Наступил миг, когда призраки растаяли. Чуть колеблясь от сквозняка, горит свеча на оружейном ящике. Накрытый колючим одеялом, я лежу на правом боку, почти не чувствуя рану. Из одежды только армейский жетон на шее. Кто-то рядом. Протягиваю бессильную руку. Оружия на месте нет. Шорох, метнувшаяся тень, передо мной в неярком свете знакомое лицо. Я рад его видеть всегда, хоть в бреду, хоть перед смертью.
— Катя…
— Нет, я Ольга, Оля. Ты спас нас с сестрой, помнишь?
Спас? А, две девочки, защищая которых я расстрелял тварей в военной форме. Интересно, снова брежу, или это уже реальность? Реальность, в которой мы говорим по-русски.
— Помню, Оля. Ты похожа на мою родственницу.
— Катю? Ты поэтому нас защитил и убил тех солдат?
— Не только. У меня были и другие причины. Главная из них ― Реджистанс.
— Я догадалась! Ты не представляешь, как они тебя ищут! Военные, полиция, имперская безопасность… Они решили, что ты сумел уйти к морю (ага, сыграла лисья уловка), там сейчас обыски в поселках, проверки, прочесывания. Твои портреты на каждой стене, а за сведения о тебе обещают невероятные суммы! Что ты такого совершил?
— Подергал империю за хвост, Оля. Сильно подергал. Где мое оружие?
Это ключевой момент. Если оружия нет…
Маленькая ручка подает браунинг. С трудом перекатываюсь на спину (бок отдает болью), проверяю. Обойма полная, патрон в патроннике, предохранитель снят. Все, как я оставлял.
— Ты справишься с винтовкой? Она тоже здесь.
— Спасибо, девочка. Нет, на винтовку у меня не хватит сил. Ты сама умеешь стрелять?
— Нет. Командир обещал научить нас, но пока мы с Машей только разведчики. И зря ты считаешь меня маленькой ― мы настоящие бойцы Реджистанса.
Реджистанс… Вот и сбылась моя мечта, я у друзей и соратников.
Часть пятаяСЕРЖАНТ РЕДЖИСТАНСА
У нас был долгий разговор с этой славной девчушкой, прерываемый моими приступами слабости. Да, они с сестрой тогда возвращались с точки наблюдения ― вызванный уничтожением базы переполох в военном санатории возбудил любопытство сестер. Отца, кстати, у них нет ― после очередных работ в трудовой армии домой вернулись лишь извещение о несчастном случае и небольшая сумма компенсации на кэш матери. Они с Марией работают в больнице, Маша ― старшая медсестра, учится на врача. Ольга заканчивает медицинский колледж. Человек, которого я принял за Тень и Ральфа ― их дядя, помощник терапевта. По большому счету, девочки спасли мне жизнь ― когда на пятый день кольцо активных поисков сместилось к морю, они, посетив схрон, обнаружили меня в бессознательном состоянии без капли воды в пещере.
— Как ты нашел базу?
— Случайно, Оля. Можно сказать, чудом. Вы не убирали обломанные веточки и листики у входа, а я возле него свалился.
— Послушай, а как тебя зовут?
— У меня много имен. Но друзья звали меня Сержант. И это не звание колониальных сил, Оля.
— Я разбираюсь в военных званиях, Сержант. У тебя погоны рядового. Ты выполнял задание?
— Оля, об этом лучше не говорить. Форму врагов пришлось надеть, потому что так было надо.
— Я понимаю.
Горячий, разогретый на спиртовке куриный бульон, вызвавший резкие спазмы в отвыкшем от еды желудке. Отвратительное, унижающее ощущение, когда тебя, кое-как прикрытого, бессильного мужика, самоотверженно и нежно тащит к подземному туалету юная красивая девушка. Ненавижу такое!
— Ты зря стесняешься, Сержант. Мы с Машей ухаживаем за самыми тяжелыми больными и умирающими ― это обязательное условие обучения. Мы и тебя мыли, когда ты лежал без сознания.
— Оленька, я понимаю, спасибо тебе огромное. Но пока я могу шевельнуться, эти вещи буду делать сам.
— Ты гордый. У нас в больнице многие мужчины плачут, опускаются…
— Значит, они не мужчины.
— Сержант, а что…
— Тихо!
От входа слышен легкий стук камней, мелькает отсвет фонаря.
— Гаси свечу!
— Это, наверное…
— Тихо!
Свет фонаря приближается, напрягаю слух. Похоже, один человек. Вот он у зала, поднимаю руку с тяжелым браунингом…
— Оля, как наш больной?
— Он пришел в себя, дядя. Сейчас зажгу свечу. Сержант, это мой дядя.
— Сержант?
Огонек свечи и направленный в потолок луч фонаря освещают невысокого мужчину под сорок. Вот глянешь, и сразу скажешь: врач. Есть что-то доброе, терпеливое, выдающее профессию в облике.
— Так называют меня друзья.
— Ник. То есть Николай, к черту их сокращения.
— Очень приятно. Извините, настоящее имя назвать не могу. Спасибо вам за помощь, Николай.
Гость замечает все еще зажатый в руке пистолет, правда, рука уже лежит на одеяле.
— Ого! Раз хватаетесь за любимую игрушку, значит, действительно идете на поправку. Ну-с, молодой человек, давайте-ка я вас осмотрю.
Сильные руки помогают повернуться на правый бок, ножницы срезают бинт, шипит перекись.
— Сейчас придется потерпеть. К сожалению, мне не удалось достать бинтов военного образца, перевязывал вас обычным. Готовы?
— Да, Николай.
Резкий, но аккуратный рывок. Боль стегнула, но разве это та, прошлая боль? Приподнимаю голову, разглядываю рану.
— У вас хорошее самообладание, Сержант.
— А вы прекрасный врач, Николай. Смотрю, рана в нормальном состоянии, идет заживление.
— Разбираетесь в медицине?
— Не только.
— Похвально. Вы не против, если я покажу ранение Ольге? Ей необходимы знания.
— Разумеется, Николай, пожалуйста.
— Оля, взгляни. Видишь, образовалась пленка, спала опухоль… Обрати внимание на цвет, а лучше просто понюхай рану. Эта здоровая, гноящуюся легко опознать по характерной окраске и запаху.
Пахнет спиртом. Протерев руки, медики аккуратно исследуют края. Терплю, внимательно вслушиваюсь в профессиональные термины. Уверен, Николай не только терапевт. Навыки в военно-полевой хирургии заметны, и он старательно передает их племяннице. Осмотр закончен, Оля сосредоточенно обрабатывает бок принесенными дядей пропитанными лекарством тампонами. Какое облегчение! Перевязка.
— Очень хорошо, молодой человек, процесс заживления протекает быстро. У вас крепкий, тренированный организм. Конечно, останется шрам…
— Но он украшает мужчину. Я вам искренне признателен, Николай. И тебе, Оля.
— Что ты, Сержант! Если бы тогда ты не начал стрелять…
— Да, молодой человек, и я вам благодарен за спасение племянниц. Военнослужащие Империи не очень сдерживают свои желания и всегда остаются безнаказанными. Месяца не проходит, чтобы какая-нибудь девушка…
Повисло молчание. Понимаю, они снова переживают происшедшее.
— Николай, вы ведь здорово рискуете, приходя сюда? И девушки тоже.
— Риск, конечно, есть… Но оставлять вас в беспомощном состоянии было бы неправильно.
— Сейчас мне значительно лучше. Где еда и вода, я знаю, а вам необходимо побольше мелькать в своем поселке. Поисковики знают, что я ранен?
— Да, Сержант. В описании на плакате указано: «возможно, ранен».
— Это значит, что полиция и КИБ постараются отследить всех медиков, их перемещения, взятые с работы лекарства.
— Да, возможно… Вы точно справитесь один?
— Уверен.
— Что же, тогда мы постараемся навещать вас через день по очереди. Смотрите, я оставляю аптечку. Средства от жара, бактерицидные…
— Доктор, я знаю эти лекарства. Запомните, внимательно отслеживайте все задаваемые вам вопросы, особенно от незнакомых людей и неожиданные от знакомых. Никогда не идите к этому месту по прямой из поселка. Если вас кто-то увидел, сделайте круг, вернитесь домой.
— Сержант, мы уходим прямо из больницы.
— Тогда, отойдя, остановитесь в неприметном месте и подождите, прислушиваясь, не идет ли кто-то следом.
— Ты говоришь, как наш командир ячейки.
— Значит, он правильно говорит, Оля.
— Да, мы сообщили о вас командованию, но пока идут поиски…
— Думаю, что в моем состоянии самое лучшее ― отлежаться здесь до выздоровления.
— Хорошо. Вы точно справитесь один, Сержант?
— Да, Николай. Ступайте и будьте осторожны.
— Хорошо. А вы постарайтесь поспать. До свидания.
— До свидания, Сержант.
— До свидания.
Прислушиваясь, выждал час и последовал доброму совету.
Все-таки сон ― прекрасный лекарь. А когда ему еще помогают качественные лекарства…
Так, где мои часы? Огонек зажигалки отразился от стекла хронометра. Лежит на ящике. На руку. Сколько я проболел? Неслабо ― восемь дней. Провожу рукой по лицу. М-да, я так не зарастал даже на свалке. Надо будет попросить бритвенные принадлежности. Пробую встать, пережидаю головокружение. Как мы шли тогда в туалет? Опираясь о каменные стены, пережидая приступы слабости, добираюсь. Справившись с потребностями организма, размышляя, снимаю армейский жетон. Нет, эта страница жизни закрывается навсегда. Мелькнув в луче фонарика, пластиковый овал улетает в глубокую расщелину. Вернувшись, экономно ополаскиваю руки из фляги (родник ниже пещеры в ущелье, об этом рассказала Оля), не спеша, с приятной испариной, обедаю. Саморазогревающиеся консервы из сухпайков вполне пристойны на вкус и удобны в обращении. Не зря тащил. При всем желании второе доесть не сумел. Надо бы поискать одежду… Ладно, подремлю, уйдет слабость ― займусь.
Когда начинаешь думать о гигиене, значит, уже полегчало. К мечтам о бритве добавились желания почистить зубы и вымыться. Но пока невозможно. Для поднятия настроения пришлось ограничиться половиной банки гречневой каши с мясом, благо, аппетит после сна разгулялся. Осторожно прощупал бок. Ничего, терпимо, главное ― не перетруждать. Решил занять себя детальным осмотром пещеры. Чем дальше шел обыск, тем больше накапливалось непоняток. Ящики из-под оружия есть, но все пустые. В одном из тупиков ящик от военной радиостанции, уходящий в потолочную щель кабель антенны. Провод небрежно обрезан, рации нет. На камнях пола мелкие стеклышки. Разбили стекло прибора? Нет цинков от боеприпасов, коробок от сухих пайков, упаковок от обмундирования, но в ряд пустых тупиков явно ходили и, судя по царапинкам на камнях, не один раз. Нет ни одной бумаги, наставления, инструкции. Получается, схрон был подготовлен к боевым действиям, а потом из него все вынесли. Куда и кто? Партизаны на другую базу? Или солдаты колониальных сил? Надо будет аккуратно расспросить моих спасителей.