Врач размашисто шагала по коридору.
— Что здесь? — спросил Лоцман, поспевая за ней.
— Офицеры живут. Пока. Для нас уже строят отдельный квартал — там и дома будут хорошие, и всё остальное…
— А что за надписи были на дверях?
— Кому-то взбрело на ум написать прежние имена. Как вспомнили, намалевали — не офицеры сделались, а сплошь дерьмо. Лоцманы они, понимаешь ли. Со своими принципами и долгом. Спохватились! Полковник приказал имена убрать, да толку чуть. Снова-то забыть непросто. Кому пришлось опять стрелять мишени, кто вообще стал непригоден.
— К чему непригоден?
— К службе в армии.
— То есть прежнее имя выбрасывает человека в прошлое? Заставляет вспомнить, что ты не офицер, а Лоцман?
— Ну да.
— Постой. — Охранитель мира заступил женщине дорогу. — А тебя как звали?
— Заткнись. — У нее стали злые глаза.
— Как — тебя — звали? — проговорил он с расстановкой.
— Отвяжись! — Врач попятилась. Он поймал ее за руки.
— Имя! Как твое имя? Говори! Ну?
У нее расширились зрачки, лицо побледнело.
— Лоцман Эльдорадо. — Он отпустил ее.
— Будь ты проклят… — Врач отвернулась.
— Эльдорадо, — позвал он, — Эльдорадо, послушай меня.
Она затрясла головой.
— Отцепись! И так тошно… Зачем? — Она обернулась — огорошенная, смятенная. — На что тебе мое имя?
Охранитель мира вгляделся. Врач изменилась. Лицо стало другим — моложе, тоньше и женственней. Стало быть, имя и впрямь творит чудеса? Так просто? Всего-навсего произнести его — и в офицере проснется бывший Лоцман? Или память просыпается только в тех, в ком спит не слишком крепко?
— Что тебе от меня надо? — тихо спросила врач.
— Я хочу уйти отсюда.
— Что-о?
— Без шума унести ноги. Ты поможешь?
— Но… Ах ты лжец! «Будем создавать военную авиацию»! — передразнила женщина. — А я-то поверила, дурища. Но ты не можешь уйти, пока не расстрелял мишени. А расстрелять не сумеешь, это ясно. Вчера одна Лоцманка попыталась; не вышло, и ее отправили на потеху солдатам. Даже не офицерам отдали — отослали в казарму. А Лоцмана Дороги В Завтрашний День, наоборот, предоставили офицерам — чтобы рукопашный бой отрабатывали. Лоцманам, которые провалят испытание, никакой жизни нет… Что же делать? Стрелять слишком рискованно. Надо кого-то вместо тебя поставить. — Эльдорадо оглядела себя и сокрушенно покачала головой. — Не знаю, как нам удастся кого-нибудь соблазнить.
— В каком смысле — соблазнить?
— В прямом. Для тебя стрелять не станут, а ради меня, может, кто и расстарался бы… Да кому я нужна, чтоб автомат в руки брать?
— Офицеры тебя не любят?
— Не очень.
— Ну и дурачье. Снимай халат.
Эльдорадо вскинула брови, но послушалась и начала расстегивать пуговицы. Стянула халат и подала Лоцману, оставшись в военном камуфляже.
— Остальное тоже снимать?
— Не надо. — Он сосредоточился, вспомнил зеленое платье своей Хозяйки.
— Ты спятил! — вскрикнула врач и поперхнулась. Она пощупала складки темно-зеленого атласа, потрогала изумрудное колье на шее, подвески в ушах. Перевела взгляд на Лоцмана. — Мне никто… ни разу… не делал подарков. Это же кусок твоей жизни. Ты наелся стимулятора — но его нельзя так расходовать.
— Кажется, нам нужна неотразимая красотка, которая способна соблазнить офицера.
Эльдорадо вздрогнула — прямота Лоцмана ее уязвила. Затем женщина улыбнулась:
— Я бы предпочла соблазнить Поющего Дарханца. Ладно, для начала займемся мишенями. Дай халат. — Она свернула его, открыла одну из дверей и не глядя бросила внутрь. — Идем в клуб, а там посмотрим.
Они дошли до конца коридора и повернули направо. Здесь в одной стене были окна, за которыми солнце сверкало на зеленой листве, в другой — снова двери. СТОЛОВАЯ, прочитал Лоцман, ОФИЦЕРСКИЙ КЛУБ. Следующая была — ГИМНАСТИЧЕСКИЙ ЗАЛ.
— Тир внизу, в подвале, — сообщила врач. — Ты выманишь кого-нибудь в коридор, а здесь разговаривать буду я.
Лоцман подумал, кивнул:
— Готов.
Эльдорадо толкнула дверь клуба. Расправив плечи и вздернув подбородок, охранитель мира вошел вслед за ней.
— Здравия желаю, господа офицеры!
Посреди комнаты находился бильярд. Играли двое: один офицер стоял, поглаживая свой кий, другой прицеливался, чтобы ударить по шару. У дальней стены, перед камином, стояло несколько кресел; в одном дремал человек, остальные кресла были пусты. Пятеро офицеров собрались у открытого бара, где в зеркале отражались бутылки, и из-за этих отражений бутылок казалось много.
Игравшие в бильярд обернулись, дремавший в кресле подскочил, очумело уставился на вошедших. Двое из тех, кто пил у бара, поставили бокалы.
— День добрый, — отозвался кто-то.
Они рассмотрели охранителя мира, затем взгляды стали перебегать с Лоцмана на Эльдорадо. Лишь одна пара глаз — прозрачных, синих, под белокурой челкой — не отрывалась от него. Лоцман узнал красивое, не по-военному интеллигентное лицо: офицер, с которым охранитель мира столкнулся на шоссе в тот день, когда его вынуждали подписать ОБЯЗАТЕЛЬСТВО, — тот самый офицер, который под конвоем вел Лоцмана Поющего Замка к вертолетной площадке; тот, кто знает, что недопроданный Лоцман выслан из города.
— Какими судьбами? — Синеглазый офицер шагнул навстречу охранителю мира.
Лоцман вспомнил ненавидящий взгляд, которым провожал его военный, и, как тогда, у него захолодели лоб и затылок. Впрочем, сейчас во взгляде было одно удивление.
— Господа офицеры, — заговорил охранитель мира, чеканя слова, — настало время создавать военную авиацию. Это наша общая забота, и я рассчитываю на вашу помощь.
Они слушали вполуха, пожирая глазами Эльдорадо в роскошном платье и сиянии камней. Она стояла, зарумянившись, и улыбалась.
— Гражданские пилоты плохо справляются с обслуживанием съемок нового типа, — продолжал Лоцман. — Они недостаточно подготовлены и не выдерживают психологических нагрузок. Наша с вами задача — подготовить летчиков, которые отвечают требованиям сегодняшнего дня. Найдутся ли среди вас желающие заняться новым, требующим смекалки и воображения делом?
— Желающие найдутся — но на другое. — Офицер, игравший в бильярд, отложил кий и шагнул к Эльдорадо. Мундир на нем был помятый, и таким же помятым было лицо.
— Ну, нет. — Врач придвинулась к Лоцману. — Я с авиацией.
— С этим выскочкой? Он еще курс обучения не прошел — а уже с идеями носится.
Эльдорадо обидно засмеялась:
— Да с тобой, что ли, я пойду? Он же вот — всё, что на мне, — подарил, столько жизни от себя отнял. Это мужчина — я понимаю. А вы? Ни один не потратился.
В клубе повисла враждебная тишина, офицеры посматривали друг на друга мутноватыми взглядами.
— Военная авиация — дело для людей предприимчивых. — Лоцман уставился в прозрачные синие глаза, глядящие из-под ровной челки. — Если кто-то из вас чувствует в себе довольно сил, чтобы этим заняться, — милости прошу со мной. Если нет — я найду поддержку в другом месте.
— Что же, никто не идет? — Эльдорадо презрительно скривила губы. — Как хотите. Тогда мы всё сделаем сами. — Она потянула Лоцмана к двери.
— Я с вами. — Синеглазый офицер снялся с места. — Идемте. — Они с Лоцманом поглядели друг другу в лицо — точно заглянули в души.
Дверь клуба захлопнулась. Врач улыбнулась офицеру.
— Что за маскарад? — спросил он резко.
— Это он мне подарил.
— С чего ты расщедрился? — повернулся офицер к Лоцману.
— Он — живой, — заявила Эльдорадо. — Единственный из всех.
— Псих недопроданный. Авиацию выдумал! Что тебе тут надо?
— Тут — ничего. Я хочу убраться подобру-поздорову.
— Мишени стрелял?
— Нет.
— Так как же ты хочешь уйти?
— Постреляй за него, — попросила врач.
— Че-го-о?!
— Правда, постреляй. Ему надо помочь, он — ЖИВОЙ.
— Да ты… соображаешь?!
— Как тебя звали? — вмешался охранитель мира.
— Лоцман Отверженного Завтра, — ответила за офицера врач.
Он глянул на нее с недоумением, затем лицо дрогнуло от боли.
— Проклятье! — Он отшатнулся. — Что ты натворила?! — Женщина положила руки ему на плечи:
— Я тоже помню свое имя. Я Лоцман Эльдорадо. Поющий Дарханец уйдет, а я останусь с тобой. Понимаешь? Постреляй за него.
— Никто не стреляет чужие мишени.
— А ты попробуй. Мы ведь не знаем — вдруг получится?
— Как это — не знаете? — вмешался Лоцман. Эльдорадо повела плечами:
— Их вообще начали стрелять совсем недавно. Тут можно ожидать чего угодно.
— Понятия не имею, на что ты надеешься, — раздраженно бросил бывший Лоцман Отверженного Завтра. И другим тоном спросил: — Ты правда останешься со мной?
— Я обещала.
В конце коридора они спустились по лестнице и оказались перед металлической дверью с надписью ТИР. Рядом на стуле сидел солдат с автоматом на коленях. Увидев двоих офицеров и Эльдорадо, он поднялся и стал у двери, загораживая путь.
— Посторонним — запрещено.
— Это кто посторонний? — сдвинул брови Лоцман Отверженного Завтра. — И почему ты здесь, а не в казарме?
— Вот посторонние, — солдат указал на Эльдорадо. Ее платье и драгоценности и впрямь не вязались с армейской службой. — А на пост заступил, потому что господин полковник распорядился.
Лоцман присмотрелся к автоматчику. Физиономия у него была человеческая, симпатичная, не то что тупые морды прочей солдатни.
Офицер оглянулся на Эльдорадо:
— Останешься здесь — это кино не для тебя. Пропусти, — велел он солдату.
Автоматчик отступил, и Лоцман Отверженного Завтра отворил гулкую металлическую дверь. За ней было темно.
— Пока не выйдем, никого не впускать.
— Слушаюсь, командир.
Лоцман следом за офицером вошел в неосвещенный тир. Дверь захлопнулась, и они очутились в полной темноте.
— Что это за странный солдат? — спросил охранитель мира.
— Моя мишень, — отозвался офицер.
Лоцман открыл рот, чтобы спрашивать дальше, но тут на стене засветились пять матово-белых овалов. В них были изображены люди в штатском — верней, один и тот же человек: стоящий, сидящий, лежащий, бегущий и над чем-то нагнувшийся, протянувший руки к мутно-серому клубку. Изображения были на редкость реалистичны, словно художественные фотографии. Казалось, настороженные взгляды всех пятерых устремлены на Лоцмана.