Всю дорогу я спал. Автобус прибыл в Гринсборо около четырех утра. От вокзала я шел пешком, пока не набрел на подходящую забегаловку. Мне нужен был телефонный справочник и бесплатные местные газеты. Заведение, на котором я остановил свой выбор, как раз только открывалось. Паренек на кухне смазывал гриль маслом. Кофеварка выдавала кофе капающей струйкой. Я прихватил «Желтые страницы», сел за стол и стал просматривать раздел «Г» — «Гостиницы».
Я полагал, что завтрак такого уровня должен проходить в подобающем месте. В «Шератоне» или, скажем, «Хайатте». В Гринсборо было и то и другое. Тогда я принялся листать местную прессу в поисках подтверждения.
Заметка о предстоящем завтраке обнаружилась уже на второй странице. Насчет гостиницы я ошибся. Не «Хайатт» и не «Шератон». Как выяснилось, для Сэнсома был забронирован отель «О. Генри», названный, очевидно, в честь знаменитого писателя, который был родом из этих мест. Ниже шел адрес. Прием был назначен на семь утра. Парень за стойкой молча принес кружку кофе. Я отхлебнул. Что может быть лучше свежесваренного напитка в первую минуту его ароматной жизни! Я сделал еще глоток и заказал самое большое комбо из тех, что были в меню.
К «О. Генри» я отправился на такси. Мне хотелось прибыть с шиком. В отель я вошел в четверть седьмого. Вестибюль был роскошным, повсюду — дорогие, обитые кожей кресла. Я прошествовал к стойке регистрации, стараясь держаться франтом, насколько можно держаться франтом в мятой рубахе в клетку за девятнадцать долларов. Молодая администраторша вопросительно подняла глаза.
— Я на завтрак к Сэнсому.
Женщина не ответила. Было видно, что она не знает, как реагировать, словно я выбил ее из колеи слишком большим количеством информации.
— Мне должны были оставить приглашение, — добавил я.
— Кто?
— Элспет. Я хотел сказать, миссис Сэнсом. Или их человек.
— Мистер Спрингфилд?
Я улыбнулся про себя. «Спрингфилд» — название производителя винтовок со скользящим затвором. Так же как и «Браунинг». Я гляжу, парень любит поиграть в слова.
— Вы уже видели их сегодня? — поинтересовался я. Сэнсом, скорее всего, провел ночь в отеле. Но я не был уверен.
— Они все еще наверху, насколько мне известно, — ответила администратор.
Я выждал, пока она вернется обратно к экрану компьютера, а затем скользнул к лифтам и нажал кнопку «вверх».
По моим прикидкам, Сэнсом должен был остановиться в люксе, а все люксы находятся на верхнем этаже, поэтому я нажал кнопку с самой большой из предложенных лифтом цифр. Выйдя в убранный коврами коридор, я сразу наткнулся на полицейского — тот стоял у двустворчатой двери из красного дерева. Символический пост. Я кивнул стражу порядка и со словами: «Джек Ричер к мистеру Сэнсому» — постучал в дверь. Постовой не шевельнулся.
Двери люкса открылись. В проеме стояла супруга конгрессмена: одетая, причесанная, накрашенная, готовая к выходу в свет.
— Здравствуйте, Элспет, — приветливо сказал я. — Я войду?
В глазах миссис Сэнсом отразился весь мозговой процесс настоящей жены политика. Первая реакция: вышвырнуть наглеца вон. Но в коридоре — коп, да и пресса наверняка уже собралась. Плюс местный народец — этих хлебом не корми, дай только языком почесать. Поэтому она лишь сглотнула и со словами: «Майор Ричер, как мило, что вы зашли» — отступила вглубь номера, давая мне возможность пройти.
Люкс был огромным. Просторная гостиная с баром и открытая дверь, ведущая, видимо, в спальню. Из которой тут же возник сам конгрессмен — взглянуть, что там за суета.
Джон Сэнсом был в брюках, рубашке, галстуке и носках. Без обуви. Выглядел он маленьким. Телосложение — худощавое и мускулистое, плечи довольно узкие. Волосы коротко подстрижены. Загар — из тех, что получают лишь на открытом воздухе при здоровом образе жизни. Сэнсом излучал богатство, власть и харизму. Неудивительно, что он победил на множестве выборов.
Конгрессмен взглянул на меня, затем — на жену.
— Где Спрингфилд?
— Ушел вниз, — ответила Элспет. — Проверить, как там дела.
Сэнсом вновь перевел взгляд на меня:
— Я смотрю, вы не сдаетесь.
— Никогда. У вас найдется десять минут?
— Даю вам пять.
— Кофе нальете?
— Вы зря теряете время.
— У нас уйма времени. В любом случае больше, чем пять минут. Вам еще надо зашнуровать ботинки и надеть пиджак. Сколько на это уйдет?
Сэнсом подошел к стойке бара, налил чашку кофе и протянул мне.
— Ближе к делу.
— Вы знали Сьюзан Марк? — спросил я.
Он покачал головой:
— Никогда не слышал о ней до вчерашнего вечера.
Я следил за его глазами. Конгрессмен не лгал.
— Почему, как вы думаете, обычного клерка из УЧР заставили проверять ваше досье?
— Значит, в этом все дело?
— Наиболее правдоподобная версия.
— Понятия не имею. УЧР — это ведь новый PERSCOM? Что у них там? Даты и цифры. Моя жизнь и так всеобщее достояние.
— Кроме операций «Дельты». Они были секретными.
В номере стало тихо.
— Откуда вам это известно?
— У вас четыре высших награды. Вы не уточняете, за что.
— Чертова книга, — недовольно буркнул Сэнсом. — Медали на открытом учете. Не мог же я отречься от них. Политика — как минное поле. Шаг вправо, шаг влево — и тебя нет.
Он посмотрел на меня:
— Сколько еще людей могут связать эти два обстоятельства? Я имею в виду, кроме вас?
— Примерно три миллиона, — ответил я. — Все, кто в армии, плюс все ветераны, чье зрение еще позволяет читать.
Он покачал головой:
— Не так много. Большинство людей лишено пытливого ума. А большая часть остальных уважают такое понятие, как «секретность». Не думаю, что это проблема.
— Проблема в другом. В чем — не знаю, но она существует. Иначе почему Сьюзан Марк задавали вопросы?
— Она действительно назвала мое имя?
Я отрицательно покачал головой:
— Мне нужно было как-то привлечь ваше внимание. Ваше имя я услышал от других, весьма серьезных людей, работающих, как я полагаю, на тех, кто задает вопросы.
— А каков ваш интерес во всем этом деле?
— Никакого. Она просто показалась мне хорошим человеком, которого приперли к стенке.
— То есть вам не все равно?
— Нет. Так же, как и вам, хоть вы и делаете вид, что это не так.
Сэнсом промолчал.
— ФБР ввело меня в курс дела, — сказал он наконец. — По их словам, в Управлении полиции Нью-Йорка считают, будто ваша реакция на инцидент — результат чувства вины. Будто вы перегнули палку там, в поезде. А чувство вины никогда не являлось основой для верных решений.
— Это всего лишь мнение одной женщины, — ответил я.
— Она не права?
Я не ответил.
— Я не стану рассказывать вам об операциях.
— Ничего иного я и не ждал.
— Тогда чего вы хотите?
— Я задам вам прямой вопрос. Как много из вашего прошлого может, если всплывет, стать занозой в вашей конгрессменской заднице?
Сэнсом улыбнулся, едва заметно:
— В жизни ничего не бывает полностью черным или полностью белым. Вы это знаете не хуже меня. Но преступлений никто не совершал. В любом случае никто не смог бы добраться до правды через какого-то клерка-кадровика. Надеяться на такое мог лишь какой-нибудь дилетант-журналист, в худшем смысле этого слова.
— Я так не думаю. Сьюзан Марк была сильно напугана. К тому же пропал ее сын.
Сэнсом переглянулся с женой.
— Мы этого не знали, — сказал он.
— Об этом не сообщалось. Он студент-старшекурсник. Университет Южной Калифорнии. Пять дней назад он ушел из бара с какой-то девчонкой. С тех пор его больше не видели.
— И откуда вам это известно?
— От брата Сьюзан Марк. Дяди парнишки.
— То есть вы не верите в эту версию?
— Чересчур много совпадений.
— Не обязательно. Парни часто уходят из баров с девчонками.
— Вы сами отец, — сказал я. — Что могло бы вас заставить покончить с собой?
В номере повисла тишина. Взгляд Сэнсома на миг стал каким-то отсутствующим: я видел такое раньше в глазах честных офицеров после досадной тактической неудачи. Переосмыслить, передислоцировать, перестроить — и все за каких-то пару секунд.
— Я сожалею о ситуации с семьей Марк, — сказал он. — И я помог бы им, если б мог. Но я не могу. В моей службе в «Дельте» нет ничего, что можно раскопать через УЧР. Значит, дело в чем-то другом. Либо кто-то роет совсем не в том месте.
— А где им рыть?
— Вы сами знаете. Но туда их никто не пустит. Так что спецназ здесь, увы, ни при чем.
— Хорошо, если не спецназ, то что?
— Ничего. Я не пошел бы в политику, если б мне было что скрывать. Даже самую малость. А сейчас простите, нам нужно идти.
— Последний вопрос, — сказал я. — Вы когда-нибудь слышали имя Лиля Хоц?
— Лиля Хоц? — На секунду Сэнсом задумался. — Нет, это имя мне незнакомо.
Я следил за его глазами. Он не лгал. Но и не говорил правду.
Глава 4
В Нью-Йорк я вернулся тем же путем, что и уезжал. Поездка заняла весь день и часть вечера. Все это время я думал о том, что сказал мне Сэнсом и о чем он умолчал. В жизни ничего не бывает полностью черным или полностью белым. Вы это знаете не хуже меня. Но преступлений никто не совершал. В любом случае никто не смог бы добраться до правды через какого-то клерка-кадровика. Никакого отрицания сомнительных действий. Скорее, наоборот. Но, по словам Сэнсома, за рамки он не выходил. Разумеется, взбреди кому в голову подвергнуть тщательной проверке мою собственную карьеру, и та моментально треснула бы по швам. Вообще я рад, что детали моего прошлого скрыты от посторонних глаз. Свое прошлое я помню. Но что с Сэнсомом? Наверняка есть нечто такое, что может серьезно навредить конгрессмену. И видимо, не только ему, иначе что здесь делает ФБР?
И кто, черт возьми, такая эта Лиля Хоц?
Я задавал себе все эти вопросы и перестал размышлять о них, лишь когда поезд въехал в Балтимор. К этому моменту я думал уже о другом: куда конкретно в Нью-Йорке могла направляться Сьюзан Марк? В город она въехала с юга, планируя бросить машину и добраться до места назначения на метро. В автомобиле она, скорее всего, была без куртки. Слишком жарко. Очевидно, куртка лежала в багажнике вместе с сумкой и револьвером. То есть непосредственно к бою Сьюзан собиралась переодеться в отдалении от места встречи и в относительном уединении.