канные простыни, съехавшее на пол тяжелое покрывало и беспорядочно разбросанные подушки. Пестрый коврик у кровати был сдвинут, на столе валялась пачка салфеток. Распахнутый стенной шкаф был пуст, ящики комода выдвинуты, синий шелковый халатик сиротливо висел на спинке стула. Неприглядная печальная картина…
Ничто здесь больше не напоминало о женщине по имени Людмила Жако… Только слабый запах духов все еще витал в воздухе.
Монах обследовал стенной шкаф, потом тумбочку – выдвинул до упора все три ящика, но везде было пусто. Добродеев заглянул под кровать и обнаружил там обертку от шоколадки. В ванной они увидели почти пустой флакон шампуня, несколько косметических ватных дисков, разлетевшихся по полу. Монах приподнял крышку корзины для использованных полотенец. Корзина была пуста. На дне завалялась розовая с блестящими камешками заколка для волос. Кряхтя, Монах нагнулся и достал заколку. Яркая штучка лежала на ладони, как мертвая экзотическая бабочка… А он не мог отвести взгляд…
…В дверь едва слышно поцарапались, заставив журналиста вздрогнуть.
– Валим, – прошептал Добродеев, и парочка спешно покинула печальную обитель.
Следующие пару часов друзья провели в уличной кофейне: сначала заказали кофе, потом блинчики «Сюзетта» с апельсиновым вареньем и шариком мороженого. А потом и пиво.
– Нужно добыть фотографии, Леша, – в десятый раз повторил Монах. – Жениха и невесты. Это номер раз. Сможешь?
– Смогу. Ты себе не представляешь, Христофорыч, на что идут нормальные серьезные люди, чтобы напечататься в газете! Даже оперативники. – Добродеев скорбно покачал головой, печалясь о несовершенстве человеческой натуры. – Мой информант… капитан, кстати, пишет лирические стихи, а я пристраиваю их в газету.
– Стихи хорошие?
Добродеев ухмыльнулся:
– Душевные. Для опера сойдет. Как-нибудь почитаю.
– Непременно. Дальше. Вызовешь на разговор майора. Это два. Сообщишь, что мы были у Илоны по просьбе нашей доброй знакомой, ее соседки Марии Августовны. Старушка, мол, страшно за Илону беспокоится… Придумай что-нибудь. Мол, полиция ее подозревает, никто ничего ей не говорит, она совсем больная, как бы чего не случилось.
– Может, не надо про то, что полиция подозревает? Мало ли…
– Ладно, не надо, – не стал спорить Монах. – Напусти туману, якобы Илона кое-что рассказала, может, обменяемся информацией… Как-то так.
– Не маленький, соображу, – заметил Добродеев. – Может, вдвоем?
– Лучше ты один, Лео.
– Обиделся за хромую карму?
Монах посмотрел на больную ногу и пожал плечами…
Они доедали вторую порцию блинчиков, когда истошно заверещал добродеевский айфон. Это была соседка Илоны, Мария Августовна.
– Мария Августовна! – вскричал Добродеев. – Рад вас слышать! А мы с Олегом давеча вспоминали про вас. А как там наша добрая знакомая Мария Августовна поживает? Навестить думали! – Он замолчал, слушая. Потом сказал: – Да, он здесь, со мной. Что? Арестовали брата Илоны? Брата? Вы же говорили, у нее никого нет! Откуда взялся брат?
Он снова замолчал. Из трубки до Монаха долетало энергичное чириканье, но слов было не разобрать. Это продолжалось так долго, что измаявшийся от неизвестности Монах резанул себя ребром ладони по горлу – кончай, мол!
Добродеев кивнул, но чириканье продолжалось, Добродеев слушал, а на лице его сменялась целая гамма выражений, от удивления до потрясения. Монах сделал зверское лицо и протянул руку, намереваясь вырвать у журналиста айфон.
– До свидания, Мария Августовна! – заторопился Добродеев, уклоняясь от Монаховой руки. – Обязательно передам. Конечно. Обязательно. Все-непре-менней-ше! А как же! Он тоже! Прямо сейчас! Так и сказал! Ага! Угу! Да! И вам! До встречи! – Он положил айфон на стол, уставился на Монаха ошалевшими глазами: – Уф-ф! Какая женщина! Вамп!
– Что за брат? – спросил Монах нетерпеливо. – Откуда? Ну?
– Появился три дня назад, привез письмо от матери…
– Сбежавшей?
– Да. Отец умер, и он якобы нашел в бумагах письма от матери. Так узнал о существовании сестры. Мать тоже умерла, жила в Испании. Он приехал к Илонке и привез ей письмо. Из Латвии.
– Почему мать сама не отправила письмо Илоне? Почему через этого парня?
– Она не знает. А вчера вечером его арестовали. Она… Мария Августовна позвонила майору, сообщила, что Илонку вот-вот убьют, и приказала прибыть немедленно. Наша старушка уверена: никакой этот тип не брат, а убийца; с этой целью, убить то есть, и приехал к Илонке. Тем более серьга в ухе! Во времена оны серьга в ухе была у бандюков и хулиганов. А эта дуреха, Илонка, на седьмом небе от счастья. А еще Мария Августовна видела этого так называемого брата неделю назад: стоял перед домом Илонки, присматривался, а сам говорит, приехал три дня назад, и получается, все врет! Бандюк и есть.
– Зачем ему убивать Илону? – удивился Монах.
– Она не знает, но чувствует, что убил бы. Майор приехал с ОМОНом, и брата арестовали. Но сначала выломали дверь, потому что они не открывали. Потом оказали сопротивление и отстреливались… Во всяком случае, Марии Августовне показалось, что там стреляли. Хотел удрать через окно, но там его уже поджидали. Теперь Илонка с ней не разговаривает. Очень просила прийти, обещала испечь пирог и при встрече все рассказать еще более подробным образом.
– Почему подозревает, что это не брат?
– Говорит, не может быть, чтобы ужасное убийство и сразу падает на голову неизвестный брат. А Илонка глупая и ничегошеньки в жизни не понимает. Как Владик ушел, сама не своя. Радовалась бы! Лентяй и бездельник, сидел у нее на шее и болтал ногами. Он ей сразу не понравился… в смысле, Марии Августовне, и она неоднократно повторяла этой дурехе Илонке…
– Понятно! – перебил Монах, возбужденно потирая руки. – В нашем раскладе нарисовалась новая фигура: брат-убийца!
– И что? Откуда известно о его убийственных намерениях? – мрачно скаламбурил Монах.
– Пока не знаю. Но я бы сказал, что наша старушка права: так не бывает, чтобы убийство и сразу падает на голову неизвестный брат. У нее жизненный нюх и богатый профсоюзный опыт.
– Может, это брат вломился к профессору и в музей?
– И убил Рудина?
– Возможно, также и Людмилу Жако. Официально он появился у Илоны три дня назад, а Мария Августовна клянется, что видела субчика неделю назад. Значит, соврал, и в городе уже давно. Я тоже не верю в такие совпадения, Христофорыч. Ограбление профессорской квартиры, перевернутый краеведческий ящик, убийство Рудина, убийство модельки и брат, который ходил по их улице, а сам врет насчет приезда. Не верю!
– Резонно, Лео. Согласен, несет жареным. Значит, надо бы его фотку тоже. И вырвать у майора хоть что-то. Вырвешь?
– Попробую. Пока этот брат еще кого-нибудь не убил.
– Он арестован, Лео, забыл? Кроме того, он никого больше не собирался убивать.
– Откуда ты знаешь?
– Он пришел к Илоне, значит, добился, чего хотел, освободился и пришел познакомиться. Я думаю, он действительно ее брат. Такое у меня чувство.
– А зачем убил Рудина?
– А что мы вообще о нем знаем? – резонно возразил Монах. – Тем более нам неизвестно, кто убил Рудина. Насколько я могу судить, брат Илоны пока подозреваемый, а не обвиняемый. Кто убил Людмилу Жако, мы тоже не знаем. Мы пока ничего не знаем.
– А вот Мария Августовна точно знает, кто убийца. Может, навестим старушку?
– Леша, она рассказала все, что знала. Тут надо думать. Майора бы вызвать на допрос… Вдруг он потеряет бдительность и клюнет.
– Вряд ли, – с сомнением сказал Добродеев. – Я, конечно, попробую, но, сам понимаешь… Жаль, что он не пишет стихов. Может, сходить к Илоне? Новости из первых рук, так сказать. И вообще все крутится вокруг Илоны… С чего бы это? Может, собираются прибрать к рукам дом? Квартирная мафия?
– Может. А насчет сходить… Если бы она хотела с нами поговорить, то позвонила бы. А раз не звонит, значит, не хочет. Мы не произвели на нее впечатления особ, внушающих доверие. Не суетись, Лео, на ближайшее время планы определены. А там посмотрим. Как насчет еще одной порции? Можно без мороженого, лишние калории портят фигуру.
Добродеев с сомнением кивнул…
Глава 27Те же и майор Мельник
– Давненько я здесь не был! – Майор Мельник с удовольствием обвел взглядом зал. – Все так же, никаких перемен. Не люблю перемены. Спасибо, что вытащили, бойцы. Хозяин тот же? Пивко нормальное?
С некоторых пор майор Мельник приобрел странную привычку называть их бойцами. Хотя, казалось бы, при чем тут бойцы? И Монах, и Добродеев сугубо штатские люди, оружия в руках сроду не держали. Чувство юмора? В отместку Монах стал называть его служивым, тем более счет увеличивался на глазах: шуточки насчет хромой ноги, хромая карма…
– Хозяин тот же добрый старый Митрич, чья мамочка лучшая подруга Марии Августовны, между прочим. Пивко классное. «Хугарден», весьма и весьма рекомендую, – сказал Монах. – Начни с маленькой, попробуй сначала.
– «Хугарден»? – Майор нахмурился. – Не слышал.
– Новый бренд. Все остальное, как прежде, – сказал Добродеев.
К ним уже спешил Митрич, сияя улыбкой:
– Ребята! Майор! Рад вас видеть. Как всегда?
– Как всегда, Митрич!
Они смотрели вслед убежавшему Митричу.
– Как нога? – спросил майор, поворачиваясь к Монаху. – Бегает?
– В порядке, – сухо ответил Монах. – Карма тоже в порядке.
– Ты что, обиделся? Это же шутка!
– Ладно, проехали. Этот парень из Латвии действительно брат Илоны?
– Черт его знает! Вроде брат. Мать была моложе отца на тридцать лет, бросила их, когда ему было шесть, и уехала в Испанию. Вышла там замуж, родила близнецов.
– Замуж за испанца? – спросил Добродеев.
Майор кивнул.
– Как его зовут?
– Алвис Янсонс.
– Что он за человек?
– Штукарь.
– В каком смысле?
– Иллюзионист, работал в международных цирках, сейчас безработный. Пьющий. В прошлом. По его утверждению.