— Это не единственный отель в городе.
— А где остановились вы?
— В «Шератоне». Там, где и в прошлый раз.
Спрингфилд оплатил счет платиновой кредиткой, и мы отправились в «Шератон».
Ключ-картой Спрингфилд открыл дверь в гостиничный бизнес-центр. Сказав, что подождет меня в вестибюле. Три из четырех компьютеров были заняты. Я сел на последний свободный стул, нашел щель на системном блоке и вставил DVD. Зажужжал моторчик, машина всосала диск.
На экране высветилось окно. В нижнем его углу — простые графические символы. Воспроизведение, пауза, перемотка вперед, назад и проскок. Я поводил мышью — стрелку курсора сменила пухлая маленькая рука.
Телефон в кармане начал вибрировать.
Я вытащил его и открыл панель:
— Алло!
— Ты забрал пакет? — спросила Лиля Хоц.
— Да, — ответил я.
— Посмотрел?
— Еще нет.
— Посмотри. Там есть чему поучиться.
— Он со звуком?
— Нет, это немой фильм. К сожалению.
Я ничего не сказал.
— Где ты сейчас? — спросила она.
— В гостиничном бизнес-центре.
— Кто-то еще может видеть экран?
Я промолчал.
— Включай, — сказала она. — Я буду вместо диктора.
Я передвинул мышь, навел пухлую ручонку на кнопку воспроизведения. Кликнул.
Окно стало ярче. Через секунду появилась картинка. Широкоугольный вид. Где-то на воздухе. Ночь. Сцена подсвечена яркими галогенными лампами. Истоптанная земля — темная, цвета хаки. Кусок скалы, плоский и большой — больше двуспальной кровати. По углам камня просверлены четыре отверстия, в каждом — железное кольцо.
К кольцам был привязан человек. Невысокий, жилистый и абсолютно голый. Оливковая кожа и черная борода. Лет тридцати. Человек лежал на спине — растянутый в форме большой буквы X. Голова его дергалась из стороны в сторону. Он кричал, но я не мог слышать его криков. Фильм был немой.
— Что ты видишь? — спросила Лиля Хоц.
— Мужчину на каменной плите, — ответил я. — Кто он?
— Таксист. Посыльный одного американского журналиста. Смотри дальше.
В кадре возникла Светлана Хоц. В руке у нее был нож.
Светлана влезла на камень и присела на корточки рядом с жертвой. Приставила кончик лезвия к точке примерно посередине между пахом и пупком мужчины. Надавила. Мужчина невольно дернулся. Его губы складывались в слова. «Нет!» и «Не надо!» понятны на любом языке.
— Где это было? — спросил я.
— Недалеко от Кабула.
Светлана вела лезвие к пупку. Спокойно, умело, профессионально. Лезвие замерло над грудиной. Живот мужчины раскрылся, точно потянули за «молнию».
Светлана положила нож и, скользнув с камня, вышла из кадра.
— Вы сумасшедшие, — сказал я.
— То же говорил и Питер Молина.
— Он видел этот диск?
— Он на нем. Промотай вперед, если хочешь.
Я переместил пухлую ручонку на кнопку перемотки и кликнул. Картинка переключилась в ускоренный режим. Руки и ноги таксиста задергались в два раза активнее.
— Вы извращенцы, — сказал я. — И считай, уже трупы. Грузовик вас еще не сбил, но это вот-вот случится.
— Это ты, что ли, грузовик?
— Можешь не сомневаться.
— Я рада. Смотри дальше.
Я щелкал по кнопке перемотки, снова и снова. Таксист перестал двигаться. В кадр стремительно ворвалась Лиля Хоц. Она наклонилась к жертве, пощупала пульс. А затем подняла голову и улыбнулась победоносной улыбкой.
Обращенной прямо ко мне.
— Ну как, все кончилось? — спросила она по телефону.
— Да, — ответил я.
— Смотри дальше. — Ее голос проник мне в самое ухо.
Картинка открылась на новой сцене. Место действия — интерьер. Возможно, подвал. Широкая каменная плита — верх огромной столешницы. Вероятно, часть старой кухни. К плите привязан крупный молодой парень.
Поверь, эти триста фунтов мышц способны за себя постоять, — сказал тогда Джейкоб Марк.
Парень был голый. Бледная кожа, взъерошенные светлые волосы. Его голова дергалась из стороны в сторону. Он кричал.
— Я не буду на это смотреть, — сказал я.
— Что так? А вдруг мы отпустили его?
— Когда это было?
— Мы назначили срок, и мы его выдержали.
Я не ответил.
— Смотри.
Я посмотрел. А вдруг мы отпустили его?
Они его не отпустили.
Потом я повесил трубку, сунул диск в карман, прошел в туалет в вестибюле и заперся в кабинке. Меня вырвало. Не из-за кино. Я видел вещи намного хуже. Меня вырвало от ярости и отчаяния. Я прополоскал рот и умыл лицо.
Затем я опустошил карманы. Оставил наличные, паспорт, кредитку, проездной на метро и визитную карточку Терезы Ли. И зубную щетку. Плюс мобильник, который звонил. Остальные два я выбросил в урну для мусора, вместе с внешним аккумулятором, визиткой четверых мертвых парней из частной детективной конторы и свернутой пачкой записей, сделанных Терезой Ли.
Туда же отправился DVD-диск. Вместе с флешкой из «Радио Шэк». Я больше не нуждался в приманках. Избавившись от всего лишнего, я вышел из туалета и огляделся в поисках Спрингфилда.
Тот сидел в баре вестибюля. На столике — стакан с водой.
— Вы побледнели, — заметил он.
— Их было двое, — сказал я. — Они вспороли им животы.
— Кто эти двое?
— Один — таксист из Кабула, другой — сын Сьюзан Марк.
— Хоцы на пленке есть?
Я кивнул:
— Неопровержимая стопроцентная улика.
— Это уже не важно. Они знают, что мы в любом случае собираемся их убить. Не все ли равно, за что?
— Для меня это важно.
— Да поумнейте вы наконец, Ричер. Для этого они и послали вам пакет с диском. Им нужно вас разозлить, чтобы вы наделали кучу ошибок. Они не могут найти вас. Поэтому хотят, чтобы вы сами вышли на них.
— Что я и собираюсь сделать.
— Ваши планы на будущее — это ваше личное дело. Но вам нужно быть осторожным. Поймите, в этом их тактика. Так есть и так было уже две сотни лет. Вот почему их зверства всегда совершались в пределах слышимости от передовой. Им требовалось, чтобы противник посылал все новые группы спасателей. Или спровоцировать атаку из чувства мести. Им нужен был непрекращающийся поток пленных. Спросите британцев. Или русских.
— Я буду предельно осторожен.
— Уверен, что будете. Но не раньше, чем с вами закончим мы — насчет событий в поезде. Помочь нам — в ваших же интересах.
— Пока что-то незаметно. До сих пор одни обещания.
— Как только мы получим флешку, все обвинения против вас будут сняты.
— Этого мало. Я хочу, чтобы обвинения были сняты сейчас. Я не могу постоянно бегать от полицейских.
— Я должен позвонить Сэнсому.
— Заодно переговорите с ним о Терезе Ли и Джейкобе Марке. И Догерти. Мне нужны безупречные биографии для каждого из этих троих.
— Хорошо.
— И еще две вещи, — сказал я.
— Вы слишком много торгуетесь — для человека, которому нечего предложить.
— Министерство национальной безопасности отследило, что Хоцы прибыли из Таджикистана вместе с группой людей. Три месяца назад. Мне нужно знать, о каком количестве идет речь.
— Чтобы оценить численное превосходство врага?
— Именно.
— А второе?
— Я хочу еще раз встретиться с Сэнсомом.
— Зачем?
— Чтобы он сказал мне, что на той флешке.
— Этого не будет.
— Тогда я оставлю ее у себя и посмотрю сам.
— Флешка действительно у вас?
— Нет. Но я знаю, где она.
— И где же? — спросил Спрингфилд.
— Я не могу добровольно выдавать информацию.
— Вы блефуете, Ричер.
— Не в этот раз. — Я отрицательно покачал головой.
— Вы уверены? И можете показать нам место?
— Я могу показать место с точностью до пятнадцати футов. Дальше — полностью ваше дело. Звоните Сэнсому.
Спрингфилд осушил стакан и дал знак официанту. Тот тут же принес счет. Спрингфилд заплатил платиновой кредиткой — за нас обоих, точь-в-точь как и во «Временах года». Я воспринял это как добрый знак. И решил поискушать судьбу.
— Как насчет того, чтобы снять мне номер? — спросил я.
— Зачем? — удивился он.
— Затем, что пройдет какое-то время, прежде чем мое имя вычеркнут из списка самых опасных разыскиваемых преступников. А я ночь не спал. И мне хотелось бы спокойно вздремнуть.
Спустя десять минут мы стояли в номере с огромной кроватью. Простор и комфорт — да, но с тактической точки зрения — хуже не придумаешь. Как и во всех гостиничных номерах верхних этажей, здесь имелось ненужное мне окно и, следовательно, всего один выход. Я видел, что Спрингфилд думает о том же. Что надо быть сумасшедшим, чтобы запереть себя в такой мышеловке.
— Я могу доверять вам? — неожиданно спросил я.
Он ответил без колебаний:
— Да.
— Тогда одолжите мне свою пушку.
— Зачем это?
— Вы сами знаете зачем. Чтобы, если вы приведете к моей двери не тех людей, я смог бы себя защитить.
Я знал, что Спрингфилд скорее выколет себе глаз, чем расстанется со своим оружием. Но тот лишь засунул руку за полу пиджака и вытащил девятимиллиметровый австрийский «Штейер ГБ». И протянул мне, рукояткой вперед. Восемнадцать патронов в обойме плюс один в стволе.
— Спасибо, — сказал ему я.
Он молча повернулся и вышел из номера. Я закрыл замок на два оборота, повесил цепочку и подпер стулом ручку двери. Затем выложил все из карманов на ночной столик. Сложил одежду под матрас, чтобы отутюжить ее. И долго стоял под горячим душем. После чего лег в кровать и крепко уснул.
Через четыре часа меня разбудил стук в дверь. На стене сбоку от входа висело зеркало в полный рост. Обернув вокруг талии полотенце, я взял пистолет. Отодвинул стул и приоткрыл дверь, докуда позволяла цепочка. А затем отступил назад и проверил отражение в зеркале.
Спрингфилд. И Сэнсом.
Одни, насколько я мог видеть в узкую щель. Я снял палец со спускового крючка и цепочку с двери.
Они вошли.
Сэнсом был в темно-синем костюме, белой рубашке и красном галстуке. Он взял стул, которым я подпирал дверь, отнес к столу и сел. Спрингфилд закрыл дверь и повесил цепочку обратно. Я по-прежнему держал пистолет. Приподняв коленкой матрас, свободной рукой я вынул из-под него одежду.