Немного погодя Ремезов с Игорьем Козьмичом вышли из «ангара». Долгие северные сумерки продолжались. Небо, казалось, стало еще светлее, бесцветнее, но этот свет совсем не доходил до земли. На земле все синело, темнело, сливалось. Только вода в озере была еще светлей неба. Над лесом, в слабой зелени гаснущего заката, висело тонкое, но плотное и непрозрачное, пепельного цвета облачко. В воздухе сгущался росистый, неподвижный холод.
На фоне сумрачного леса ясно мелькнул какой-то красноватый огонек.
Ремезов заметил это, и у него по спине побежали мурашки.
- Что это было? - спросил он.
- Что? - не понял Игорь Козьмич.
- Да что-то вспыхнуло там, над озером.
Игорь Козьмич, не взглянув, пожал плечами.
- Могла быть птица… - мрачно сказал он.
- Сгорела?
Директор снова пожал плечами.
Утром их разбудил лейтенант. Ремезов проснулся с чувством, что он оказался в подводной лодке или на космическом корабле. Они молча умылись, молча поели, потом им принесли комплекты нижнего шерстяного белья. Потом они очутились в глухом помещении, залитом матово-фиолетовым светом. В нишах Ремезов увидел скафандры, похожие на те, что используют для пожарных работ в особо опасных условиях нефтяных разработок, химических производств - ослепительно белые, с массивными неопределённо-кубическими головами, с квадратными зеркальными экранами для обзора.
«Вот жуть-то!» - подумал Ремезов.
Ему помогли облачиться, и скафандр оказался совсем легким, почти не сковывающим движения.
- Не забывай про микрофон, - услышал он у самого уха. - Говори тихо, а то оглушишь… И дыши спокойно. Там обычный респиратор с особыми фильтрами. Готов?
- Готов, - прошептал Ремезов.
- Шептать тоже не надо, а то напугаешь. Пошли.
Лейтенант… впрочем, Ремезов сразу запутался, кто из них в каком скафандре… кто-то из них - лейтенант или директор - поднял руку и нажал на кнопку в стене. Двери раскрылись, пропуская в узкий тамбур, потом сомкнулись за спиной. Следом растворились двери впереди, пропуская в новый тамбур. Так, миновав три шлюза, они вышли в полупрозрачный рукав. Игорь Козьмич с лейтенантом несли впереди блоки портативной лаборатории.
На выходе из рукава ожидал приземистый армейский вездеход. Здесь Ремезов немного замешкался, озираясь по сторонам.
Теперь он стоял по другую сторону незримой и беспощадной границы - в «зоне», под «колпаком». Ремезов взглянул на озеро и вообразил себе мальчишек, сидящих с удочками на каменном мысу… Он представил себе, как вытаращились бы мальчишки на пришельцев в сверкающих и страшных своей медвежьей массивностью скафандрах.
«Ну вот, русские вернулись с Марса», - грустно подумал он.
5. РУССКИЕ МАРСИАНЕ
- Тебя опять потянуло на пешую прогулку? - сказал Игорь Козьмич в ухо, а показалось, что он, стоя за спиной, дохнул в затылок. - Поехали, турист…
Ремезову помогли забраться в вездеход. Проглотив «марсиан», железное создание вздрогнуло и сорвалось с места.
Пока первые минуты тряслись по бездорожью, Ремезову навязчиво казалось, что его вот-вот должно ис-пепелить, ударить молнией - и он невольно даже пригибал голову. Потом вдруг выскочили на узкую, аккуратно заасфальтированную дорогу - и у Ремезова сразу отлегло от сердца.
- Эта ветка шоссе ведет прямо к филиалу, - пояснил Игорь Козьмич. - Мы построили ее три года назад.
Выехали на открытое пространство: вновь - к озеру в каменной оправе, и остановились у здания, похожего на столичный универсам. Это место тоже было знакомо и тоже беспощадно переустроено.
- Мы задумали тут международный исследовательский центр.
- На берегу пустынных волн, - угрюмо съязвил Ремезов. - По соседству с Лемеховом… Чудеса!
Игорь Козьмич повернулся к нему зеркальным экраном.
- Вот именно, - погодя сказал он без обиды. - Все шло как по маслу. Французы и японцы помогали. Для них тут - экзотика. Короче, обоюдная выгода, как говорят… По ту сторону, обойдем - увидишь, коттеджи, сауна, бар. Даже свой кегельбан есть… Пошли.
Лаборатории филиала ИКЛОН тоже напоминали Ремезову космический корабль. Работать на такой аппаратуре когда-то можно было только во сне, насмотревшись после ужина ярких выставочных проспектов.
- Богато живете, - признал Ремезов.
- Тебя не хватает, - ответил Игорь Козьмич. - Докторскую сделаешь за год.
- Сегодня и начну, - усмехнулся Ремезов.
Часа четыре они работали молча… Ремезов задал только три вопроса, обращаясь к отражению своего безликого шлема на шлеме Игоря Козьмича. Один раз он спросил о дезинфекции вивария, другой раз ему понадобились свежие членистоногие, и Игорь Козьмич выходил за уловителем. Наконец, в третий, связывая логическую цепь размышлений, Ремезов подумал о штаммах вирусов, развивающихся в нейронах млекопитающих, и задал вопрос о симптоматике заболевания.
- Практически без симптомов, - ответил Игорь Козьмич. - «Оранжерейные» гибриды, формы очень неустойчивые.
- Подожди… - вдруг вспомнил Ремезов. - Была такая неожиданная работа Теффлера и Изуду. Они отмечали при заражении крыс мгновенное угасание условных рефлексов после первой же отмены подкрепления пищей…
- Я помню, - без особого интереса ответил Игорь Козьмич. - Всего одна статья. Подтверждений не было.
В «зоне» Ремезов не пришел к новым выводам.
- По-моему, ты все же перестраховался, - сказал он Игорю Козьмичу. - Странно… Ты не похож на перестраховщика.
Да? - рассеянно откликнулся Игорь Козьмич. - Сам голову ломаю, какой дьявол дернул такую панику поднимать. У меня весь Ученый Совет ахнул… Лемехово тут, правда, под боком. Но там и кошек-то почти не осталось…
- На большее я не способен, - подвел итог Ремезов. -Можно отправлять меня обратно на Алтай.
Сидевший рядом «марсианин» грузно поднялся.
- Пойдем, - позвал он, - покажу тебе наш академгородок.
На краю высокого соснового бора стояли коттеджи, своим видом сразу предупреждавшие о международном значении выстроенного в глубинке филиала ИКЛОН АН СССР. Дальше, за коттеджами среди деревьев, виднелись еще более степенные дома, дачи генеральского, академического, артистического пошиба.
- А там что? - обратил на них внимание Ремезов.
- Там наши дачи, - ответил Игорь Козьмич. - В частности, моя и моего предшественника.
У Ремезова открылись глаза.
- И давно у тебя здесь дача? - спросил он.
- Семь лет.
- А у твоего предшественника?
- Пять… или четыре.
Так вот каким ветром занесло этот международный центр в лес, к Лемехово! Ремезов знал академиков, которые добивались строительства институтов и научных центров поблизости от своих дач, и порой с сокрушительными экологическими последствиями в местном масштабе. Да что там институты! Целые отрасли науки, получавшие модные, гибридные наименования - что-нибудь вроде «метафизической химии» или «химической метафизики» - создавались, утверждались в руководительство новоиспеченному корифею или сыну корифея, испеченного и вышедшего в тираж несколько раньше.
- Ясно, - сказал Ремезов и, забыв разъяснить вслух ход своих мыслей, назвал своего однокашника «метафизиком». - Международный центр, говоришь? Новые Пасюки… Ты, Игорь, метафизик.
- Отнюдь, - отказался Игорь Козьмич. - Я как раз - вульгарный материалист. Все должно быть удобно, под руками… Пошли, покажу свои пенаты.
Когда «марсиане» добрались до соснового бора, Игорь Козьмич, стукаясь шлемом об доски и чертыхаясь, долго нащупывал запасной ключ, повешенный на гвоздь под лесенкой.
На просторной террасе стояла светлая деревянная мебель, элегантно стилизованная под крестьянский быт: обеденный стол и скамейки. На стене висела весьма высокого качества - видимо, импортная - репродукция картины Босха: членистоголовые уродцы, круглые, рогатые горы над лугами и лесами… Небольшая, чистенькая кухонька пестрела рядами чайных коробок и баночек кофе. Игорь Козьмич раскрыл дверь холодильника.
- Только завез датского пива и сервелата… Все пропадает, - с досадой проговорил он и вдруг зло добавил: - Ну и черт с ним!
Гостиная была в современном стиле: массивный югославский гарнитур, стенка с книгами и баром, японский «комбайн» с колонками и прозрачным шкафчиком для пластинок. На стенах несколько российских пейзажей с угольными церковками, а над «комбайном» небольшой холст с уголком Венеции.
- Неплохо устроился, - оценил Ремезов. - Небось международные симпозиумы на дому собираешь?
- Секцию собирал как-то, - вполне непринужденно, без зазнайства признал Игорь Козьмич. - Кстати, Хаген приезжал… Ему ведь в прошлом году Нобелевскую дали.
Игорь Козьмич рассказывал без тени хвастовства. Он быстро освоился в новой жизни, не выглядел в ней нуворишем… и говорил с открытой, доверительной непосредственностью, показывал свои палаты с достоинством невыродившегося, не поиздержавшегося разумом отпрыска боярского рода.
- Хаген… Нобелевская… Прямо еси на небеси, - отвечал ему Ремезов.
- А я, веришь ли, временами тебе сильно завидую, - с мечтательным вздохом сказал Игорь Козьмич. - Думаю иногда, а не бросить ли все к чертям, не махнуть ли… к тебе на Алтай. Тихо, горы, к Шамбале поближе… Организовать там эпидемиологическую службу по последнему слову. В Китай, в Монголию удочки закинуть… Оборудовать все… Тебя - главврачом, а? Крепкое дело, и результат всегда виден: люди на улице здороваются. Меня всегда к земской медицине тянуло, да все как-то за ближайший кусок хватался.
- Зато город заложил, - заметил Ремезов. - И отсель грозишь шведу.
Презрение к «дачному академику» улетучилось: что-то вдруг жалкое появилось в этой неуклюже сгорбившейся снежной бабе. И хотя он говорил без злорадства, Игоря Козьмича задело. Он помолчал и сказал:
- А наверху у меня рабочий кабинет. Потом как-нибудь покажу. Там лестница крутая, покатимся сверху, как ведра.
Когда заперли дверь и спустились на тропинку, Ремезов подождал, пока Игорь Козьмич определенно направился к институту, и сказал: