— Каким образом? — спросил прокурор. Он слушал вполуха. Мысли были заняты совсем другим.
— Очень просто. Раз или два в неделю звонили в местное отделение милиции и говорили, что она ушла из дому. А часа через два, когда те уже начинали поиски, звонили снова, извинялись, и говорили, что старуха вернулась сама. У нее, дескать, провалы в памяти, она забывает, как ее зовут и где она живет. А потом вспомнит и домой возвращается.
— Ну и зачем им это было нужно?
— Чтоб в милиции уже перестали на них вообще реагировать. Как тот пастух с волками, помните?
— Понятно…
— Дальше очень просто. Их сосед у нас работает. Не следователь, а так, техперсонал. Наконец они бабку эту убили, отвезли на другой конец города, а потом попросили его, чтобы он помог объявить розыск. Она, дескать, ушла из дому, а на их заявления уже не обращают внимания.
— Имя соседа, конечно, не скажешь? — Главный хитро улыбнулся.
— Конечно. — Клава улыбнулась в ответ. — Если только как свидетеля в деле…
— А зачем им привлекать прокуратуру? Тоже неувязка. Им лишний шум не нужен.
— Никакой неувязки. — Клавдия улыбнулась. — У них было три пути. Первый — вывезти ее куда-нибудь и закопать. Но тогда рано или поздно кто-нибудь ее хватится и они погорят. Второй путь — вывезти ее труп в другой конец города и бросить, чтоб нашли. Но тогда они — первые подозреваемые. И третий путь — сначала долго морочить голову всем вокруг, а потом сказать, что в милицию обращаться без толку, и сообщить в прокуратуру. Но они-то знают, что прокуратура такими делами не занимается, и, скорее всего, старушку просто внесут в список пропавших. И все. И они вне подозрения в любом случае. Алиби, понимаете?
— Да, но они могли тогда просто позвонить в ментовку, как и всегда. И не надо хлопотать насчет прокуратуры.
— Нет, тут тоже у них тонкий расчет, — ответила Дежкина.
— Какой же, интересно? — теперь Малютов слушал внимательно.
— А вот какой — в милицию им пришлось бы позвонить в тот же день. А вдруг на этот раз стали бы искать? А если бы нашли? А сделали они все в пятницу вечером, значит, до понедельника время есть.
А за два-три дня с трупом все что угодно может статься. Найдут как неопознанный, погрызут собаки, просто снегом заметет в конце концов. Помните, на выходные снегопад обещали. Ищи потом до самой весны, пока не оттает.
— Ну, в общем, все довольно стройно, — сказал главный, задумавшись на минуту. — А доказательства?
— Есть. — Клавдия кивнула. — Я была у них в доме. На двери в комнату старухи была щеколда, причем не внутри, а снаружи. Значит, старуху запирали.
— Могли запирать, — поправил Владимир Иваныч.
— Да, конечно, могли запирать. — Дежкина вздохнула. — Но когда я пришла во второй раз, чтобы сказать, что старуху нашли, защелки уже не было. Просто свинтили. Чтобы из дому она не могла никуда позвонить, телефон в ее комнате был отключен.
— Или просто поломался, — опять поправил главный.
— Или просто поломался, — вынуждена была опять согласиться Клавдия.
— И скорее всего, с ним, как и с задвижкой, тоже уже разобрались. Мы придем, а он работает, то-то мы будем дураки… Но это ничего, ты продолжай.
— Затеяли они это все в мае, когда она подписала бумаги на пенсию. Первая пенсия была перечислена шестого мая. А на следующий день было первое заявление в милицию. И шестого же мая мадам Федоричева зазвала к себе этого соседа из прокуратуры, и…
— И что?
— Вот, все, пожалуй.
— Клавочка, — вздохнул Владимир Иваныч. — Все улики косвенные. Они годятся только как дополнение к основной. Сама же прекрасно понимаешь.
— Так и я об этом! — воскликнула Дежкина. — Основная улика в морге лежит, и завтра ее заберут, если до этого не проведем вскрытие!
— А почему не провели? — Владимир Иваныч развел руками.
— Прозектор у них уволился. А нового не найдут. А труп, по милицейскому представлению, — не криминальный. Можно и без вскрытия…
— Ага… И что ты от меня хочешь?
— Мне с начала начинать?
— Нет, Клавдия, дело возбуждать мы не будем. Не вижу оснований. Не могу. Прости, ты умная женщина, но — не могу.
— Ох, да что вы вообще можете! — воскликнула Дежкина и, круто развернувшись, стремительным шагом направилась к двери.
— Стой! Раскричалась тут, понимаешь… Могу! — остановил ее Малютов. — Кое-что могу!
Клавдия замерла у самой двери.
— Когда тело должны забрать? — тихо спросил он.
— Завтра, — угрюмо ответила Дежкина, — завтра утром.
— А чего ты бесишься? Сейчас только семь. У тебя вся ночь впереди.
— В каком смысле? — не поняла она. — Вы что, предлагаете мне за ночь найти врача?
— Нет, не предлагаю. — Владимир Иваныч нажал на кнопку Селектора. — Галочка, соедини меня с Бобковым.
— Да, минуточку, — ответила секретарша.
— Это заместитель заведующего кафедрой патологоанатомии, — объяснил Владимир Иваныч, прикрыв трубку рукой.
— Бобков слушает.
— Привет, Жень, это Володя Малютов тебя беспокоит. По делу.
— По делу, значит, конечно. У нас делишки, у прокурора дела, — ответил Бобков. — Так что стряслось?
— Тут у меня труп один уплывает утром. Нужно срочно вскрытие произвести. Не мог бы помочь?
— Просто разрезать или по полной программе?
Владимир Иваныч вопросительно посмотрел на Клавдию. Она умоляюще сложила руки на груди.
— По полной, Жень, по полной, — сказал прокурор. — Поможешь?
— Скажи, а разве прокурору города можно отказать? Какой морг?
Главный назвал адрес.
— Хорошо, пошлю туда людей. Часа через два будут на месте. Устроит?
— Устроит? — спросил Владимир Иваныч у Дежкиной.
Та обворожительно улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй.
— Долг платежом красен, — буркнул, улыбнувшись, Малютов. — А себе дискету оставила?
— Зачем мне? — легкомысленно произнесла Дежкина. — Я в компьютерах не разбираюсь.
21.20
— Никогда еще не присутствовала при вскрытии? — спросила Клавдия у Ирины, с интересом разглядывающей обшарпанную металлическую дверь морозильного помещения.
— Не-а… — покачала головой та. — И, честно говоря, не очень-то и тянет.
— Понимаю. — Клава улыбнулась и выудила из сумочки пакет с помятыми эклерами. — Будешь? А то я так ничего и не съела за целый день.
— Что, прямо здесь? — Ирина недоуменно посмотрела на Дежкину.
— Ух лучше здесь, чем там. — Клава кивнула на дверь.
Дверь наконец открылась, и из нее вышел коренастый санитар с красной физиономией и белесыми от спирта глазами.
— Пошли, они уже на подъемнике в анатомичку поднялись.
— А может, я тут подожду? — робко спросила у Дежкиной Ирина.
— Милая, тут не экскурсия, — Клава облизала крем с эклера и строго посмотрела на нее. — И потом я тебя предупреждала?… Сама напросилась.
В анатомичке уже горел свет, и трое молодых парней звякали инструментами, раскладывая их по лоткам.
— А где тело? — спросила Дежкина, заглянув в полутемную прозекторскую.
— Как где? — пожал плечами один из парней. — На столе.
Тело действительно лежало на железном столе. Просто оно было настолько худым и тощим, что Клавдия его не сразу заметила. Она не могла поверить своим глазам. Неужели человек может так выглядеть в конце двадцатого века, в цивилизованной стране? Когда-то она видела хронику, снятую в немецких концлагерях. Это тельце как будто сошло с тех пленок.
— А почему она такая худая? — тихо спросила Клавдия у Романа, старшего в бригаде. — Это что, после разморозки?
— А у вас курица после разморозки тоже худеет? — пошутил Роман, мельком глянув на Ирину. — Ну так что нас интересует?
— Ну как что? — Клава пожала плечами. — Причина смерти, конечно.
— И все? — удивился он.
— А что еще?
— Ну чем болела, чем питалась в последнее время. Хотя, глядя на нее, не скажешь, что она вообще чем-то питалась. Какие таблетки принимала, болела ли венерическими заболеваниями, вступала ли в половую близость перед смертью. Хотя это вряд ли. — Роман опять покосился на Калашникову.
— Насчет половой близости — это вы действительно загнули. — Клавдия задумалась. — А могли бы вы узнать, были у нее при жизни провалы в памяти или нет?
— Вот это точно не могу. — Роман развел руками. — Голова предмет темный, как в кино говорили, исследованию не подлежит. Если только по ней не били тяжелыми предметами.
— Хорошо, давайте тогда все, что можете. — Клава посмотрела на часы. — Это долго?
— Ну, часика через два… — Роман пожал плечами.
— Так долго? — ахнула Калашникова.
— А как же? — Роман улыбнулся ей. — Вскрытие легких, брюшной полости, черепной коробки, потом еще анализы кала, мочи…
Клавдия вдруг ярко вспомнила свой сон. А Калашникова чуть не взвизгнула:
— Все, спасибо, хватит! Можете не продолжать. — Ирина заткнула уши. — Где тут у вас телефон? Мне дома надо предупредить.
— Начинайте, я буду в соседней комнате, — сказала Клавдия, когда Ирина ушла.
Парни пошли в прозекторскую, а Дежкина отправилась разыскивать стажерку.
Ирина сидела в умывальнике и тщательно вытирала носовым платком размазавшуюся по лицу тушь.
— Что, трудновато с непривычки? — Клава подошла и присела на лавку рядом с ней.
— Трудно — это еще слабо сказано. — Ира как-то странно посмотрела на Дежкину. — Вы-то как можете? Вы же женщина.
— Я следователь. — Клава улыбнулась и развела руками. — А этот вид спорта не делится на мужской и женский. А что касается того, как я могу это выносить, так я тебе скажу, что с большим трудом. Ты в свой первый раз тушь по лицу размазала, а я всю уборную, пардон, заблевала. И во второй тоже, и в третий. Так что чем раньше начнешь, тем лучше для тебя же. Потому что как же ты тогда сможешь работать? Ладно, посиди тут, приди в себя маленько, а потом возвращайся…
— Ну что тут у нас? — спросила она, войдя в прозекторскую.
Роман поднял на нее глаза и тихо сказал:
— Ужас. Просто ужас. Я такого никогда не видел.