— Она их пригоршнями пила, только успевай покупать.
Комната явно не располагала к тому, чтобы находиться в ней долго. Все было как-то нечистоплотно, как-то жутко убого. Глядя на подобное жилище, поневоле задумаешься, стоит ли доживать до такой старости.
— А кто за ней ухаживал? — спросила Дежкина, заметив под кроватью ночной горшок.
— Я, кому ж еще, — вздохнула Света. — Она, правда, не хотела, сопротивлялась, все пыталась быть независимой, знаете, как это у стариков бывает.
— Нет, к сожалению.
— К счастью! — воскликнул Петр.
— Петь, ты столько комментариев делаешь, как будто это твоя мачеха была, а не соседа, — не выдержала Дежкина. — Будь любезен, помолчи немножко.
— Как скажете! — Давыдов широко улыбнулся. Нет, есть все-таки определенная прелесть в простых людях.
— Ох, ладно, попробуем что-нибудь выяснить. — Дежкина посмотрела на часы и присвистнула. Обед уже почти закончился, а до работы добираться еще минут двадцать.
— Простите, можно от вас позвонить? — заметив на столе телефон, она сняла было трубку, но Света тронула ее за руку.
— Телефон в той комнате.
— Ничего, я с этого… — Дежкина поднесла трубку к уху, но гудка не было.
— Там лучше, этот плохой, — пробормотала Света и вытащила Дежкину из старухиной комнаты, заперев дверь на щеколду, которая почему-то была снаружи.
— А вы что, ее закрывали? — спросила она у Светланы.
— Нет, что вы… — Хозяйка покраснела. — Это просто для… Ну она, как вам сказать… Она очень плохо слышать стала в последнее время. А по ночам у нее бессонница. Ну она может пойти среди ночи на кухню и возиться там часов до пяти.
— И вы ее запирали, чтоб не ходила?
— Да нет… — Света покраснела еще больше. — Мы ведь люди еще молодые, ну и… А она может прямо во время… ну вы понимаете, дверь открыть и…
— Понимаю, — улыбнулась грустно Дежкина, подумав, что у них с Федором та же проблема была, когда в коммуналке жили, — дети могли неожиданно проснуться. Теперь квартира трехкомнатная, да и дети выросли.
В кабинете никто не отвечал. Наверное, Игорь сейчас устраивает этой фифочке экскурсию по всей прокуратуре.
— Простите, а у вас нет ее фотографии? — спросила Клава уже в прихожей.
— Фотографии? Есть, конечно. Сейчас принесу. — Света убежала в комнату и через несколько минут вернулась с пачкой снимков. — Вот, тут много. Выбирайте, какая больше подойдет.
— А какая самая последняя? — спросила Дежкина, разглядывая разные снимки, на которых была маленького роста худенькая старушка с короткими седыми волосами и маленькими светлыми глазками.
— Вот эта. — Света вынула одну из фотографий. — Но эта, наверное, не подойдет. Ее тут плохо видно.
На этой фотографии старушка была в компании Светы, какого-то мужчины лет сорока, наверное, Антона, и еще двух женщин.
— Это мы на дне рождения тети Вали, Антошкиной тетки, три года назад.
— Да, эта вряд ли подойдет. — Клавдия выбрала другой снимок, на котором старушка была одна. — А этот очень давний?
— Десять лет, — ответила Света. — Или девять. Да, девять.
— Сильно изменилась?
— Ну похудела немного. И волос поменьше. А в остальном не очень.
— Во что одета?
— В каком смысле? — Света от волнения даже не поняла вопроса.
— В самом прямом. Во что она была одета, когда ушла из квартиры?
— Как всегда. — Света пожала плечами. — В пальто бежевое с цигейковым воротником, сапоги черные, «прощай молодость». Знаете такие?
Дежкина кивнула.
— Платок у нее на голове был серый, пуховый такой, как цыгане носят. Ну и все, пожалуй.
— Вот и отлично. — Клавдия сунула фотографию в карман. — Постараемся что-нибудь сделать.
Да что она могла сделать? Ну, позвонит в милицию, попросит поискать, проверить больницы и, увы, морги.
14.45
— …Не возьму я его, и не надо меня пугать. Вези в десятку, в четвертый вези. Да хоть к себе домой вези — мне какое дело? Не возьму и все.
Дюжий санитар загородил проход в морг и не пропускал Юрку с Коляном, как те ни старались.
— Да че мы с ним тут возимся? — Колян поставил носилки со жмуриком на землю. — Бросим его тут, и пусть сами разбираются.
— Ну и бросай, мне-то что? — Дежурный засмеялся. — Акта я вам все равно не выпишу. Пусть валяется. С вас же потом шкуру спустят, а не с меня.
— Ну давай я тебе спирту отолью. — Колян зло смотрел на дядьку в проходе. — Ну чего нам ее, мариновать?
— Да хоть солить. — Дядька пожал плечами и сплюнул. — Сказано же — не возьму. И не надо мне вашего шила, у меня своего — канистра. Да пойми ты — мне главный тыкву открутит, если я возьму. У нас этих неопознанных знаешь сколько? По восемь месяцев лежат. У нас перегрузка, блин, триста процентов, потечет все скоро.
— Какой, на фиг, потечет?! — взорвался Юрик. — Зима ж на дворе уже. Наоборот!
— Ага, а до весны, думаешь, всех разберут? Думаешь, очередь за ними стоит? Не возьму и не проси.
— Ну и пошел ты! — Колян резко схватил носилки, от чего они перевернулись и труп полетел на землю, гулко стукнувшись об нее, как бревно.
— Чего встал, бери за ноги! — крикнул Колян Юрику, бросил носилки и схватил мерзлого жмурика за плечи.
Труп оказался на удивление легким. Колян схватил его и зашвырнул в кузов.
— Грузи носилки, поехали в четвертый! — Он повернулся к мужику: — Вот как сдохнешь, чтоб тебя тоже никто не брал, мурло прыщавое!
— Еще посмотрим, кто раньше сдохнет! Тоже мне, выискался, умник! Давай, кати отсюда, пока сам на полку не попал! — крикнул ему вслед санитар.
Юрик затолкал носилки в кузов, и труповозка выползла за ворота больницы. Пациенты, с интересом наблюдавшие из окон всю сцену у ворот морга, стали медленно разбредаться по своим палатам…
15.10
— А сапог этот она у себя в комоде нашла, — сказал Петр уже в машине по дороге в прокуратуру. — Через неделю после скандала. И даже не извинилась, представляете?
— И давно? — спросила Дежкина, глядя в окно на проплывающие мимо дома.
— Что давно? — не понял Петр.
— Спишь ты с ней давно? С этой Светой.
— Сплю? — От неожиданности Петя чуть не врезался в переднюю машину, проморгав светофор. — С чего это вы решили? И не сплю я с ней совсем.
— А муж ее знает? — Дежкина посмотрела на часы. — Петь, опаздываем.
— Да не знает он ничего! — воскликнул Давыдов. — И нечего ему знать. Чего это я с ней буду спать? Делать мне нечего! У меня вон жена есть.
— Ах, ну если только жена… Ты, Петь, из себя невинного младенца не строй. И из меня дуру тоже не делай. — Дежкина похлопала его по плечу. — Сидит, варенье лопает, свои пять копеек вставляет. Петь, чтобы женщину в этих делах обмануть, знаешь, каким артистом надо быть. А из тебя какой артист? Ты и «Мойдодыр» с выражением прочесть не сможешь. Так что не дури. Давно вы с ней?
— Полгода, — тихо пробормотал он, как нашкодивший школьник.
— И кто кого, так сказать, совратил?
— В смысле?
— В прямом. — Дежкина покачала головой. Господи, до чего же надоело вот так клещами вытягивать каждое слово. — Кто проявил инициативу, можешь ответить?
— Ну, я не знаю. Ну, мы как-то оба… — Давыдов замялся.
Понятно, значит, это она его затащила. Если бы он, то уж не упустил бы случая похвастаться.
— И с чего началось? — поинтересовалась она. — Хотя нет, давай я сама попробую угадать. У нее кран в ванной сломался, ну или розетка на кухне. «Ох, Петенька, помоги, а то мой совсем безрукий, интеллигент очкастый». А Петенька и рад. «Ну, давай чайком угощу, ох, а у меня тут полбутылочки винца завалялось. Твои на даче, говоришь, и мой тоже. Постой, я музыку поставлю. Ну и жара, пойду халат переодену. Ой, ты не посмотришь, а что это мне в глаз попало…» Ох, ах, трах-тарарах, как говорит мой сынуля в таком случае. Ну что, правильно я угадала?
Давыдов покраснел, как рак.
— Замок от двери, — пробормотал он, испуганно косясь на Дежкину, как будто рядом с ним сидела не простая женщина, с которой он знаком уже лет восемь, а какой-нибудь волшебник.
— Какой замок? — не поняла Дежкина.
— Замок у нее на двери барахлил. — Давыдов припарковал машину у проходной. — И не вина, а коньяка. С Нового года остался.
— А, ну да, конечно, коньяк, — ухмыльнулась Клавдия. — Разве ж тебя, такого кабана, вином с места сдвинешь? Ладно, пойду я, а то влетит мне из-за тебя.
— Так что мне ей сказать? — глухо спросил Петя, шмыгнув носом. Нет, ну точно, как школьник. Есть у мужиков такая дурацкая привычка — чуть что, сразу строить из себя маленьких. Хотя она и у женщин есть.
— Понимаешь, Петя, моему мужу позарез хорошую диагностику сделать надо. Так что пока. — Клавдия похлопала его по плечу и пружинящей походкой двинулась к проходной.
Игоря еще не было. А вот девица-автомат, как ни странно, была уже на рабочем месте. Сидела за соседним столом и строчила на листке бумаги, делая выписки из дела.
— К вам, Клавдия Васильевна, Патищева приходила по поводу какой-то путевки. Потом главный звонил, спрашивал насчет отчета. Я сказала, что вы только что вышли. Это ничего?
Как ни верти, а пришлось выдавить из себя «спасибо». Сняв пальто, Дежкина села на свое место.
— А где Порогин? — спросила она строго.
— Какой Порогин? — не поняла Калашникова. — А, Игорь, что ли? Да тут где-то. В обед звал меня с собой, архив хотел показать, но я осталась. Только в буфет сбегала, но там такая очередь. Должен же кто-то на телефоне сидеть.
— Вот именно, должен. — Клавдия строго посмотрела на девицу. — Я, между прочим, звонила сюда без пятнадцати три, но трубку почему-то никто не взял.
Ирина покраснела и еще сильнее согнулась над папкой с протоколами.
— Это я как раз в буфет и бегала.
Ага, проштрафилась. Это приятно. Хоть Клавдия и не давала ей задания сидеть на телефоне, но пусть, раз уж сама вызвалась.
Понедельник — всегда самый бестолковый рабочий день. Тем более для Клавдии. Как-то трудно раскачаться самой и раскачать других после выходных. Да и раскачивать как-то незачем. Все четыре дела, которые она вела, были в стадии завершения. Сейчас их читают и перечитывают другие люди, в поисках неувязок и недоработок. Пятое дело еще только в стадии разработки. Еще не пришли результаты экспертиз, протоколы начальных допросов и обысков. Последнее, шестое, дело этого самого Лобцева, уходит от нее в ФСБ, якобы как часть другого дела. А скорее всего, его просто прикроют. Даже не закроют, а прикроют. Время громких прокурорских десантов в угольные районы кончилось, и теперь приходится как-то затирать следы этих самых десантов. Потому что накопали много, даже слишком много. Не сажать же теперь всех, кто воровал. Потому что тогда страна останется не только без правительства, но и без доброй половины и парламента, и правоохранительных, и судебных органов. Потому что у нас, как это ни банально, вор на воре сидит и вором, соответственно, погоняет. И все это Клавдии было жутко противно. Вот этой папочки, в ко