В стороне от материка, начал он, в горах Шотландии, есть озеро Лох-Несс, весьма глубокое и таинственное. Ходят легенды, что в нем. живет и прячется некое .чудовище. Я предлагаю Вам (предложение прозвучало как приказ) сделать старые слухи достоверными.
Так была проведена операция под кодовым названием «Гидра-1». Вскоре в европейских газетах появилась фотография «озерного змея». Вслед за первой «Гидрой» родилась вторая: в африканских дебрях, в тех самых краях, где, по преданию, живет существо, похожее на динозавра, мокеле-мбембе.
Легко догадаться, что моих «чудовищ» можно увидеть, сфотографировать, наконец попросту испугаться. Но поймать их, не зная секрета, не легче, чем поймать солнечный зайчик. Колония собирается и распадается сама собой, а команда «сборки» известна только мне. Я не завидую энтузиастам, которые уже ринулись на поимку моих драконов.
Последним этапом работы с Простейшими «первого поколения сборки» было моделирование устойчивой человекоподобной формы. Я не хотел спешить, но такое условие диктовал контракт.
Передо мной оставалось одно серьезное препятствие: необходимость наличия большого водоема. «Гидра-1» может существовать только в воде, «Гидра-2» способна выбираться на сушу, но на очень короткий промежуток времени. Удача, дьявольская удача продолжала сопутствовать мне, и вскоре я сумел получить вид, способный жить и «собираться» на льду или на снегу.
Узнав об этом, «представитель концерна» пришел в восторг. «О, это феноменально! - воскликнул он. - Воин, встающий из толщи льда. Вот он, истинно арийский символ! Ваше исследование, герр профессор, - лучшее доказательство теории «вечного льда» и «происхождения разума». Все они, наци, теперь помешаны на бреде этого «рейхсмистика» Горбигера.
Итак, была разработана новая операция: «Зубы дракона». Надеюсь, Вам известна эта древняя легенда об армии бесстрашных смертников-головорезов, вырастающих из посеянных в землю драконьих зубов. Однако даже это название (какой намек, какое предостережение!) не образумило меня.
Операция началась. Место действия: Гималаи, Тибет.
Для меня остается загадкой, с какой стати практичному немецкому уму понадобилась вся эта азиатская оккультная мишура.
Меня включили в состав одной из тибетских экспедиций, курируемых самим фюрером. Когда посреди белого ледника медленно поднялась в рост бурная фигура, двое моих спутников (на групповой фотографии они в форме), откинув меховые капюшоны, зааплодировали.
- Шлем! - засмеялся один из них. - Ему не хватает стального шлема и арийского меча. .
- Лучше, если вместо меча у него вырастет «шмайссер», - добавил второй нибелунг.
Все это время, вплоть до прошлой осени, я работал не покладая рук. Я был одержим, Я не замечал, что на площадях горят библиотеки, и не обращал внимания на хриплый, истошный лай, доносившийся из всех радиоточек. Я работал, синьор Булаев. Я просто работал.
Но небеса были милостивы, ниспослав мне, правнуку ослепшего Фауста, еще один, последний шанс.
Это случилось в сентябре прошлого года в Нюрнберге. Волею случая (случая?), то есть не имея на то никакого желания, я попал на почетные трибуны стадиона, где проходило массовое нацистское торжество. К каждому почетному месту бесплатно прилагался отличный цейсовский бинокль. Когда пять тысяч светловолосых мальчиков и девочек, выстроившихся на арене, дружно крикнули «хайль!» и выбросили вперед руки, меня потянуло вдруг поднести к глазам бинокль - и я разглядел их лица!
Синьор Булаев! Меня прошило током! Рубашка прилипла к моей спине, а язык - к нёбу, и галстук показался мне затянувшейся удавкой. «Боже!» - прошептал я и прикрыл веки. Когда я вновь поднял их, то в линзах с перекрестиями узрел то же самое. Это не было страшным сном, это я видел наяву. Их глаза, синьор Булаев! Я не в силах описать их.
Когда строй на арене смешался и спустя всего несколько мгновений из бесформенной человеческой массы стала образовываться тысячеголовая свастика, быстро принимая строгий геометрический вид, я чуть не застонал и выронил бинокль.
Вот он - плод моей работы! Вот она - моя идея в ее законченном мировом воплощении. Я оказался тлей перед кастой «микробиологов», оперировавших не культурой клеток, но несравненно большим - культурой нации… Превратить нацию в бесформенную массу одноклеточных и, воздействуя на человеческое сознание радиацией идеи мирового расового господства, объединить всех в одно колоссальное безмозглое чудовище!
Меня трясло.
Не стану рассказывать Вам о перерождении моей души и моих целей, ведь я пишу не дневник параноика, предназначенный для личного психиатра, а письмо коллеге. Мне осталось выполнить одну задачу: сокрушить монстра, которого сам же и создал. (Как видите, я вполне укладываюсь в рамки литературного образа, что будоражил умы европейских романтиков начала прошлого века). Главного секрета воздействия на аппарат наследственности, я подчеркиваю, не знает до сих пор никто, кроме меня. Я, сын сицилийского кузнеца, крепко державшего под языком секреты своего дела, невольно замаскировал и свой секрет, кормивший и мое тело, и мое честолюбие. Сицилийцы умеют скрывать от хозяев свои мысли, синьор Булаев, за это я могу поручиться.
Скоро проект «ЭВОЛЮЦИЯ-2» рухнет, как глиняный истукан. Этим, быть может, я заслужу себе прощение на небесах. В конце концов один раскаявшийся грешник дороже десяти праведников, не так ли, синьор Булаев?
Моя последняя затея будет стоить мне головы, в этом я не сомневаюсь ни на миг. Вас я оставляю на Земле среди живых единственным честным человеком, знающим правду о Маттео Гизе и способным, я надеюсь, замолить его грехи добрыми делами на ниве микробиологии (не смейтесь над этим приступом сентиментальности и патетики: помните, что, по сути дела, я прощаюсь с жизнью). Я отнюдь не прошу Вас уничтожить обеих «Гидр» и «Зубы дракона». Они вполне безобидны: без специфического воздействия извне эти Простейшие не способны эволюционировать. Полагаю, что за несколько десятилетий они исчерпают «потенциал наведенной изменчивости» и вымрут или вернутся к состоянию «дикого вида».
Если у Вас все же появится желание взглянуть на моих «детишек», убедиться, что все это - не бред сумасшедшего, могу дать Вам совет: ищите их в периоды активного солнца. Что же касается адресов, то они Вам известны.
В заключение небольшой комментарий к фотографиям. Эти люди - великие злодеи. С ними я «имею честь» обсуждать едва ли не ежедневно научные проблемы рейха. В их руках огромные возможности, они хотят превратить человечество в стадо кроликов. Запомните их лица и имена, написанные на оборотах карточек. Если День Возмездия случится еще на Вашем веку, то военным и политикам вряд ли удастся скрыться, ведь они были на виду. Этим типам гораздо легче уйти в тень. Запомните их и помогите каре господней настичь их.
Прощаюсь с Вами коротко, ибо не люблю слезных лобзаний и напутственных речей.
Будьте счастливы!
Ваш Маттео Гизе».
Сон не шел ко мне ночью. Я много думал над этим письмом. Утром я одним из первых постояльцев спустился в ресторан позавтракать, а вернувшись в номер, замер на его пороге в оцепенении. Пока я отсутствовал, здесь был учинен тайный обыск. Он был произведен умело, однако своим вниманием я имею право хвастать так же нескромно, как и памятью.
Я кинулся к своему плащу, висевшему в прихожей,- и похолодел. Сигаретный футляр, куда я вновь упрятал фотографии и письмо, исчезли из его кармана.
Увы, я не был готов к хранению разведданных и, вернувшись вечером в гостиницу, забыл об осторожности… Вероятнее всего, именно мой просчет стоил профессору Гизе жизни. Моя вина мучит меня до сего дня с той же силой, что и в то безрадостное утро.
Мой поезд отходил в тот же день, вечером, и мне в голову не пришло ничего лучшего, как только найти повод и отсидеться до самого отъезда на территории советского посольства. Я понимал, что этот ход не сможет спасти меня от роковых «неприятностей», и на вокзале у меня подкашивались ноги… Однако мне было позволено тихо сесть на поезд и уехать в Москву.
Вероятно, парижские агенты абвера, забрав письмо и фотографии, решили, что без документов и технологических секретов мне никто не поверит, и незачем устраивать на вокзале какой-либо серьезный инцидент.
Спустя пару месяцев я наткнулся в одном западном микробиологическом журнале на имя профессора Гизе, обведенное черной рамкой. Сообщалось, что Маттео Гизе скоропостижно скончался во Фридрихсхафене в результате сердечного приступа…
После войны я встречал имена, сообщенные мне профессором, в списках нацистских преступников. Один из них заслужил виселицу. Еще трое отделались длительными тюремными заключениями. Остальные, в том числе и те, что были на фотографиях в эсэсовской форме, исчезли в глубинах Латинской Америки и по сей день столь же неуловимы, сколь и «детишки» Маттео Гизе.
Я вновь невольно переворошил свою память, пока спускался по уступам на ледник, стараясь не терять из вида неуклюжую человекоподобную фигуру. Она медленно, грузно переваливаясь с боку на бок, двинулась вверх по склону, но это не обеспокоило меня: «идти» быстрее черепахи «гоминоид» не сможет… если только этот «гоминоид» не настоящий… Впрочем, из всех «снежных людей», которых мне удалось разыскать в периоды активного солнца, не попался ни один настоящий, с хребтом, мышцами и видящими свет глазами.
Я разуверился в том, что прототип колонии существует в действительности.
Я предвидел, что вновь не успею взять пробу из оформившейся колонии: как случалось и раньше, я пропустил момент «сборки» и начал преследовать «форму» за считанные мгновения до распада.
Когда я сократил расстояние до двухсот метров, «форма» уже по колено «провалилась» в лед. Движение ее прекратилось. «Снежный человек» словно тонул в зыбучих песках.
Бежать по леднику возраст уже не позволял… Когда я настиг колонию, она уже успела раствориться во льду. Я разозлился и отшвырнул прочь вынутые из карманов пробирки. Распавшаяся «форма» ничем не отличалась от скопления широко распространенных жгутиковых.