Она жаловалась. Но мужики, обтянутые в кожу, – разве это не мечта Розы?
– Я вам сейчас вышлю эмэмэс – посмотрите!
В следующий миг звуковой сигнал на телефоне оповестил их о новом сообщении.
По спине Карла побежали мурашки. Снимок был сделан во время легкого снегопада, видимо незадолго до Рождества, на одной из елочных распродаж, устроенной скаутами. Цены на деревья были вполне разумные – двадцать крон за метр. На этом весь умиротворяющий антураж заканчивался.
Ассад стоял рядом, словно кол проглотил.
– Эй, вы еще тут?
– Да, Роза, мы тут, – на автомате подтвердил Карл. – Ты права – фотография потрясающая. Невероятная находка. Ты, несомненно, заслужила отдых до конца дня.
Он не спускал глаз с фото. Настоящий шок. В одну секунду ему пришлось признать, что все нити, за которые они хватались, вели их в неверном направлении. Чего только стоят упорные поиски мифической деревянной доски из-за дурацкой щепки, обнаруженной Хаберсотом! А охота за «буханкой»! Не говоря уже о прочих ресурсах, послуживших укреплению подозрения, направленного против Ату-Франка. Многие сутки, проведенные в работе над расследованием, допросы, зачастую ведущие их по ложному следу… Все это с самого начала было неверно. И вот перед ним лежало доказательство тому.
Бьярке, широко улыбаясь, стоял на фотографии в скаутской униформе. Кепка на голове, галстук на шее, кинжал в ножнах с множеством небольших бляшек. Напыщенный, как папа римский. Важно выпятив знаки отличия. Он явно гордился своим делом, несомненно направленным на благотворительные цели. Гордился он и внедорожником, на который небрежно облокачивался. Ну и, гордился, естественно, придуманной им «фишкой» – к передней части внедорожника был присоединен металлический скребок для снега, на котором крупными белыми буквами было написано: «Скаутская грандиозная распродажа елок – счастливого Рождества!»
Потрясающе. Они прискакали на Борнхольм с целью защитить Юну Хаберсот от Франка, а на самом деле следовало поменять местами агрессора и жертву.
– Ну, что скажете? – полюбопытствовала Роза.
– Скажем, что следовало бы нам отыскать это фото пораньше. И еще, Роза, ведь это та же самая старенькая «Тойота», на которой Юна Хаберсот смылась около двадцати минут назад и которая теперь валяется в траве на боку пятьюдесятью метрами ниже нас, черт подери!
– Надо было пораньше отыскать фото, говоришь?
– Да.
– Думаешь, Хаберсот не мог сам его найти? Точнее, неужели ты считаешь, что он был не в курсе об имеющемся у его сына мощном скребке?
– Роза, он был полицейским. Он пожертвовал на расследование этого дела семнадцать лет своей жизни. Конечно, он не знал.
– Попытайся выслушать мои рассуждения. Хаберсот в течение долгих лет подозревал в совершении преступления собственного сына; именно поэтому, как мне кажется, он так неспешно работал над расследованием. И при этом во что бы то ни стало желал отвести подозрение от сына. Так не легче ли всего перевести стрелки на человека, которого он ненавидел лютой ненавистью? На любовника своей жены. Что скажете?
– А зачем ему понадобилось привлекать к делу нас? Расследование могло просто-напросто закончиться в связи с его самоубийством.
– Он оставил нам всю грязную работу и надеялся, что мы достигнем цели. Хаберсот внезапно выбыл из игры, однако рассчитывал, что мы найдем Франка. А если даже нет, ну или если мы разберемся в том, как дело обстояло на самом деле, именно нам придется проделать невыполнимую для него задачу: арестовать его сына. Такова была дилемма Хаберсота. Он хотел прикрыть Бьярке и в конце концов понял, что это неправильно. Бьярке виновен. Поэтому Кристиан Хаберсот сдался.
– Это гипотеза, Роза. Стройная и логичная, но все-таки гипотеза. И если ты права, мне станет совсем не по себе. Все-таки столько людей погибло в этой истории…
– Такова жизнь, – прокомментировала она, но тут же оговорилась: – Конечно, я имела в виду – такова смерть.
Ассад в предупреждающем жесте поднял руку и оглянулся через плечо.
– Отличная работа, Роза, огромное тебе спасибо. Мы вынуждены отключиться, хорошо? Батарейка того и гляди разрядится.
Она только успела произнести: «Мальчики! Ну ведь не могли же они…» На этом Карл разорвал соединение.
Ассад поднял обе руки, показывая на несколько ступеней в скале, являвшихся некогда частью лестницы на второй этаж, который давным-давно разрушился.
Теперь и Карл услышал странный звук.
– Пойду туда помочусь, – пояснил Ассад и скользнул направо, отправив Мёрка налево.
Оба разом отпрыгнули на прежнее место – там, в стенной нише примерно на метр ниже их уровня, на подстилке из травы сидела Юна Хаберсот.
Едва увидев полицейских, она ткнула в них толстой веткой, попав по больной руке Ассада. Их крики слились в один, настолько мощный, что женщина, выронив ветку, отпрянула в дальний угол. Карл с яростью бросился к ней, заставил подняться и отвести руки за спину, чтобы надеть ей на запястья наручники. Женщина вскрикнула от боли, и Карл заметил, что она получила кое-какие увечья. Левая рука безвольно болталась, пальцы были выбиты и неестественно вывернуты.
– Ассад, ты в порядке?
Товарищ схватился за больную руку, но кивнул.
– Вызови ей «Скорую».
Карл осторожно повел Юну Хаберсот к скамейке и жестом показал, что она должна сесть.
С их последней встречи меньше трех недель назад она жутко исхудала. Глаза казались неестественно огромными на истощенном лице, руки стали какими-то крошечными, чуть ли не детскими.
– Я слышала все, что наболтала вам эта чертовка по телефону, – выдала она после нескольких минут молчания. – И она глубоко заблуждается.
Карл кивнул Ассаду. Тот уже включил диктофон на смартфоне.
– Зато теперь, Юна, вы можете рассказать нам все, как было. Мы не станем вас перебивать.
Она прикрыла глаза – видимо, чтобы отстраниться от боли.
– Я очень обрадовалась, узнав, что вы загнали сюда Франка, или Ату, или как вы там его еще называете. Для меня настоящим подарком стало его появление здесь – вы сами-то хоть понимаете это? – Юна попыталась засмеяться, но боль в плече заставила ее замолчать. Она открыла глаза и посмотрела прямо в лицо Карла. – Я хотела застрелиться. С годами мы с Бьярке очень отдалились друг от друга, исключительно по моей вине. После его смерти чувство вины заглушило во мне все остальные чувства, и это стало непосильной ношей.
– Чувство вины в связи с чем, Юна?
– В связи с тем, что я позволила Франку оказать слишком сильное влияние на нашу семью. Он разрушил не только мою жизнь, но и жизнь моей семьи. В конце концов Бьярке не выдержал. Ведь даже его отец сдался.
– Ваш сын совершил самоубийство, так как приревновал Франка к Альберте и сбил ее насмерть. Мы ведь видели и машину, и скребок. Что еще тут можно добавить?
– А то, что вовсе не Бьярке убил Альберту. А я.
– Я не верю вам! Вы просто-напросто прикрываете сына, – вклинился Ассад.
– НЕТ! – Она стукнула по скамейке кулаком, несмотря на боль. Затем вновь надолго замолчала, устремив взгляд на холм и лес на противоположном берегу озера.
Если уж они дождались момента, когда подозреваемый выложил все как на духу и вновь замкнулся, теперь только терпение могло способствовать поддержанию нужного настроя. Карл не раз сидел точно так же в течение нескольких часов подряд, и сейчас тоже ничего не оставалось. Это понимал и Ассад.
Через несколько минут она повернулась к Карлу и поймала его взгляд. «Спрашивайте», – говорили ее глаза.
Мёрк задумался. Надо было тщательно отнестись к выбору вопроса, в противном случае она снова уйдет в себя.
– Успокойтесь, Юна. Я верю вам и знаю, что Ассад тоже вам верит. Расскажите обо всем сами с самого начала.
Женщина всхлипнула и вздохнула, затем опустила взгляд и приступила к рассказу.
– Я влюбилась во Франка и надеялась, что мы всегда будем вместе. Мы встречались на том самом месте, где вы меня нашли, и любили друг друга прямо в траве. Мой муж Кристиан не умел того, что умел Франк, и я совсем потеряла голову… – Она сжала губы. – Мы встречались несколько месяцев.
«Видимо, в тот же период у Франка был роман и с Ингой Дальбю», – подумал Карл.
– И вот он порвал со мной, несмотря на все обещания, а их было немало… И зачем только я обманывала мужа, с которым тогда жила, и отца моего сына? Зачем?
Оба пожали плечами – действительно, зачем?
– Он пообещал, что у меня будет новая жизнь, что я уеду с острова, а разница в возрасте не имеет никакого значения. И он солгал, проклятый ублюдок.
Она подняла голову – лицо ее выражало неподдельную горечь.
– А я ведь прекрасно знала, что он нашел себе молоденькую девушку. Я почувствовала исходящий от него аромат дешевого парфюма этой сучки. Он весь был пропитан этим запахом, когда пришел объявить мне о разрыве. И тогда я вспомнила, что уже слышала этот запах. Я поняла, что он встречался с нами параллельно – вот что было самое ужасное. – Юна фыркнула. – Я проследила за ним. Эти голубки считали себя неотразимыми… тьфу, как противно! Я подглядела, каким образом они общались, – оставляли друг для друга записки у огромного валуна перед школой. У нас с Ату тоже было так заведено. Только мы оставляли записки на том месте, где занимались любовью.
Так вот, значит, где находилась «почта» Франка и Альберты – у большого камня, мимо которого полицейские прошли не менее десятка раз. Какая ирония!
– Однажды я пришла к Франку в лагерь в Элене; тогда он прямо сказал мне, что влюблен в Альберту и заберет ее с собой в Копенгаген. Я возненавидела его за это безмерно, но и ее не меньше.
У Юны задергались уголки рта – казалось, при этих воспоминаниях ненависть вновь завладела ею с небывалой силой.
– Я захотела прогнать Альберту из его жизни до отъезда. Ее надо было искалечить, уничтожить ее изящную красоту. Устранить ее. Я надеялась – может, тогда Франк вернется ко мне… Я всерьез думала так еще долгое время после случившегося. Да-да, многие годы я надеялась на его возвращение. Как же безумна и наивна была моя надежда! А потом я не захотела ничего слышать о нем. Ни от моего бывшего мужа, ни от сестры, ни от вас. Франк был стерт из моей жизни.