ральному состоянию к войне не готовы.
Записка послана политическому руководству. Но Л. И. Брежнев и другие убыли на военные маневры. Будут обратно в понедельник. Наша рекомендация немедленно связаться с Насером и убедить его разблокировать Акабский залив – зависла. В воскресенье она стала интересна для истории – Израиль массированным налетом авиации со стороны Средиземного моря нанес удар по боевым порядкам египтян.
Скоротечность событий предопределяла конвульсивность реакции советской стороны. Политические решения приняты: СССР встает на сторону жертвы агрессии и разрывает дипломатические отношения с агрессором; необходимо максимально задействовать механизм ООН и попытаться наладить деловое сотрудничество с Соединенными Штатами, тем более что в первые часы войны американский постоянный представитель посол А. Гольдберг заявлял требования, в существе совпадавшие с нашими, – немедленное прекращение военных действий и возвращение войск сторон на исходные позиции.
Меня приглашают на основные сборы, которые созывает Л. И. Брежнев. Как правило, в обсуждениях участвуют А. Н. Косыгин, Н. В. Подгорный, А. А. Громыко. Если рассматриваются преимущественно военные дела, то появляются А. А. Гречко, министр обороны, с первым заместителем и начальником Генштаба М. В. Захаровым. В этом случае премьера и председателя Президиума Верховного Совета может и не быть.
На третий-четвертый день, не позднее, мольба из Каира: делайте что хотите, но спасайте. В телеграмме Насера предлагается установить союзные отношения, предоставить СССР военные базы в районе Александрии и Суэца или в любом другом месте по нашему усмотрению. Сквозная мысль – эффективная помощь нужна немедленно, завтра может быть поздно.
Что будем делать? Предложение о союзе и базах – это от отчаяния. Но воздушные мосты в Каир и Дамаск должны быть проложены. Один над проливами, другой через Иран, используя права по договору 1921 г.
Иранский маршрут едва не вызвал инцидент. Советский посол в Тегеране информировал шаха Резу Пехлеви в момент, когда наши военно-транспортные самолеты уже были в воздушном пространстве Ирана. Из своего кабинета Реза отдал распоряжение дать отбой средствам ПВО, если они засекли появление с северного направления ранее не объявленных летательных аппаратов, а нас предупредил, что права, во избежание недоразумений, не следует в будущем использовать явочным порядком.
Основные расчеты, однако, возлагаются на взаимодействие с Соединенными Штатами. Посол Гольдберг явно дрейфует. Контратаки сирийцев отбиты. Иордания как военный фактор выключена из игры. Успехи Израиля в поле впечатляют. Призыв к прекращению военных действий звучит все приглушеннее, слово «немедленно» добавляется реже, а требование возвращения на исходные позиции вообще опущено. Оппортунизм прямо-таки хрестоматийный. Все это регистрируется, но надежда и здесь умирает последней.
Новое обращение Насера – израильские бронетанковые части форсируют Суэцкий канал. Каир не прикрыт ни с земли, ни с воздуха. Или СССР вмешивается в конфликт на стороне Египта, или конец.
Брежнев зовет к себе Косыгина, Подгорного, дипломатов и военных. Как поступим? Без всяких задержек перегоняем по воздуху предельно возможное количество боевой техники и противотанковых средств, а также ракет ПВО, одновременно доставляем в Каир египетских военных, которые обучались или проходили переподготовку в Советском Союзе. Все за, кроме Подгорного. Если один в триумвирате против, решение не принимается.
– Что ты предлагаешь, Николай? – спрашивает Брежнев.
– Подумать.
– Но времени нет. Ты же видишь.
– Утро вечера мудренее, – произносит Подгорный, собирает свои бумаги и удаляется.
Генеральный секретарь замечает ему вслед:
– Ну что можно при таком своенравии сделать?
Конкретных идей нет. «Подумать» – это не предложение. Поступаем так: машины под загрузку – и, как только Николай одумается, в воздух.
Наутро, которое должно было умудрить вечер, телеграмма-молния советского посла С. А. Виноградова: у Насера инфаркт, исход неясен, президент ограничен в исполнении своих обязанностей. Груженные оружием транспортные самолеты уже по распоряжению Брежнева задерживаются на земле, а в воздух впору поднимать машины с медиками для помощи самому Насеру.
Часов в одиннадцать того же дня генеральный секретарь вызывает на Старую площадь А. А. Громыко с советниками. Министр берет с собой А. А. Солдатова и меня. Кроме дипломатов приглашены маршалы А. А. Гречко и М. В. Захаров.
– Не хватало еще, чтобы в Каире разгорелась борьба за власть. Придет на место Насера такое ничтожество, как Амер, Египет потеряет все, чего добился после революции и отражения тройственной агрессии. И мы, великие стратеги. Выбей одного человека – и все насмарку. Почему американцы не останавливают израильтян? Израиль ведет и американскую войну против нас. В Суэцком канале нас уже макнули физиономией. Скоро черед дойдет до Нила. Столько советников держим в египетской армии. Ни черта они не насоветовали, как не научили египтян наши училища. Вместо того чтобы принять бой, твои, Матвей, ученики, завидев израильский самолет, катапультируются.
К чопорному Гречко генеральный обращался на «вы» и шерстил его, используя как прокладку начальника Генштаба Захарова.
– Матвей, среди советских технических специалистов, помогающих египтянам обслуживать наши самолеты, есть бывшие летчики?
– Это надо проверить.
– А сколько их, технарей, всего прикомандировано к египетским ВВС?
– Затруднюсь на память сказать.
– Матвей, так-то тебя перетак, не выводи меня из себя. Для чего я вас к себе зову? Генштаб обязан знать обстановку назубок. Иначе как определишь, что мы в состоянии или не в состоянии делать. В Израиле полно американских добровольцев, летчики также есть. Мы даже их имена знаем. А что у самих за душой? Иди выясни, чтобы не спрашивать Вашингтон.
Захаров возвращается через несколько минут с сообщением:
– Число техников (если не ошибаюсь) – двадцать шесть. Никто из них навыками вождения самолетов поставляемых Египту типов не обладает.
Ни реального, ни символического нашего военного присутствия в Египте как заслона продвижению израильтян не вырисовывалось. Поставками оружия и оснащения советская помощь исчерпывалась. Советники не в счет. Когда армия Египта разваливалась, никем не ведомая, советники не помогали, а действовали на нервы.
Нашелся человек, который проаттестовал в подходящих выражениях ситуацию, – Н. Г. Егорычев. До того руководитель 9-го Главного управления КГБ (охрана генерального секретаря и политического руководства в целом) возглавлял московскую городскую парторганизацию. С трибуны пленума он заявил (по смыслу): бахвалимся мы нашим военным могуществом, а надо помочь жертве вооруженной агрессии – нас нет.
Егорычеву, добровольцу 1941 г., определили после этого быть послом в Датском королевстве, чтобы к легендарным гамлетовским местам поближе искал более мудрый ответ на извечный вопрос: быть или не быть?
Потом чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН. Меня включили в состав делегации А. Н. Косыгина. По пути в Нью-Йорк промежуточная посадка в Париже. Косыгин и Громыко наносят краткий визит президенту де Голлю. Нас с Л. И. Менделевичем оставляют на взлетно-посадочной полосе дописывать будущую речь премьера. В первое посещение прекрасной Франции в 1965 г. я видел в основном Громыко. Во второй заезд с Косыгиным соприкоснулся лишь с ее жандармами, потребовавшими предъявить паспорта: ну кто, кроме злоумышленников, прилетев в Париж, застрянет на аэродроме?
Специальная сессия 1967 г. не украсит истории ООН. Соединенные Штаты вывернули многим делегациям не только руки. Представьте себе, арабы нанесли удар по ключевым пунктам Израиля и захватили часть его территории. Посол Гольдберг зажег бы своим красноречием море, убеждая, что зачинщик войны и виновник гибели десятков тысяч человек должен быть примерно наказан. Чтобы другим неповадно было. Но шестидневная война начата друзьями и закончилась их триумфом. Это меняет дело. Разделенное с другом горе – полгоря, разделенный триумф – двойной триумф.
Вы понимаете, что я хочу сказать. Израиль торжествовал над арабами, США – над Советским Союзом. Прокрутите видеопленку с записью голосования по проектам резолюций Генеральной Ассамблеи перед закрытием специальной сессии. Сколько удовольствия на лицах иных государственных мужей, твердо уверовавших: не тот прав, кто прав, а кто силен. Между тем лучшие качества человека, народа, государства проявляются не в минуты упоения победой, но слабости. Как своей, так и чужой.
Попытки удержать Организацию хотя бы оптически на позициях арбитра успеха не имели. Они лишь посеяли неприязнь к тому же К. Вальдхайму, тогдашнему Генеральному секретарю ООН, не оставшуюся для него без последствий.
А. Н. Косыгин встречался с президентом Л. Джонсоном и приложил максимум усилий для того, чтобы Генеральная Ассамблея не погрязла в полемике, а стала отправной точкой к долговременному политическому урегулированию на Ближнем Востоке. Напрасные хлопоты.
После отъезда председателя Совета министров домой советскую делегацию возглавил А. А. Громыко. Он регулярно контактировал с арабскими представителями, используя каждый разговор для разъяснения элементарной истины – если не будет признания Израиля и его права на безопасное национальное существование, не видать мира в регионе. Египетский делегат давал понять, что Насер отдает себе в этом отчет, но если он выскажется за признание израильского государства, то на следующий же день будет свергнут или убит каким-нибудь фундаменталистом. Время не созрело.
Громыко получил полномочия решать по ситуации, как голосовать по проамериканскому проекту резолюции Ассамблеи, внесенному послом Соломоном из Тринидад и Тобаго и группой других делегаций. Не исключалась и ее поддержка. Вышло, однако, следующим образом.
Нас трое – А. А. Громыко, слева от него А. А. Солдатов, справа я. Председательствующий объявляет о начале голосования. Кто за? Министр, он уступил нажимать кнопки пульта голосования своему заместителю, качает головой. Кто против? Солдатов сразу нажимает кнопку. Громыко чуть слышно говорит: