Именно отсюда брала истоки печаль Инги, она этого и не скрывала. Она расстраивалась не из-за того, что Альберта отбила у нее парня, но потому что он сам предложил себя Альберте, и этот факт до сих пор не давал ей покоя, даже по истечении семнадцати лет.
Карл перевел взгляд на ее супруга, который безвольно сидел на диване и дрожал, потупив взор. Видимо, Альберта обладала фантастической чувственностью, из-за чего с ней никто не мог конкурировать. Вот здесь и подстерегала ее опасность.
– Инга, я спросил у вашего мужа, знает ли он имя человека, с которым Альберта встречалась вплоть до самой смерти. А вам известно его имя?
– Кристиан Хаберсот задавал мне этот вопрос не меньше десятка раз, когда расспрашивал всех, кто имел отношение к народной школе. Мы уже общались с представителями криминального отдела полиции Рённе, но Хаберсот решил повторить допрос, он никак не унимался. Я сказала, что однажды Альберта произнесла его имя, так как считала, что оно очень экзотичное. Но я так и не смогла вспомнить его тогда, а сейчас и подавно.
– Совсем никак?
– Совсем. Кроме того, что оно состояло из нескольких частей и в совокупности звучало как-то совершенно неудобоваримо. Первая часть была вроде короче остальных… Кажется, напоминало что-то библейское.
– Насколько короткое было имя? Типа «Адама»?
– Нет, возможно, всего из трех букв, но, честно говоря, я не имею никакого желания об этом думать.
– Лот, Сим, Ной, Иов, Коа, Гад, Сиф, Аса, – посыпалось из Ассада.
Какого лешего этот араб, стопроцентный мусульманин, назубок выдает такое количество библейских имен?
– Нет, думаю, не подходит ни одно из перечисленных. Я уже сказала, что не хочу занимать голову этой ерундой.
– А что насчет других частей имени? – настаивал Карл.
– Понятия не имею. Какая-то тарабарщина, я же уже говорила. Типа Симсалабимахалаймахалай.
Она улыбнулась. По-видимому, не без оснований.
– То есть вы больше ничего про него не знаете? Вы уверены?
– Да. Кроме того, что он, видимо, приехал откуда-то из Копенгагена. По крайней мере, точно не был борнхольмцем или ютландцем, насколько я поняла. Ну и еще, конечно, его этот «Фольксваген», о котором мы с Кристоффером уже упомянули.
– Вот этот? – Ассад протянул ей фотографию, сделанную на парковке.
Инга внимательно посмотрела на снимок.
– По крайней мере, цвет и форма совпадают. Но тут нормально не разглядишь.
– Вы не припомните каких-нибудь особых примет у этой машины?
– Особых примет? Да я и видела-то ее только сзади, и то издалека.
– Может быть, какие-то бросающиеся в глаза вмятины или царапины, цвет номерного знака, шторки на окнах? Что-нибудь особенное…
Она улыбнулась.
– Стекла были замазаны, номерной знак старого образца, черный с белыми цифрами; сбоку на кузове была какая-то черная изогнутая линия, которая как будто бы тянулась с крыши. Еще, мне кажется, на колесах присутствовал белый цвет, широкая белая полоса вокруг дисков; но тут я не уверена. К тому же, может, я вообще совсем не этот автомобиль видела на дороге.
– Вы говорите, изогнутая линия?
– Не знаю, могла быть просто грязь, или как? – Она повернулась к мужу: – Кристоффер, ты помнишь что-нибудь о машине?
Тот отрицательно покачал головой.
О’кей, черные номера. Теперь они по крайней мере узнали, что транспортное средство зарегистрировано раньше 1976 года, если это как-то могло им помочь.
– Карл, как ты считаешь, супругов Дальбю можно считать невиновными?
Мёрк несколько раз успел переключить коробку передач, прежде чем ответил.
– Для меня вопрос заключается в том, Ассад, кто такая вообще была эта самая Альберта. Вот о чем я в данный момент думаю. Наверное, я смогу ответить тебе только тогда, когда мы будем знать о ней чуть больше. Инга Дальбю – явно чрезвычайно жесткая и обозленная женщина, и все же она скорее реалистка, а потому сейчас я не имею особых оснований в чем-либо ее подозревать. Теперь Кристоффер. Этакий флегматик, который стоит на пороге и курит – и ни за что на свете не посмеет восстать против своей жены. Мог ли он увлечься настолько, чтобы пойти на убийство из ревности? Я сильно сомневаюсь в этом.
– А тебе не показалось странным то, что много лет спустя он вспомнил о замазанных стеклах? И то, что она вспомнила о белых линиях на дисках, полосе сбоку и черном цвете номерного знака? Скажи, ты сам смог бы запомнить все эти детали?
Карл пожал плечами. Он искренне был уверен в том, что смог бы.
– Скажи-ка, а нам, случайно, не надо ехать в противоположном направлении? Разве мы не должны были отправиться в дом престарелых в Рённе, навестить сестрицу Юны? – спросил Ассад.
– Должны. Но, я думаю, сначала нам следует отыскать место под названием Элене. Возможно, нам встретится кто-нибудь, кто проживает там с тех самых времен и помнит лагерь хиппи.
– Думаешь, Хаберсот сделал не все, что мог, в этом направлении?
– Всё; вопрос лишь в том, достаточно ли оказалось его усилий. Он несколькими способами намекнул нам, что мы должны сосредоточиться на поисках мужчины с увеличенного фрагмента фотографии, обнаруженной у него дома, правильно? Вот я и пытаюсь вникнуть в суть и выяснить, с каким человеком мы имеем дело, потому что в настоящий момент, Ассад, я ни черта не понимаю.
Путь оказался длиннее, чем рассчитывал Карл, и солнце уже садилось. И хотя оставалось не менее полутора часов до наступления ночи, тени уже заметно удлинились и пейзаж обесцветился.
– Карл, здесь какое-то невероятное количество деревьев. Ты сам-то знаешь, куда мы едем?
Мёрк покачал головой.
– Позвони Йонасу Равно; он подскажет, как нам найти то, что надо.
– Скоро шесть, он уже ушел со службы.
– Попробуй. У тебя есть номер его мобильного. И включи громкую связь.
Судя по всему, в этих краях было принято рано ужинать, и потому Равно воспринял их звонок без особого энтузиазма.
– У вас что, нет навигатора? Вы не можете им воспользоваться?
В конце концов он все-таки сжалился и объяснил Карлу, что им надо попытаться найти тропинку, ведущую к речушке Эле О; она ответвлялась от Эленевай напротив таблички, обозначающей начало государственного заповедника, и тут невозможно было ничего перепутать, так как на табличке была нарисована птица в сопровождении не слишком любезной надписи: «Проход запрещен».
Улица Эленевай извивалась, как угорь, и все-таки они нашли табличку, расположенную над другой, меньшей по размеру, которая указывала в сторону тропинки к Эле О, а затем обнаружили тупик и, по всей видимости, заброшенный дом с сараем в окружении заросшего травой участка.
– Странное место. И что ты собираешься здесь делать, Карл? – полюбопытствовал Ассад, когда они вылезли из машины.
Мёрк покачал головой. Сложно было представить себе лагерь хиппи в столь безжизненном месте.
– Быть может, он нам что-нибудь расскажет, – Карл указал в направлении крошечного пятна на тропинке, которое потихоньку двигалось в их сторону.
Они стояли с минуту, пока к ним ковылял мужчина в укороченных штанах. Ему было лет семьдесят пять, не меньше. Сам он, вероятно, считал, что бежит со всех ног. Вообще-то он не собирался останавливаться – возможно, понимал, что ему будет непросто начать с начала, – но все-таки предпочел встать, вытянув руки в стороны и фыркнув, прежде чем наконец ощутил готовность вступить в контакт с приезжими.
– Прекрасно, друг мой, – сказал Карл, имея в виду степень его спортивной подготовки с учетом возраста.
– Да уж, надо встретить шестидесятилетие в форме, – ответил старичок на махровом диалекте, хрипя легкими.
Всего шестьдесят?! Помилуй бог, надо бы поскорее отправить его туда, откуда он явился.
– Вы проживаете поблизости? – спросил Карл.
– Что вы! Я живу в Гамбурге. Просто далековато убежал от дома. Наверное, надо было раньше свернуть.
Ассад рассмеялся. Что ж, значит, у них со старичком сходное чувство юмора.
– В таком случае, я подозреваю, что вы немного в курсе местной истории.
– Что именно вы хотите узнать?
Карл махнул рукой в сторону заброшенного здания и ввел собеседника в курс дела.
– Нас уже сто раз спрашивал об этом тот самый назойливый полицейский из Сванеке, – ответил старичок. – Да, в течение полугода здесь жили какие-то молодые люди. Прежний хозяин не был слишком щепетилен в вопросах зарабатывания денег.
– Почему вы так говорите?
– Потому что тут ошивалась куча хиппи, которые нам тут сдались как собаке – пятая нога. Пестрые тряпки, нечесаные волосы до задницы… Ошивались здесь и занимались какой-то галиматьей, причем явно с мистическим уклоном.
– Например?
– Бегали по земле босиком и махали руками в направлении солнца. По вечерам жгли костры и носились вокруг них, зачастую нагишом. Нам как-то дико было смотреть на это все. – Он ухмыльнулся.
– С мистическим уклоном?
– Да, они разрисовывали тела всякими знаками и молились, словно правоверные католики. Кое-кто говорил, что они последователи Асатру[11], но мы, местные жители, считали их просто ненормальными, как и многих других туристов.
– Любопытно… И что за знаки они на себе рисовали?
– Понятия не имею. Какие-то каракули. – Старичок вдруг оживился. – Похожие на те, что малюют индейцы.
– Как забавно…
– Да уж. А над входом в дом у них висел огромный щит. Кажется, там было написано «Небесный свод».
– Но они не проповедовали свою веру? И не учиняли в округе какие-нибудь неприятности?
– Нет-нет. Вообще-то они были мирными и спокойными. Просто немножко не в себе, как я уже сказал.
Карл кивнул на сумку Ассада, откуда тот незамедлительно извлек фотографию мужчины с «Фольксвагеном»-«буханкой».
– А вот этого парня не узнаете? – спросил сириец.
– Ах да, этот снимок полицейский тоже всякий раз демонстрировал. Я неоднократно говорил, что у них имелся подобный фургон, но понятия не имею, кто этот мужчина. Я тогда как-то не особо в них вглядывался.