Светлана переместилась к кухне. Я слышал, как открывается выдвижной ящик. Видел, как она возвращается.
С двумя ножами.
Это были длинные орудия мясника. Для потрошения или нарезки филе. Черные рукоятки. Стальные лезвия. Тончайшие режущие кромки. Светлана бросила один Лиле. Свободной рукой та поймала его за ручку. Профессионально. Светлана сместилась в противоположный угол. Они взяли меня в клещи. Лиля — под углом сорок пять градусов слева, Светлана — под тем же углом, но справа.
Повернувшись, Лиля с силой впихнула П-220 глушителем в угол — где фасадная стена встречается с боковой. Большим пальцем она нащупала собачку внизу рукоятки и выбросила обойму вниз. Сам пистолет Лиля откинула в противоположный угол, за спину Светланы. Теперь пистолет и обойма были в двадцати футах друг от друга.
Улыбнувшись, Лиля шагнула вперед. Светлана тоже. Ножи обе держали низко: большой палец сверху рукоятки. Как уличные бойцы. Как профи.
Я не двинулся с места.
— Отсрочка — это хорошо, — сказала Лиля. — Она усиливает предвкушение.
Я ничего не сказал.
А затем моя рука вдруг исчезла у меня за спиной и вынырнула с «Бенчмейдом-3300» — оттуда, где он был приклеен к пояснице куском изоленты.
Я нажал на спуск большим пальцем, и лезвие выскочило из рукоятки. Громкий звук, в тихой комнате. Я не люблю ножи. И никогда не любил. Ну нет у меня к ним тяги. Зато есть инстинкт самосохранения — не меньше, чем у других. Если не больше.
Правило номер один: не дать себя порезать в начале схватки. Ничто не ослабляет человека быстрее, чем потеря крови.
Я хотел добраться до кухни, а потому качнулся к Светлане, которая была между мной и нею. Ее лезвие просвистело у моего бедра. Я поджал пресс — зад назад, плечи вперед — и выдал левый хук сверху. Удар пришелся точно в бок ее носа.
Старуху качнуло назад, и в бой тут же вступила Лиля. Собранно и серьезно. Игры кончились. Она пригибалась, она отклонялась. Какое-то время мы все танцевали друг перед другом.
Я держал классическую стойку — бедра назад, плечи вперед.
Резкий свинг в лицо Лиле. Та отшатнулась. Она знала, что я промахнусь. Потому что готовила этот промах. Светлана тоже знала, что я промахнусь. Потому что верила в свою ученицу.
Но и я знал, что промахнусь. Потому что я этого хотел.
Я оборвал маневр на середине и, резко изменив направление, нанес неожиданный и страшный удар назад влево — в сторону Светланы. Лезвие рассекло ей лоб. До самой кости.
В секунды кровь залила ей глаза. Ослепила ее.
Лиля бросилась на меня.
Я едва увернулся от дуги ее лезвия. Влево, вправо. Я стукнулся о стенку прямо за мной. И тут Лиля достала меня.
Она разгадала секрет длинных рук. Она держала нож кончиками пальцев почти за край рукоятки. Выпад вперед. А затем, с упором на переднюю ногу, она нагнулась и полоснула мне по животу.
Скверный порез. Длинный, глубокий, диагональный, прямо под пупком.
Я замер. На миг. Неверие. А затем я сделал то, что делаю всегда, когда кто-то причиняет мне боль. Я пошел на сближение. По инерции ее нож просвистел мимо моего бедра. Мой был внизу. Я рассек ей бедро, резко и глубоко, а затем оттолкнулся ногой и нанес удар слева кулаком ей в лицо. Точно в яблочко. Лилю развернуло, и я рванулся к Светлане. Лицо старухи — сплошь кровавая маска. Она махнула лезвием вправо. Затем влево. Она открылась. Шаг вперед — и я ударил ножом сверху по внутренней стороне ее правого предплечья. Рассек мясо до кости. Вены, сухожилия, связки. Она взвыла. Не от боли. От страха, поскольку с ней было покончено. Рука обвисла. Ударом слева я провернул старуху волчком, а правой тут же всадил нож ей в почку. Все четыре дюйма, с яростным рывком вбок.
Светлана рухнула на колени. Лиля пыталась прийти в себя. Нос у нее был сломан. Безукоризненное лицо изуродовано навеки. Она атаковала меня. Я нырнул к кухне. Шагнул за стойку. Схватил один из стульев. И швырнул левой рукой в Лилю. Та отвернулась, сжалась. Удар пришелся ей по спине.
Я прыгнул к Светлане сзади. Левой рукой я крепко схватил ее за волосы и оттянул голову назад. А затем наклонился и полоснул по горлу. От уха до уха. Сталь рассекла трахею, противно скребнула по кости. Я отпустил ее, и старуха тут же упала вперед. Ее лицо глухо стукнулось о пол.
— Одна готова, — прохрипел я, тяжело дыша.
— Другая еще нет, — ответила Лиля.
Я кивнул.
— Похоже, ученица превзошла своего учителя.
— Кто сказал, что я ученица?
Ее бедро истекало кровью. На брюках виднелся тонкий порез, и кровь струилась вниз по ноге. Одна из спортивных туфель уже пропиталась красным. Мои трусы — тоже. Я посмотрел вниз: кровь хлестала из меня ручьем. Но меня спас мой старый шрам. Моя шрапнельная рана, от начиненного взрывчаткой грузовика, в Бейруте, много лет назад. Старый рубец, белый гребень кожи после топорных стежков в военно-полевом госпитале, заскорузлый и загрубевший, замедлил лезвие Лили. Если б не он, порез был бы гораздо глубже. Годами я негодовал, возмущаясь хирургами-бракоделами. Теперь я готов был расцеловать их за эту халтуру.
Сломанный нос Лили пустил кровь. Она закашлялась, сплюнула.
Моя голова гудела. Давление падало на глазах.
— Если хорошо попросишь, — сказала Лиля, — я тебя отпущу.
— Я не попрошайка.
— И ты сможешь убить женщину?
— Я только что это сделал.
— Даже такую, как я?
— Особенно такую, как ты.
Она подняла на меня свои восхитительные глаза.
— Если не шутишь, давай. Сделай это.
Я не шутил. И сделал. Я слабел, но это было нетрудно. Нога тормозила Лилю. Она дышала с трудом. Я взял второй стул из кухни. Теперь до меня ей было не дотянуться. Держа стул перед собой, я загнал ее в угол и бил, пока она не выронила нож и не упала на пол. Тогда я сел рядом и задушил ее. Голыми руками. Я не хотел использовать нож. Я не люблю ножи.
Когда все кончилось, я дополз до кухни и промыл свой «Бенчмейд» под краном. Острием я вырезал из изоленты куски в форме бабочек. Сжав пальцами края раны, скрепил их кусками ленты. Всего-то полтора доллара. В любой скобяной лавке. Предмет первой необходимости. Я натянул на себя одежду. Рассовал по карманам скарб. И надел ботинки.
А затем сел на пол и прислонился к стене. Какой-нибудь медик сказал бы, что я отключился. Я же предпочитаю думать, что я просто уснул.
Проснулся я на больничной койке. Часы в голове показывали шестнадцать часов. Значит, прошло десять. Привкус во рту сообщил, что большая часть из них прошла при поддержке химии. На пальце у меня был зажим. С проводом. Должно быть, провод соединял меня с постом медсестры. Видимо, зажим диагностировал изменение в ритме сердца, поскольку уже через минуту в палате было полно народу. Врач, Джейкоб Марк, Тереза Ли, Спрингфилд и Сэнсом. Врач была женщиной.
Врач взяла мою кисть, проверила пульс и сообщила, что я в больнице Беллвью и что мое состояние вполне удовлетворительное. Доктора из отделения экстренной помощи прочистили мою рану, наложили швы и накачали меня антибиотиками и тремя пакетами крови. Перед уходом она предупредила, чтобы я не поднимал ничего тяжелого в ближайший месяц.
Когда врач ушла, я посмотрел на Терезу Ли:
— Что со мной было?
— Ты не помнишь?
— Конечно, помню. Какова официальная версия?
— Тебя нашли на улице в Ист-Виллидж. С ножевым ранением. У тебя взяли анализ на токсины и обнаружили следы барбитурата. Обычное дело. Наркоманы не поделили товар.
— Как я оказался в Ист-Виллидж?
— Никак. Мы привезли тебя сразу сюда.
— Мы?
— Я и мистер Спрингфилд.
— Как вы меня нашли?
— Мы вычислили район по сигналу сотового. Адрес был идеей мистера Спрингфилда.
— Двадцать пять лет назад один командир моджахедов рассказывал нам о хитром тактическом приеме: возвращаться в брошенные убежища, — добавил Спрингфилд.
— Значит, я чист?
— Да, — ответил Сэнсом.
Коротко и ясно.
— Где флешка? — спросил он.
Я взглянул на Джейкоба Марка:
— Ты как?
— Не очень, — ответил тот.
— Тебе придется кое-что выслушать.
— О'кей.
Я подтянулся в сидячее положение. Ничего нигде не болело. Обезболивающее, догадался я.
— Вы говорили, что можете указать место плюс-минус пятнадцать футов, — сказал Сэнсом.
Я покачал головой.
— Уже нет. Время прошло. Придется заняться расчетами.
— Великолепно. Я знал, что вы блефуете, Ричер. С самого начала. Вы не можете сказать, где флешка.
— Мы знаем схему в общих чертах. Большую часть трех месяцев они готовились и на последней неделе привели свой план в действие. Они принудили Сьюзан, используя Питера в качестве рычага. Она выехала из Аннандейла, застряла в дорожной пробке на четыре часа — скажем, с девяти вечера до часу ночи — и добралась до Манхэттена лишь около двух. Полагаю, мы точно знаем, когда она выбралась из туннеля Холланд. Следовательно, все, что нам нужно сделать, — это отмотать назад и точно вычислить, в каком месте в пробке стояла ее машина в полночь.
— Чем это нам поможет? И почему именно в полночь?
— Потому что в полночь она выбросила флешку из окошка своей машины.
— Откуда вы это можете знать?
— Оттуда, что, когда она добралась до города, у нее не было сотового телефона.
Сэнсом перевел взгляд на Ли. Ли кивнула:
— Ключи и бумажник. Вот все, что при ней было. В машине тоже ничего не было. ФБР составило опись.
— Вообще сотовый у нее был, — добавил Джейкоб Марк.
— И?.. — сказал Сэнсом.
— Хоцы установили крайний срок. Скорее всего, ровно в полночь. Сьюзан не появилась, и Хоцы взялись за дело. Они озвучили угрозу, и они ее выполнили. И доказали это. Они отправили фото на сотовый Сьюзан. Питер на каменном столе. С двенадцатым ударом часов жизнь Сьюзан изменилась. Она ничего не могла поделать, стоя в автомобильной пробке. Телефон в руке вдруг стал отвратительным. Она не могла этого выносить. И вышвырнула его через окошко. А за ним флешку — символ всех своих бед. Они до сих пор где-то там