После непрерывной трехчасовой работы мы вырыли площадку, на которой могли усесться.
— Пока довольно, — объявил «учитель». — Позже мы увеличим площадку с таким расчетом, чтобы можно было на ней лежать. Не следует сразу расходовать много сил и утомляться.
«Учитель», дядя Гаспар и я разместились на нижней площадке, трое остальных — на верхней.
— Надо поберечь лампы, — сказал «учитель». — Потушим их, пусть горит только одна.
Все его приказания выполнялись немедленно, но только мы собрались потушить лампочки, как «учитель» остановил нас;
— Минутку… А вдруг лампа потухнет? Есть у кого-нибудь спички?
Несмотря на то что в шахтах строго запрещалось зажигать огонь, почти у всех рабочих оказались в кармане спички. Четверо ответили:
— У меня!
— У меня тоже есть, — продолжал «учитель», — но они мокрые.
То же самое оказалось и у других, потому что у всех спички лежали в карманах брюк.
Карори, который соображал очень туго, наконец ответил:
— У меня тоже есть спички.
— Мокрые?
— Не знаю. Они у меня в шапке.
— Давай сюда шапку!
Вместо того чтобы подать свою огромную меховую шапку, Карори передал нам коробку спичек. Спички оказались сухими.
— Тушите лампы! — приказал «учитель». Осталась гореть одна лампочка, еле освещавшая нашу клетку.
ГЛАВА V. В ЗАБОЕ
Теперь в шахте стояла полная тишина. Шахта была затоплена, как правильно сказал «учитель», и вода, залив все галереи, замуровала нас в нашей тюрьме более прочно, чем каменная кладка. Это тяжелое, непроницаемое, мертвое молчание было страшнее того оглушительного шума, который мы слышали во время низвержения воды. Мы оказались в могиле, погребенные заживо. Над нашими головами находилось около сорока метров земли.
Работа отвлекает, и, окончив ее, мы все сразу пали духом.
В спертом воздухе становилось трудно дышать. Я чувствовал тяжесть в груди и звон в ушах. Вероятно, «учителю» было не легче, чем нам, но, желая отвлечь нас от мрачных мыслей, он заговорил:
— А теперь давайте посмотрим, что у нас есть из провизии. У кого есть хлеб? Все молчали.
— У меня в кармане корка хлеба, — ответил я. — В каком кармане?
— В кармане брюк.
— Тогда твой хлеб превратился в кашу. Но все-таки покажи его.
Я полез в карман, куда утром положил вкусную, хрустящую корочку, и вытащил оттуда какую-то слякоть. Я собирался уже бросить ее, но «учитель» остановил меня:
— Побереги эту похлебку, скоро она покажется тебе очень вкусной.
Такое предсказание было мало утешительным, но в то время мы не обратили на него внимания.
— Ни у кого больше нет хлеба? — спросил он. Никто не откликнулся.
— Это очень неприятно, — продолжал он.
— Ты что, голоден разве?
— Я забочусь не о себе, а о Реми и Карори. Хлеб нужен будет для них.
— А почему не для нас всех? — спросил Бергуну. — Это несправедливо.
— Значит, если б у нас был хлеб, мы бы сейчас перессорились? А вы как будто дали обещание слушаться меня. Но я не желаю никакого спора и объясню вам сейчас, почему хлеб предназначается для Реми и Карори. Установлено, что люди зрелого возраста, но не свыше шестидесяти лет, обычно более выносливы, чем молодежь. А Реми и Карори моложе всех пас.
— Ну, а тебе-то ведь больше шестидесяти?
— Я не в счет. К тому же я привык есть мало.
— Значит, — сказал Карори после минутного размышления, — если б у меня был хлеб, он достался бы мне.
— Тебе и Реми.
— А если б я не захотел его отдать?
— У тебя бы его отняли. Разве ты не обещал мне слушаться?
Карори довольно долго молчал, потом вдруг вынул из шапки краюху хлеба.
— Возьми, вот мой кусок.
— Шапка Карори полна сокровищ! Дайте-ка мне ее, — приказал «учитель».
Карори очень не хотелось отдавать шапку, но у него ее отняли и передали «учителю».
«Учитель» взял лампу и стал рассматривать содержимое шапки. Несмотря на наше грустное положение, мы все на минуту развеселились. В шапке оказался целый склад: трубка, табак, ключ, кусок колбасы, свисток, сделанный из косточки персика, бабки, три свежих ореха и луковица.
— Хлеб и колбасу мы поделим вечером между тобой и Реми.
— Но я уже сейчас хочу есть! — жалобным тоном заявил Карори.
— Вечером ты будешь еще голоднее.
— Какое несчастье, что в шапке этого малого не оказалось часов! Мы бы знали теперь, который час.
Мои часы, после того как побывали в воде, остановились совсем. Действительно, сколько могло быть времени? С каких пор находимся мы в забое? Одним казалось, что был полдень, другим — что шесть вечера. Одни считали, что мы сидим уже десять часов, другие думали, что не прошло и пяти.
Когда вопрос о времени был исчерпан, все замолчали. О чем думали мои товарищи, не знаю, но если судить по себе, то, вероятно, об очень печальных вещах. Я боялся воды, боялся темноты, боялся смерти. Молчание угнетало меня, а ненадежные стены забоя, казалось, давили меня своей тяжестью. Итак, я никогда больше не увижу Лизу, Этьеннету, Алексиса и Бенжамена. Как будут они теперь получать известия друг о друге? Артура, госпожу Миллиган, Маттиа и Капи — их я тоже никогда больше не увижу. А матушка Барберен, бедная матушка Барберен! Мысли одна мрачнее другой сменялись в моей голове.
Вдруг среди тишины раздался голос дяди Гаспара.
— По-моему, — сказал он, — о нашем спасении еще и не думают.
— Почему ты так решил?
— Мы ничего не слышим.
— Возможно, произошло землетрясение и весь город разрушен.
А может быть, в городе считают, что все погибли и ничего сделать нельзя.
— Значит, нас бросили на произвол судьбы?
— Отчего вы так скверно думаете о ваших товарищах? — перебил их «учитель». — Вы прекрасно знаете, что, когда случается несчастье, шахтеры скорее погибнут сами, чем оставят своего товарища без помощи. Разве не так?
— Да, это правда.
— Тогда почему же вы решаете, что нам не помогут?
— Ничего не слышно.
— Не слышно, это верно. Но я сомневаюсь, можем ли мы здесь что-либо услышать. Если работы по спасению не начаты, то это еще не значит, что нас бросили. Ведь мы не знаем, как произошла катастрофа. Если это землетрясение, то для оставшихся в живых работы и в городе достаточно. Если это только наводнение, как я думаю, то надо знать, в каком состоянии находятся стволы шахт. Возможно, и они и галерея для спуска рабочих разрушены. Я не утверждаю, что мы будем спасены, но уверен, что работы по нашему спасению уже ведутся.
Он сказал это с такой уверенностью, что даже наиболее малодушные перестали сомневаться.
Один только Бергуну возразил:
— А если решат, что мы погибли?
— Работать все равно будут; но мы постараемся доказать, что мы живы. Давайте стучать в стену как можно сильнее. Вы знаете, что звук хорошо передается через землю. Если нас услышат, то поймут, что следует торопиться, и будут знать, где нас искать.
Бергуну, у которого были толстые сапоги, тотчас же принялся колотить в стену ногами, как бы созывая шахтеров.
— А как ты думаешь, «учитель», — спросил дядя Гаспар, — как они будут нас спасать?
— Есть две возможности; первая — прорыть ход к этому забою, а вторая выкачать воду.
— Вырыть ход!
— Выкачать воду!
Эти восклицания не смутили «учителя»:
— Мы находимся на глубине сорока метров. Если будут рыть по восьми метров в день, то дней через семь-восемь до нас доберутся.
— В день не вырыть шести метров. — Трудно, но для спасения своих товарищей возможно.
— Мы не продержимся восемь дней. Подумай только, «учитель», — восемь дней!
— Ну ладно, а вода? Как ее выкачать?
Начался спор о том, каким образом лучше действовать. Из этого спора я понял только одно: что при самых благоприятных обстоятельствах придется прожить в нашем склепе не меньше восьми дней. Восемь дней! Не знаю, сколько времени я был под впечатлением этой ужасной мысли, как вдруг спор прекратился.
— Слушайте, слушайте! — сказал Карори.
— Ну что?
— С водой что-то творится!
— Ты, верно, уронил в нее камень.
— Нет, звук какой-то глухой. Все прислушались.
— Да, — сказал «учитель», — с водой что-то происходит.
— Что же, «учитель»?
— Не знаю.
— Вода спадает?
— Нет, не то. Стук раздается через равные промежутки времени.
— Через равные промежутки! Ребята, мы спасены! Это бадьями откачивают воду!
— Откачивают воду! — вскрикнули все в один голос и вскочили, как от электрического тока.
Мы забыли о том, что над нами сорок метров земли, не чувствовали больше спертого воздуха. Стены забоя уже нас не давили, звон в ушах прекратился. Мы дышали легко, сердца свободно бились в груди.
Теперь, чтобы точнее описать вам эту страшную катастрофу, я должен рассказать, как она произошла и что было сделано для нашего спасения.
В понедельник утром, когда шахтеры спускались в шахту, небо было покрыто тучами и все предвещало грозу. Около семи часов утра разразилась гроза со страшным ливнем. Это был настоящий потоп. В несколько минут Дивона вышла из берегов, и вода затопила поверхность земли, где находились шахтеры. Рабочие, занятые наверху промывкой руды, спрятались от грозы и были в полной безопасности. В этой местности наводнения случались не раз; но так как входы в шахты расположены на значительной высоте, все считали, что вода не может в них проникнуть, и беспокоились только о том, как бы спасти кучу бревен, приготовленную для крепления галерей.
За этой работой и наблюдал инженер рудника. Вдруг он заметил поток, который стремился в только что образовавшуюся пробоину. Он сразу понял, в чем дело. Вода врывалась в шахту и убывала на поверхности. Следовательно, шахты будут затоплены. Полтораста рабочих находились в этот день под землей, потому что полтораста ламп было роздано утром. Тридцать ламп было возвращено обратно, но сто двадцать шахтеров еще оставались в шахтах. Живы ли они? Смогут ли укрыться от воды в каком-либо убежище?