— Не зря братва базарила, что Лупень нычки дохляков шерстит. А один шмонал, чтобы не делиться.
— Помолчи, Боров. Вялый, выйди.
Жёсткий, отдающий ледяным холодом, властный взгляд Кента упирается в Лома.
— Косяк на тебе, старшина. Твой бык, ты за него отвечаешь.
— Кент, да че…
— Я так сказал, и по закону так. Все, решено.
Взгляды возвращаются ко мне. Кент звенит колокольчиком, заглядывает охранник.
— Нюхач пришел?
— Да, сэр.
— Пусть заходит.
— У него вещи в мешках.
— С вещами.
— Да, сэр Кент.
Входит смутно знакомый законник, бандюки вносят… Да, попал. Это наши вещи.
— Твоё, Зомбак?
— Моё и моего кореша.
— Рассказывай, Нюхач.
— Занычено, сэр Кент, было толково. Место хорошее, халупа у него сделана, в натуре, по уму, тёплая, чистая, внутри матрацы из мешков с рваниной, подушки, даже, типа, простыни. Мешок шмотья стираного, чашки, тарелки, добра разного немеряно.
Рассказывая, бандюк раскрывает и показывает содержимое пакетов.
— Бухло, курево?
Боров. Голос не очень довольный.
— Этого нет. От бухла нет и бутылок, свежих окурков всего два видели.
— А, это я с Рыбой утром курил (голос подобрел у благодетеля).
— Что, Нюхач, интересного, необычного?
— Вот, сэр Кент. Братва аж охренела.
На стол ставятся часы. Рядом раскладывается инструмент, цапалка, пакет с раскуроченными калькуляторами.
— Реально непростые дохляки там живут, сэр Кент.
Кент внимательно рассматривает часы, сборку солнечных батарей, жмёт кнопки. Поднимает глаза на меня.
— Чем ремонтировал?
Показываю на шпатель, самодельную отвертку, шило из гвоздя, черный от нагрева гвоздь.
— Паял вот этим, грел зажигалкой, сэр Кент.
— Для кого делал?
— Законнику Борову в благодарность за защиту.
Выдерживаю пронизывающий взгляд Кента.
— А это что?
— Называю «цапалкой», сэр Кент. Удобно мусор разгребать и мешки выдергивать.
Внимательно прислушивающийся Нюхач не выдерживает:
— Ты что, тех?
Кент отвечает за меня с металлом в голосе:
— Нюхач, иди. Да, если там ждёт Черп, пусть заходит.
Лом пользуется паузой:
— Мля, да гон всё это. Он не может быть техом.
Деликатный стук. Приоткрывается дверь:
— Вы позволите, сэр Кент?
— Входи, Черп. Что ты можешь рассказать про этого стёртого?
— Сэр Кент, вы знаете, что я стремлюсь отслеживать научную печать, в частности, по психологии…
— Покороче, Черп, у нас много дел.
— В общем, сэр Кент, в интервью профессора Эриха Штейна полгода назад регулярно звучали слова о возможности записи в сознание одного человека навыков и умений других людей. Потом писали, что профессор приехал в медико-биологические лаборатории наших Северо-Восточных колоний. К сожалению, журналы по психологии больше мне не попадались.
— Твой вывод, Черп.
— Я полагаю, сэр Кент, что он не просто стёртый, а записанный. Этим объясняется его прогресс восстановления как личности и некоторые несовместимые со стиранием умения, про которые вы вчера говорили, сэр Кент.
— Вот такие, например?
Черп внимательно посмотрел на часы, уважительно кивнул.
— Да, Черп, ты можешь объяснить, где стёртый брал воду на стирку?
Дядька покаянно опускает голову.
— Понятно. Поэтому, наверное, сидра и не нашли. Черп, свободен и скажи Плотнику, что к вам вселяется новенький.
— Ха!
Довольно ухмыляющийся Боров хлопает ладонью по столу. Лом подскакивает на стуле и злобно рычит:
— Мля, гон конченый, фуфло голимое! Гонит стёртый, в натуре.
— Он? Он не гонит, Лом. Он стоит и молчит. Или ты хочешь сказать, что гоню я?
Действие, близкое к ведру ледяной воды. Страшный Лом снова почти паинька:
— Не, Кент, я…
— Порожняк прогнал и косяк упорол, гы-гы.
— Боров!
— Да, сэр Кент?
— Ты опять забивался?
— Чисто по закону, имею право.
— Я с тобой потом разберусь.
Кент смотрит на меня и говорит:
— С этого момента ты ― шнырь. Шныри работают за страх и за совесть. Ходить будешь под… под Боровом. Что хочешь у меня попросить?
— Сэр Кент, благодарю вас. Позвольте перевести моего друга на сортировку в бригаду законника Борова.
— Хм. Почему?
— Он выходил меня, помогал на сортировке, делился едой. Я хотел бы, чтобы мы ходили под одним законником, сэр Кент.
— Хорошо. Боров, отправишь на сортировку.
— Да, сэр Кент.
— Шнырь, собирай вещи, Боров тебя отведёт на новое место. Часы остаются у меня. Всё, все свободны!
Часть втораяШНЫРЬ
— Тех, может, хватит? Ты хуже Лома на сортировке.
— Работать, негры, солнце ещё высоко. Фокс, только эту кучу добьем, и заканчиваем.
— Отожрался на шнырёвских порциях, пашешь, как заведенный, да нас, дохляков, гоняешь. Правда, Солдат?
— Нет. Тех Сеант хооши.
— Во-во, шнырёвский подхалим. Знает народ, как ты сладости теховские под подушкой точишь.
Солдат заливается так, что роняет мешок. Ему вторят Рэд и Фокс ― парни Кэпа. Отсмеявшись, я наклоняюсь к очередному мешку и вспоминаю…
— Здоровья честной шнырёвской компании!
Тщательно вытерев ноги о чистое полотенце, «случайно» оказавшееся на пути (Крыс за столом морщится), увешанный мешками с добром, подхожу к мужикам.
Дядька лет под шестьдесят во главе, Черп, Ложка, официант от бандюковских столиков, Крыс, двое смутно знакомых.
— Новеньких принимаем, старшина?
— Старшины у законников, у нас все равны. Скидывай вещи, где стоишь, да подсаживайся к столу. Пообедаем, поговорим…
— О делах наших скорбных и трудах тяжких, уважаемый? А руки перед едой помыть можно?
Дядька одобрительно кивает, Ложка встаёт, ведёт показывать. Хорошо шныри устроились. В том же ангаре, где кабинет Кента, вход с другой стороны. Пол ровно застелен картоном, десятка полтора топчанов, стулья у длинного стола под одинокой лампой, вдоль стены объёмные самодельные шкафчики. На стене самодельный же рукомойник из знакомой десятипинтовой бутыли с обрезанным донышком и гвоздем-клапаном. Под рукомойником ведро, на полке бутылочка с жидким мылом, ряд стаканчиков с зубными щетками и тюбики с пастой. Под полкой натянут шпагат, висят разноцветные полотенца. Мда, приятно, всё обустроено.
— Мне свое сразу повесить или после «прописки»?
Подающий полотенце Ложка улыбается:
— Ты знаешь о прописке? Ну, Боров, а ведь обещал молчать!
— Боров и молчал. Я сам, как увидел полотенце у входа, понял. Да, потом постираю, со своими вещами.
Возвращаемся за стол. У всех «цивильные» тарелки и ложки, мне поставлено знакомое ведерко с одноразовой. Молча возвращаюсь к своим вещам, достаю чашки, тарелки, ложечки. Оставляю пару тарелок, чашку с ложкой, остальное отодвигаю Черпу:
— Не по чину шнырю из такого есть. А это в общий котёл.
Черп берёт тарелки, смотрит на Плотника (а кто ещё может сидеть во главе стола?). Дядька одобрительно крякает, протягивает мне металлическую столовую ложку:
— Не кашлять, шнырь!
— Плотник, а прописка? — это Крыс.
— Крыс, покойники не прописываются. Их в шныри Кент назначает.
После реплики народ дружно смеется. Продолжаю:
— Я бы мог доставить тебе удовольствие в вопросы поиграться. Но, во-первых, ответы на них знаю, во-вторых, думаю, что у каждого за столом ещё очень много дел, а обед стынет.
Плотник кивает:
— Толково сказал. Какой будешь в делах ― увидим. Но Боров с Черпом тебя хвалят. Ложка, разливай.
Мда, в этом мире так по-благородному ещё не ел. Что-то типа борща, макароны с мясной подливкой, хлеб, моя любимая сладкая горчица. Когда, подмигнув, Черп достал двухпинтовку сидра, я закрыл свою чашку ладонью:
— Не в обиду, но я сидр не очень.
— Ты что, серьезно?
— А куришь?
— Насчет сидра ― серьезно. И не курю. Поэтому отдаю всё в общий котел.
— Да, Зомбак, тебе цены нет. Только погоняло у тебя не очень, не шнырёвское. Ну, да ладно, законникам виднее. А мы: я ― Плотник, мастер по дереву. Столы, шкафы, нары — всё мое. Все деревяшки мне тащат. Черп, Ложка, Уголь, Бак и Кыш ― наша кухня. Помогать им ― общая обязанность. Крыс у нас за теха. Лампы меняет, на учетнике работает (ага, это так сканер они называют), в устройствах разбирается. На нас всех уборка в бараке законников утром, потом загрузка продуктов для кухни. И что Кент или старшины свои скажут, всё делаем. Ты под кем ходишь?
— Под Боровом, Плотник.
— Силен Боров. Под Ломом только Крыс.
— Зажрался ваш Боров, всё под себя гребет.
— Крыс, помолчи. Об этом не тебе судить.
— Плотник, а где ты дерево берёшь, я как-то не находил почти?
— Это сейчас проблема — редко выбрасывают. А так, раньше, когда дома в городах обновляли, выбрасывали. Уголь вон им плиту даже топил. Кто же знал, что кончится?
— Есть одно место: там рама из хорошего бруса строительными мешками завалена.
— Точно? Слушай, завтра тебе Кент работу будет подбирать, попроси у него разрешения сходить. Он хорошо оценит, не сомневайся.
— Ясно. А сегодня мне что делать?
— Вещи свои разложи, Кыш тебе тюфяк выдаст с подушкой, укрыться чем выбери. Можешь вещи постирать ― там у нас ведра, смесь моечная, веревка для сушки. Обживайся, ты теперь в нашей семье.
— Понял, спасибо. А к другу своему могу сходить, тут рядом, в барак?
— В любой барак можешь ходить свободно. Ты шнырь, старшины уже об этом объявили. Но за территорию на свалку нам ходить запрещено. Туда только с законниками. И я всегда должен знать, где ты. Да, едим мы всегда тут и позже всех, когда кухня наша приходит. Я бы по времени сказал, но часы одни, у Кента, ты не посмотришь. А он когда сам, когда через охранника своего доводит. Да и привыкли мы к распорядку, сами всё знаем.
— Часов у него уже двое. Он мои забрал.
— Порожняк гонишь.
— Крыс, забьемся, что не гонит?