвижный и, наверное, от этого потный, он просто сгорал от негодования.
— Дмитрий Николаевич, — начал он еще издали, — не могу, понимаешь ли, с сопливым народом пособиться! Уже четверых под скамейками нашли, лезут во все щели хуже тараканов… Пригрозите, пожалуйста, властью! Ихнее ли это дело?
— Школьники пусть сидят, остальных спать пошлите,! посоветовал Суетин.
— Можно, значит?
— А что особенного?
— Слава богу, греха меньше…
…Когда высокий, крупный Суетин поднялся из-за стола и подошел к краю небольшой сцены, заняв добрую половину рампы, зал, казалось, перестал дышать,
— Так вот, товарищи… — Он заложил руки за спину и на мгновение задумался. — Возле вашего поселка убит человек… Давно убит, только нашли на днях. И мы решили с вами посоветоваться. Искать преступника надо вместе…
Дмитрий Николаевич рассказал о том, как был обнаружен убитый, назвал его фамилию, упомянул о хромоте. Не забыл и о пропавшем сапоге.
Зал напряженно молчал.
— Как произошло убийство?.. — Дмитрий Николаевич прошелся по сцене. — Предполагать можно все, Крупную ссору, скажем… Не исключен и несчастный случай на узкоколейке или проселке, по которому ходят автомашины. Мы знаем примеры, когда, боясь ответственности, виновные старались замести следы, даже прятали погибших. Но, товарищи, редкое происшествие проходит незаметным. Человек-то убит рядом с людским жильем. И по внешности своей он на отличку: хромой. Неужели никто не видел такого?..
Вопрос надолго повис в тишине.
— Не узнаю вас, товарищи! — вдруг встал и возбужденно заговорил Румянцев. — Просто удивляюсь! Всех я вас знаю во как! — И он вытянул вперед ладонь. — Могу без промашки сказать, что каждой из хозяек известно, что у другой дома к обеду сварено. А человека пришлого, да еще хромого, не припомнить — такого быть не может!..
Ему ответили редкими смешками,
Суетин тоже улыбнулся:
— Слышите, что о вас начальник говорит?
— Хромого видели! — несмело донеслось из середины зала.
— Когда?! — ухватился Суетин. Он заметил, как Моисеенко, сидевший за столом, взялся за карандаш и открыл блокнот. Но зал враз загудел, и Суетину пришлось крикнуть — Говорите громче! И смелее…
Со скамьи поднялась маленькая женщина, повязанная платком. Она смущенно оглядывалась
— Вы не стесняйтесь, — подбадривал ее Суетин.
— Так про это все должны знать, — решилась она наконец, и зал снова утопил ее голос в своем шуме. — Осенью приезжали в поселок машины с зерном, откуда, не спрашивала… Мы для птицы брали зерно-то. Тогда и видела хромого…
— И вправду приезжали! — ахнула какая-то еще.
Дальше уже ничего нельзя было расслышать. Румянцев изо всех сил колотил карандашом по графину. Суетин поднял руки, призывая к тишине. Когда поутихли, спросил:
— В прошлую осень приезжали, что ли?
— Перед самым снегом.
— И в позапрошлую — тоже! — крикнул кто-то.
— А когда видели хромого?
И шум сразу стих. Растерянно молчала и женщина, сиротливо стоящая посреди зала.
— Что же вы не говорите? — снова обратился к ней Суетин.
— Смешалась я вовсе…
И села. Но Дмитрий Николаевич поднял ее вопросом:
— Как был одет хромой?
— Не припомню. А тот, который ругался шибко и про деньги поминал, смахивал на цыгана: лицом черный да корявый. Одет в сапоги и бушлат, как из солдат пришел…
— Который из них хромал?
— Смешалась я… Но один хромал, не вру,
— Так они возле железной дороги дрались! — вдруг радостно зазвенел мальчишеский голос. — Петька! Петька! Помнишь, мы из школы шли, а они пластаются. Один еще бежал к железной дороге и хромал. А мы — обратно…
— Мальчик, подойди поближе, — попросил его Суетин.
Мальчишку и его приятеля услужливо вытолкали к сцене, но больше от них ничего не добились.
— Так они же испугались, сказывают, — заговорил мужчина из первого ряда. — Убежали, и все. Когда им глядеть?..
— Чего ты их обсекаешь? — тотчас упрекнула его соседка по скамье, как потом выяснилось, путеобходчица. — Я сама против того места на железной дороге кровь. видела. Прошлой осенью. Правильно говорят ребята.
Моисеенко, не поднимая головы от блокнота, строчил карандашом. Суетин, спустившись со сцены, пытался в ворохе отрывистых свидетельств найти какую-то нить.
Вдруг громко хлопнула входная дверь, и вбежавший в зал парень заговорил от порога:
— Домой бегал за сапогом, товарищ следователь! В позапрошлую весну работал возле тех карьеров. И ножом бульдозера зацепил! — Он поднял над головой сапог. — Совсем добрый, только один. На всякий случай прихватил. Может, тот самый…
— Иди сюда, чего боишься, — позвал его Суетин, И, осмотрев сапог, повернулся к залу — Видите? Вполне возможно, что это сапог убитого.
— Ага! — захохотал какой-то пьяный верзила. — Попал Золотов! Не ты ли убил?!
— Чего? — ощетинился на обидчика парень и взглянул на Суетина.
— Не обращай внимания, — успокоил его Дмитрий Николаевич и, всмотревшись в зал, узнал неумного шутника. Тут же приструнил его: — А тебе, Печеркин, я могу пятнадцать суток выписать, если попросишь. Ты еще за старое не рассчитался. Понял?
— Ему надо! Давно просит, — сразу отозвалось несколько голосов.
— Ну, это мы после собрания решим… — И вернулся к разговору с Золотовым. — В позапрошлую весну нашел, говоришь? Не перепутал?
— Нет, товарищ следователь.
— Да… — Суетин потер подбородок, а потом улыбнулся и попросил: — Подаришь нам сапог-то, не жалко?
— Какой вопрос! Для того и принес. Куда он мне? Попеременке на обеих ногах носить, что ли? А вам, может, сгодится.
— Проверим и обязательно сообщим вам, товарищи.
…Вышли из клуба поздно.
— А что думает оперуполномоченный сейчас? — поинтересовался Суетин.
— Хорошо, что поговорили. Здорово! — признался возбужденный Моисеенко. — Но голова-то какая! — И, показав, какая у него голова, заразмышлял: — А сапог-то занятный… Только давнишний больно…
— Дмитрий Николаевич! — послышался голос Румянцева. — Извините! Понимаем, что умаяли вас, но дело неотложное есть. Обязательно надо поговорить с прокурором, по душе решить… Сами же сказали, что после собрания решим.
— Что стряслось?
— Да все про нашего дурака, Надо как-то по-доброму кончить с этой канителью…
Повернули обратно.
— Вы же видите, какой он? — не мог удержаться от укора Суетин. — Ему бы по-умному-то хвост прижать и одной ноздрей дышать, а он…
— Так ведь оттого и заливается горькой, проклятый, что вконец потерялся: шутка ли, тюрьмой грозят!..
— Ладно, махнул рукой Суетин.
Вошли к заведующему клубом н увидели в его комнатке Печеркина, притихшего и протрезвевшего. Месяц назад Печеркин, напившись на чьих-то именинах, рассорился дома с женой, сшиб на кухне примус. Начался пожар, едва не кончившийся бедой и для соседей. В милицию поступило заявление, и Печеркина решили привлечь к уголовной ответственности за хулиганство.