– Два месяца.
– Два месяца? Бедный мальчик! Остаться одному в такие годы и так надолго!
– Ничего не поделаешь, так уж случилось.
– И хозяин, вероятно, велел тебе принести достаточно денег по прошествии этих двух месяцев?
– Нет, он не потребует с меня денег… Мне только нужно зарабатывать столько, чтобы хватило на еду мне, собакам и обезьяне.
– И тебе это удается?
Я нерешительно молчал. Но эта дама казалась мне такой доброй, смотрела на меня так ласково. Почему не сказать ей правды? К чему скрывать ее?
И я рассказал, как Витали посадили в тюрьму за то, что он заступился за меня, и как я, выйдя из Тулузы, не заработал ни одного су.
Артур играл с собаками, но в то же время внимательно слушал мой рассказ.
– Как вы, должно быть, голодны все! – проговорил он.
Услышав знакомое слово, собаки залаяли, а Проказник стал изо всех сил потирать себе живот.
– Ах, мама! – воскликнул Артур.
Его мать поняла, что значило это восклицание, и сказала на незнакомом мне языке несколько слов какой-то женщине, выглянувшей из полуотворенной двери. И через минуту та принесла накрытый столик.
– Садись, дитя мое, – сказала мне дама.
Я не заставил себя просить дважды и, повесив арфу, сел за стол. Собаки окружили меня, а Проказник забрался ко мне на колени.
– Ваши собаки едят хлеб? – спросил Артур.
Едят ли? Я бросил каждой из них по куску, и они жадно съели его.
– А обезьянка? – спросил Артур.
Но Проказник позаботился о себе сам. Пока я кормил собак, он схватил кусок пирога и так набросился на него, что чуть не подавился.
Я тоже живо принялся за еду, но не забывал подбрасывать кусочки и собакам.
– Бедняжка! – сказала дама и налила мне в стакан вина.
Артур лишь пристально смотрел на нас, удивляясь, должно быть, нашему аппетиту.
– А где бы вы обедали сегодня, если бы не встретились с нами? – спросил он.
– Нам, вероятно, вовсе не пришлось бы обедать.
– А завтра?
– А завтра нам, может быть, удастся заработать что-нибудь.
Артур отвернулся от меня и заговорил с матерью все на том же, незнакомом мне языке. Он, по-видимому, просил ее о чем-то.
Поговорив с ней, он снова обернулся ко мне.
– Хотите остаться с нами? – спросил он.
Я смотрел на него молча, до того удивил меня его вопрос.
– Мой сын спрашивает, хочешь ли ты остаться с нами?
– В этой лодке?
– Да. Артур болен. Доктора велели ему лежать неподвижно, и он привязан к доске. Для того, чтобы ему не было скучно, мы ездим в лодке. Ты будешь жить с нами, давать представления для Артура, а когда тебе захочется, ты сыграешь нам что-нибудь на арфе. Таким образом ты сделаешь одолжение нам, а мы со своей стороны будем полезны тебе. Для тебя лучше остаться с нами, чем бродить одному по большим дорогам.
Я был в восторге! Жить в лодке, плавать по воде – какое счастье! Это пришло мне в голову прежде всего, но через минуту я сообразил, как счастливо все устраивается для меня и как великодушна эта дама. Я подошел к ней и поцеловал ей руку.
Это, по-видимому, тронуло ее. Она ласково погладила меня по голове и прошептала:
– Бедный мальчик!
Так как от меня ждали игры на арфе, я решил сейчас же приняться за это и, усевшись на носу лодки, стал перебирать струны.
Дама приложила к губам маленький серебряный свисток. Раздался резкий свист, и я остановился, думая, что ей не понравилась моя игра и она хочет, чтобы я перестал.
– Мама подала знак, чтобы лошади трогались. Мы сейчас поплывем дальше, – объяснил мне Артур.
Лодка закачалась, канат натянулся, и мы медленно поплыли по каналу. Вода пенилась около бортов; деревья, освещенные косыми лучами заходящего солнца, мелькали мимо нас.
– Не хотите ли поиграть? – спросил Артур.
И, подозвав к себе мать, он взял ее за руку и не выпускал из своей ладони все время, пока я играл разные пьесы, которым выучил меня Витали.
Глава XIМой первый друг
Мать Артура, англичанка, была вдовой. Ее звали госпожой Миллиган. Сначала я думал, что Артур ее единственный сын, но потом узнал, что у нее был и другой, старший, который как-то таинственно исчез и, несмотря на все поиски, его не могли найти. Госпожа Миллиган была в это время опасно больна, а когда она выздоровела, ей сообщили, что муж ее умер, а ребенок пропал. Брат ее мужа, Джеймс Миллиган, долго разыскивал мальчика, но безуспешно. Впрочем, он вряд ли был заинтересован в том, чтобы племянник нашелся: за неимением прямого наследника все состояние брата должно было перейти к нему.
Но получить наследство ему не удалось, потому что через полгода после смерти мужа у госпожи Миллиган родился второй сын, Артур. Но это был слабый, болезненный ребенок, и доктора говорили, что он едва ли выживет. А после его смерти наследство переходило к Джеймсу Миллигану. Таким образом, у того все-таки оставалась надежда: нужно было только подождать смерти мальчика. И он ждал.
Однако предсказания докторов не сбылись: Артур не умер. Благодаря заботам матери он остался жив. Но он постоянно хворал и перенес несколько тяжелых болезней. В последнее время у него начались мучительные боли в бедре. Доктора прописали ему серные ванны и долго лечили, но безуспешно. Тогда они посоветовали привязать мальчика к доске, чтобы он лежал совершенно неподвижно и не мог шевелиться.
Артуру было бы очень скучно постоянно оставаться в комнате и не бывать на открытом воздухе, поэтому госпожа Миллиган наняла в Бордо лодку, на которой они и стали плавать из одной местности в другую.
На этой лодке – «Лебеде» – помещался целый дом, состоявший из спальни, гостиной, веранды и кухни. Артур проводил целые дни в гостиной или на веранде. Ему стоило только открыть глаза, и красивые виды проносились мимо него.
Мне отвели крошечную, но прехорошенькую каюту. Вся ее меблировка состояла из постели и маленького комода с двумя ящиками для белья и платья. К стене были приделаны две доски – их можно было опускать, и тогда они превращались в стол и стул. Пол был покрыт красивой клеенкой.
Раздевшись, я с наслаждением растянулся на постели. Как приятно было лежать на тонкой простыне под легким одеялом! У матушки Барберен простыни были из толстого, грубого холста, а с Витали мы спали и совсем без простыней, прямо на соломе или на сене.
Я проснулся рано и пошел проведать моих артистов. Они спокойно спали. Услышав мои шаги, собаки проснулись и подбежали поздороваться со мной. Проказник, хоть глаза у него и были полуоткрыты, не встал, а, напротив, принялся храпеть.
Я понял, что это значило. Проказник был очень обидчив, часто сердился и всегда долго дулся. На этот раз он обиделся на то, что я не взял его спать к себе в комнату, а потому не пожелал здороваться со мной и притворился спящим. Я взял его на руки и стал ласкать. Сначала он продолжал дуться, но потом смилостивился и помирился со мной.
Человек, стоявший накануне у руля, уже встал и мел палубу. По моей просьбе он перекинул доску на берег, и я с моей труппой отправился гулять.
Я бегал, играл с собаками, перепрыгивал через канавы, карабкался на деревья, и время пролетело незаметно. Когда мы вернулись, лошади были запряжены, и через несколько минут мы тронулись в путь.
Как приятно было плыть на лодке! Я завороженно смотрел на освещенные солнцем высокие тополя, смотрел на воду, то черную, как будто у нее не было дна, то такую прозрачную, что можно было различить камешки на дне.
Я стоял, задумавшись, как вдруг услышал, что меня зовут. Я обернулся и увидел Артура, которого принесли на доске; мать стояла около него.
– Хорошо ли вы спали? – спросил Артур.
Я ответил, что спал отлично, и подошел поздороваться с ним и его матерью.
– Где же собаки? – спросил Артур.
Я позвал их и Проказника. Они прибежали и раскланялись, причем Проказник делал ужасные гримасы, думая, должно быть, что сейчас начнется представление. Но в это утро представления не было.
Артур лежал в тени; госпожа Миллиган села около него.
– Уведи, пожалуйста, собак и обезьяну, Реми, – сказала она мне. – Мы будем заниматься.
Я ушел со своими артистами на нос лодки. Какие же занятия возможны для такого больного мальчика?
Госпожа Миллиган взяла книгу и стала спрашивать у Артура басню. Но он знал ее плохо и постоянно останавливался.
– Ты не выучил урока, – сказала она. – Ты делаешь те же ошибки, что и вчера.
– Я старался, мама.
– Но не выучил.
– Я не мог.
– Почему?
– Не знаю… потому что… я болен.
– Голова у тебя здорова. Плохо будет, если, ссылаясь на болезнь, ты останешься неучем. Ты огорчаешь меня тем, что не хочешь учиться, Артур.
– Я не могу, мама, право же, не могу! – расплакался мальчик.
– Я хотела позволить тебе поиграть утром с Реми и с собаками, но теперь придется отложить это до тех пор, пока ты не выучишь урок.
Она отдала сыну книгу, повернулась и пошла с веранды. Артур зарыдал. Мать снова подошла к нему.
– Хочешь поучить басню со мной? – спросила она.
– Да, да, пожалуйста, с тобой, мама!
Она села около него и, развернув книгу, стала медленно читать басню «Волк и ягненок». Артур повторял за ней.
Прочитав басню три раза, она подала ему книгу и, сказав, чтобы он учил теперь басню один, ушла.
Артур тотчас же принялся за урок; мне с моего места было видно, как он шевелил губами. Он, казалось, учился прилежно.
Но это прилежание продолжалось недолго. Мальчик поднял глаза от книги, губы его перестали шевелиться, он начал осматриваться по сторонам и встретился глазами со мной.
Я показал ему на книгу и подошел поближе.
– Мне бы очень хотелось выучить басню, но я не могу, – вздохнул он.
– Да ведь она совсем не трудна!
– Нет, по-моему, очень даже трудна.
– Мне она показалась легкой. Я слушал, как ее читала ваша мама, и, кажется, запомнил.
Он улыбнулся и недоверчиво взглянул на меня.