— Хрипловатый голос у него.
— Кто же это? — силилась вспомнить Катька. — Точно: со мной видели?
— Чего мне обманывать.
— Хрипловатый… Так это Колька Ширяев, химлесхозовский. Ну и вспомнили! Со смеху помереть можно. Я его уже с полгода на вытянутую руку не подпускаю. Конечно, только Колька Ширяев и говорит так, будто у него в глотку вата натолкана. От водки, наверное, охрип на всю жизнь!
— Где он сейчас, не знаешь?
— И знать не хочу! Околачивается у себя, думаю. Где ему больше и быть, как не в лесу?
— Уезжать он не собирался?
— А бог его знает! Он трепач, так пойми его. Пускай катится на все четыре стороны!
— Дружок у него есть?
— Такой же, как сам, — Петька Гилев, с одной колодки спущены.
— Давно в химлесхозе они?
— Года полтора. Колька из заключения приехал, а Петька за неделю. до него появился. Вот и смахнулись.
— А ты как узнала его?
— Я всех одинаково узнаю: мало их трется у меня возле стойки? Разлив же: у одного до пол-литры не хватает, ко мне идет. Я и рубель беру.
— Фотокарточки нет у тебя с него?
— Откуда? Не жених ведь. Что это они так понадобились тебе? Нашкодили, знать? Они с пьяных глаз все могут.
— Придется в химлесхоз идти, — сказал Ефим, поднимаясь. — Не лишку ты рассказала мне, А на этой неделе не видела их в поселке?
— Давно не встречала, Ефим. Хочешь верь, хочешь не верь, — ответила она по-серьезному. Афанасьев видел, не врет. Да и знал, что Катька — баба честная и прямая, хитрости в ней никакой нет. Вся недостача ее — по женской линии.
В химлесхозе Афанасьев без труда установил, что Ширяев и Гилев получили расчет за день до происшествия в доме Червякова.
Ни одного хорошего слова не услышал о них Афанасьев,
За полтора года Ширяев и Гилев едва ли ночевали в общежитии половину ночей, а когда являлись, то непременно пьяными. В небольшом клубике лесного хозяйства без них не обошлось ни одного скандала. Жадные до денег, они пропадали в лесу неделями, а когда получали заработанные деньги, не уходили из поселка, пока не спускали все. Так и жили, не заглядывая вперед, довольствуясь тем, что есть на сегодня.
Ребята из общежития, которые жили вместе с Ширяевым и Гилевым, рассказали, что друзья последнее время забросили пьянку и налегали на работу. Собирались уезжать.
— И хорошо заработали? — спросил Афанасьев.
— Тысяч по пять, самое малое, увезли, — прикинули соседи. — В бухгалтерии вам точно могут сказать.
— Что ж у них багажа не было, коль они так много зарабатывать могли?
— А Колька всегда говорил, что маленький, да тугой бумажник в сто раз лучше большого чемодана с тряпьем.
— За что сидел Ширяев в тюрьме, не рассказывал вам?
— Спрашивали, да он увертывался: за божий промысел, отвечал.
— В общежитии ни у кого ничего не пропадало при них?
— Этого сказать не можем. Что делали на стороне, нам неизвестно, а здесь парни рук не замарали. Ручаемся.
Ребята из общежития помогли Афанасьеву и найти фотографии Ширяева и Гилева.
Не откладывая, Ефим зашел в аптеку и в числе разных других показал фотографии девушке, которая видела на вокзале парней, обогнавших ее на дороге.
— Есть на этих фотографиях они? — спросил ее Афанасьев.
— Вот эти, — уверенно выбрала она нужные.
Разыскал домашний адрес станционной буфетчицы Фаи. Сходил с фотографиями и к ней, получил еще одно подтверждение.
И только после этого отправился домой. И хотя время двигалось к девяти, чувствовал себя легко, даже сам не заметил, как тихонько стал подпевать в такт своим шагам… Зашел домой и распорядился с порога:
— Маруся, давай-ка в ружье! Если поторопишься, так на девять часов в кино успеем!..
А ранним утром Афанасьева разбудил Никишин. На мотоцикле его изрядно заляпало грязью, но он был бодр и весел. Ворвавшись в дом, заявил громко:
— Долго спишь, Афанасьев! Пора дела начинать да по инстанциям докладывать!
— За нами задержки не будет.
— Итак, зовут наших крестников — Николай Ширяев да Петр Гилев. Только они двое и выписались в этом месяце из Красногвардейска. Работали в химлесхозе. И биографии у них на обвиниловку похожи…
— Знаю, — проговорил Афанасьев, натягивая на теплую портянку сапог. Притопнул ногой и закончил:- Уехали как раз в тот день, когда Червякову ранили.
— Точно — уехали?
— На сто процентов. И в общежитии говорили, и расчет за день до этого взяли, и на вокзале их видели. Вот фотографии. — Пока Никишин рассматривал их, Афанасьев умылся и, вытираясь посреди комнаты, говорил: — Как искать их теперь? Россия-то большая, а они не меньше чем по пять тысяч с собой увезли. На такие деньги знаешь куда заехать можно?
— Россия большая, это верно, но в ней в каждом районе и милиция есть, вплоть до самой тундры. Понял? — не склонен был разделять сомнения Афанасьева Никишин. — Наше дело — образцово выполнить оперативную задачу. Никакой злодей еще ни разу не дожидался милиции на месте преступления. Он всегда старался скрыться, Мы получили заявление о нападении спустя пять часов после того, как преступники сели на поезд. Поступи это заявление вовремя, и мы задержали бы их на вокзале. Все ясно как день. Теперь решай, кто в чем виноват… Нам сейчас первым делом надо всю документацию оформить как положено, а по том решать, что предпринять дальше.
— Дальше я тоже кое-что понимаю, — остался при своих мыслях Афанасьев и спросил: — Покажи, что привез-то?
Никишин выяснил только то, что Ширяев отсидел в тюрьме около четырех лет за государственную кражу и освободился досрочно.
— А про второго особенного ничего не узнал, кроме того, что не судим, — сказал Никишин.
— Про другого я наслышался, недалеко от первого ушел: еще не жил, а с десяток мест переменил. Везде за прогулы да за пьянку выгоняли.
— Отлично! — похвалил его Никишин. — Надо только характеристики подробные взять с производства.
— Взял уже.
— Совсем хорошо. А куда людей будем вызывать?
— В поселковый Совет, куда больше? У меня кабинета нет.
— Сойдет. Ты бы только ребятишек пошустрее нашел, чтобы повестки растащили.
— Не надо. По телефону вызовем.
…За день Никишин с Афанасьевым успели допросить всех свидетелей, включая Анну Червякову, к которой Афанасьеву пришлось сходить еще раз.
— Нашли бандитов-то, — чтобы хоть как-то успокоить ее, сказал на прощание Афанасьев.
— Неужто? — удивленно и испуганно переспросила она.
— Да. Только неувязка случилась: Прокопий заявил поздно, поэтому они сбежать успели.
— Господи, что делается!.. — слабо проговорила она.
— Ничего, — улыбнулся Ефим. — От ответа еще никто не уходил. Найдем все равно. Вечером на квартире Афанасьева, подшивая документы в папку, Никишин делился опытом:
— Вроде пустяк: подшить документы, а тоже значение большое. На первое место — протокол осмотра места происшествия и схема. Поглядел в них — и полная картина преступления перед тобой. Потом идут протоколы, допросов свидетелей, если есть — заключения экспертиз. Когда в показаниях получается несоответствие, добавляются еще протоколы очных ставок. Но это чаще с обвиняемыми, а они у нас еще бес знает где…
— И для чего это ты все мне объясняешь? — спросил Афанасьев.
— Так, по пути.
— А я думал, что не уверен во всем этом деле.
— В чем же тут сомневаться?
На следующий день Афанасьев вместе с Никишиным выехал в Зайково.
На этот раз присутствующие на совещании у начальника уже знали обстоятельства дела подробно, и доклад Никишина проходил гладко, без досадных мелких уточнений, мешающих разговору.
— Вы уверены в причастности этих людей к преступлению? — спросил Никишина начальник.
— Кроме них, подозреваемых вообще не обнаружено. Они — единственные. Кроме того, их поведение в тот вечер полностью совпадает с обстоятельствами преступления.
— Что вы предлагаете?
— Искать надо. Сначала по области, а если не найдем — и дальше.
— Вы так же думаете, Афанасьев?
— Да, — негромко ответил Ефим. — Виноваты они или нет, а проверить их надо. Людишки-то такие, что всего от них ждать можно. Характеристики одни чего стоят! Но у меня лично сомнения есть кое-какие.
Никишин повернулся к нему и остановил на нем снисходительный взгляд.
— Скажем, люди спали, дело ночное, — продолжал спокойно Афанасьев, — выстрела не слыхали… А как понимать, что полтора года мы про оружие не знали? Из Красногвардейска за это время они никуда не уезжали, к ним гостей тоже не бывало. С собой который-то привез? Может быть. Вот и не понимаю я, как это за полтора года мы о нем не узнали…
— Держали в секрете, чего тут не понимать, Афанасьев? — не выдержал Никишин.
— Вот того и не понимаю, как мог такой секрет полтора года держаться. Хоть бы жили-то не в общежитии… В общем, надо их найти обязательно.
— Значит, искать будем? — спросил начальник.
— Да. А нельзя ли насчет санкции на арест подумать? А то еще раз убегут, — сказал Никишин.
— Надо ли санкцию? — засомневался начальник.
— Не надо, — поднялся Афанасьев. — Хватит нам и телеграфного уведомления. Если потребуется, я сам куда угодно, хоть самолетом…
— Решено. Так и в область доложим. И начальник закрыл папку, давая понять, что разговор закончен.
7
В следственной практике случается, что по каким-то причинам затянувшееся следствие заканчивает совсем не тот человек, который его начинал. Так судьба распорядилась и с ночным выстрелом в Красногвардейске.
Никто тогда не мог отказать в усердии зайковской милиции. Условия работы там были, сказать скромнее, хуже некуда. Людей мало. В то время в райотделе числилось два оперуполномоченных. Машин нет, пару мотоциклов почитали за благо. Все это на деле отражалось. Хорошо, что были такие ребята, как Ефим Афанасьев и Никишин. Они уступали сотрудникам областного звена в профессиональных знаниях, но зато любого и сейчас обойдут в умении установить свидетелей, потому что отлично знают людей, среди которых работают. А когда сталкиваются с преступлением, подходят к нему с самой верной стороны: от жизни, от привычек, годами складывавшихся в том или ином поселке, деревне, где угодно. И логика у них нерушимая. Недаром Ефим Афанасьев воспринял попытку вооруженного грабежа в Красногвардейске как личное оскорбление: по его мнению, случилось почти сверхъестественное. Почему бы ему так думать?