Встречи в МИДе, визиты в другие министерства, парламент и его комитеты, поездки по землям ФРГ. Партии, профсоюзы, другие организации. Пресса. Задумай всех перечислить, телефонная книга среднего формата получится.
После Г. Хайнеманна первым в моем календаре посещение федерального канцлера В. Брандта. Заявка через МИД направлена. Не упускаю подкрепить ее через Э. Бара и X. Эмке. Термин получен. С отрывом в три-четыре дня после приема у канцлера назначаю поездку в Дюссельдорф. Там предполагаю встретиться с К. Бахманом и другими руководителями ГКП.
В. Брандт переносит нашу встречу, не фиксируя твердо новую дату. Знаю, это не понравится, но решаю визит в Дюссельдорф не отменять. Все дни наперед у меня расписаны. Поездка в Нюрнберг, где под покровительством и с участием Г. Хайнеманна отмечается юбилей художника А. Дюрера, серия встреч в Бонне с представителями политических партий и в дипкорпусе. Время для посещения глав правительства всегда выкроишь за счет других обязательств, и это встретит понимание. Но попробуй предприми рокировку в пользу друзей – наживешь врага.
Даю зарок: если пунктуальность есть вежливость королей, то их подданным тем более не пристало быть невежливыми. Даже по вине королей. Чему быть – того не миновать.
А было следующее. В. Брандт встретил меня вопросом:
– Опять особые отношения?
Поездка в правление ГКП до визита к главе правительства задела. Канцлер узрел в случившемся недостаток здорового инстинкта.
Поясняю, как и почему расставились временные приоритеты. Недоразумение формально рассеяно, но тень его не исчезла до конца разговора. Брандт со строгим выражением на лице принял приветы Брежнева. Подбирая слова, составил несколько фраз в ответ. Они выдавали решимость держаться заявленных позиций и последовательно продолжать начатое.
Вместе с Баром, принимавшим участие в разговоре, отмечаем дополнительные возможности, которые открываются с возникновением специфического механизма обмена мнениями по Западному Берлину. Присоединение к нашим усилиям К. Раша позволит прояснить, хотят ли США положительных перемен по самой застарелой и потенциально опасной проблеме в центре Европы.
Федеральный канцлер подтвердил, что не мыслит урегулирования отношений с Советским Союзом и ГДР в отрыве от согласия по Берлину. Можно по-разному описывать эту взаимосвязь или вообще не упоминать ее, но она существует и тоже составляет реалию, которую нельзя опрокинуть.
В заключение В. Брандт желает мне успехов на посту посла. Он заявляет о готовности оказывать свое содействие и при необходимости лично встречаться со мной. Советский представитель будет желанным гостем федеральных министров. Оперативную связь можно было бы поддерживать через Э. Бара. «Он, похоже, не против». Первый раз канцлер улыбнулся.
По внешним признакам, нормальная, деловая встреча. Но не зря сказано: все познается в сравнении. Из всех наших кратких и продолжительных бесед на протяжении двадцати двух лет эта была, по моему восприятию, наиболее противоречивой в своем настрое.
Из событий жаркого в прямом и переносном смысле лета 1971 г. запомнился завтрак в компании большой группы банкиров, промышленников, других видных представителей делового мира в гостеприимном доме Отто Вольффа фон Амеронгена. И прежде мне доводилось встречаться с деловыми людьми крупного калибра. Но чтобы одновременно с группой бизнесменов, за которыми 200–250 миллиардов марок оборота, нет, такое впервые.
Разговоры за столом, вопросы, заданные мне, отдельные реплики высветили, как прочно засели не в подсознании даже, где-то в утробе иные стереотипы. Торговать можно, когда выгода ждет. К понятию выгоды подход не обязательно зауженный. Нормальные человеческие эмоции совсем не чужды. Пропасть разверзается, как только верхним чутьем берется вопрос, за какими системами будущее. Свои ценности отстаиваются энергично и со вкусом.
– Бизнес нуждается в мотивации, материальной и моральной, – отмечал Г. Золь, тогдашний председатель Союза немецкой промышленности. – Мы не прочь поделиться частью нашего достатка. С богатством возрастает ответственность за здоровье всего общества. Но что выигрывает общество, когда деловую инициативу лишают индивидуального, скажем проще, эгоистического интереса? К примеру, я хочу, чтобы плоды моего успеха разделяла семья и в ней продолжался смысл моей жизни. Идеология вашего государства, вашей партии и ее единомышленников, в том числе в Германии, – сначала экспроприация результатов чужой деятельности и только потом, возможно, умножение богатства. На практике же часто одна экспроприация. Как сложится жизнь через сто лет, неизвестно. Мы не требуем вечных гарантий. Но если бы имелась уверенность, что наши дети смогут принять эстафету от отцов, о внуках пусть заботятся сыновья сами, то бизнес избавился бы от сомнений, насколько в его интересах содействие развитию Советского Союза.
Г. Золь обнажил одну из центральных проблем. Над ней человечество бьется с момента появления сомнений в добропорядочности рабства. Позже, с христианством, в голос заговорят о социальной и отчасти национальной справедливости. Не только о политических свободе и равенстве, но и о человеческих. Может быть, они столь же труднообнаруживаемы, как другие мыслящие сообщества во Вселенной?
Не раз еще мною будут вестись дискуссии вокруг понятий справедливости и народовластия с Г. Золем и его коллегами, с профессорами и идеологами. Подоспеет и идея конвергенции, некой социальной генной инженерии, призванной вытеснить войны и насилие. Я отстаивал мнение, что сращивание социальных систем невозможно и в чем-то даже вредно. Сосуществуя рядом, они побуждают одна другую быть в движении, ибо застылость тождественна смерти. Но что важнее сращивания систем – это конвергенция интересов. Чем дальше, тем относительнее становятся различия, а общности приобретают императивное значение. Будущие интересы могут быть обеспечены только совместными усилиями, поскольку цели и потребности нации должны быть в такой же степени производными от региональных и глобальных интересов, в какой последние аккумулируют национальные.
Завтрак у Вольффа фон Амеронгена, за что я был особенно признателен президенту торгово-промышленных палат, позволил возобновить, закрепить или установить личные контакты с обширной группой представителей преимущественно большого бизнеса. Они не обрывались долгие годы и способствовали установлению солидного партнерства с советскими внешнеторговыми организациями и предприятиями, продвижению ряда проектов, еще вчера бывших неисполнимыми.
Вы ждете примеров? Пожалуйста. Через несколько дней после встречи у Вольффа мне звонит спикер «Дойче банк» д-р Ф. Ульрих.
– Хотелось бы накоротке вас увидеть. Возможно ли это сегодня или завтра?
– Уложимся в час? Если да, то буду ждать вас на вилле Хенцен в пятнадцать ноль-ноль.
Объясняю, как меня найти. Понятно, воздерживаюсь от уточнений, что затем там же будет заседать известное читателям трио.
Безоблачный душный день. Выхожу встретить Ф. Ульриха в парк. Гость отказывается от приготовленного в доме угощения. Возможно, позже. Пока же погуляем по дорожкам, воспользуемся редкой удачей – когда еще глотнешь воздуха на берегу Рейна.
Говорим о непогоде на валютном рынке. Западногерманский банкир полагает, что мировые финансы переживают структурный кризис. США живут в долг и, опираясь на доллар как международное платежное средство, перекладывают часть своих забот на плечи других.
– Я побеспокоил вас вот по какому поводу. В Москве учреждаются представительства разных фирм, в том числе из Федеративной Республики. Обнадеживающий знак, банкиры это приветствуют. Но… Кто в состоянии нанять помещение, содержать штат сотрудников в Москве и прочее? Лишь концерны. Малому и среднему бизнесу эти накладные расходы не потянуть. Надо бы им посодействовать. «Дойче банк» готов открыть в СССР свое представительство. Не для оперативной финансовой деятельности, а для помощи в налаживании деловых связей между нашими странами и консультаций по финансово-правовым вопросам. В духе разговора в доме фон Амеронгена. Не помешает также, если благодаря представительству упростятся контакты с вашими банками. Плюс психологический момент – не надо доказывать, что в западном экономическом пейзаже наличие солидного банка не деталь. Появление представительства «Дойче банк» в Москве символизировало бы новый этап в наших отношениях, что немаловажно для деловых людей, подверженных колебаниям. Как вы на это смотрите?
– Прежде всего я благодарю вас за интересную идею. Она висела в воздухе, с ней соприкасались многие и каждодневно, но лишь в «Дойче банк» прозрели для вопроса: не пора ли невесте под венец? Договариваемся так: ваше предложение я докладываю Москве. Посольство, в свою очередь, окажет ему самую активную поддержку.
Ф. Ульрих поведал мне, какие выпали ему злоключения в советском плену. Тем товарищам по несчастью, кто умел портняжничать, слесарить или плотничать, пришлось все-таки легче. Самые тяжелые и грязные работы выпадали на долю белых воротничков. Вернувшись домой, Ф. Ульрих первым делом приобрел специальность часовых дел мастера и своих сыновей сдружил с ремеслом. На всякий случай.
– К чему больше готовитесь – к войне или революции, на которую днями намекал Золь? – подтруниваю над гостем.
– Для внутреннего спокойствия нельзя быть заложником внешнего благополучия. Кроме того, смена времяпрепровождения – неплохой отдых. Мне лично она на пользу.
Отослал депешу в Центр. Идея Ульриха подана в самом привлекательном виде. Прошу определиться без отлагательств, принимая в расчет как экономический, так и политический ее резонанс. И что же вышло? Совершенно точно, как вы и подозреваете, с первого захода ровным счетом ничего. Продолжение следует.
Берлинская эпопея, история, которая предлагается вашему вниманию, оставалась до сих пор плохо освещенной. Если не считать мемуаров Г. Киссинджера, закулисная сторона берлинских переговоров, по сути, достоверно не раскрывалась.