Смотри внимательно, Корсаков, внимательно! От твоей прозорливости сейчас многое зависит.
Нет, никого вокруг не было. Видимо, решили, что главное — не он, а то, что у него есть. Главное, дескать, бумаги. А с мужиком делайте, что хотите. Тоже кайф…
Дальше думать, к сожалению, не пришлось. Все тот же «старший» подошел к Игорю, схватил за грудки, рванул на себя:
— Где бумаги, петух?
Дергать человека на себя «за грудки» вот так, как сейчас делал этот придурок, — тоже искусство. Ему надо обучаться, иначе возможны неприятности.
Корсаков, встав на одно колено, крепко зажал руку «старшего», рванул вниз, заламывая кисть. Тот ойкнул от боли и неожиданности и резко наклонился. Очень резко. Так, что, слегка добавив ему по затылку, Корсаков вынудил «старшего» врезаться лицом в пол. Основательно, с шумом.
Компания ошалела: что такое? Так нельзя себя вести, если тебя четверо окружили. Поправка, трое: старший улегся надолго.
Корсаков схватил за пояс того, кто стоял ближе других, дождался сопротивления и рванулся вперед, теперь уже толкая противника. Потом наклонился, схватил его за пятку. Снова удар об пол. Теперь — затылком, и снова основательно.
Двое оставшихся решили, что им пора уходить. Корсакову идея не понравилась, и одного из них он просто подтолкнул подошвой в задницу. Правда, подтолкнул в прыжке, да и тот спешил. Так что две силы, сложившись, умножили друг друга, и мужик влепился в остатки стены дома. Влепился и сполз.
Тот, который остался напоследок, был испуган. Бледный, потный, лишенный всякой воли к сопротивлению. Это хорошо.
— Что за дела, мужик? — подойдя к нему вплотную, поинтересовался Корсаков. — Какие проблемы?
Мужик явно не понимал, о чем идет речь. Казалось, он на грани обморока.
— Че надо-то? Зачем пришли?
— А мы … это… ну, мы тут…
— Ваша земля, что ли? — подсказал Корсаков.
— Ну, да… мы тут… ну… собираем все…
— Аааа… Так сказали бы, а то сразу драться.
Наверное, с такими интонациями беседуют со своими подопечными сельские участковые. Впрочем, Корсаков их никогда в жизни не видел, но тон не менял. Пока не менял.
— А я-то вам, чем помешал?
Заканчивая предложение, все так же, не меняя тона, ударил в корпус. Мужик, и до того державшийся из последних сил, рухнул.
Корсаков склонился над ним:
— Если завтра хоть одного из вас увижу — кончу. Понял?
Мужик закивал, и Корсакову показалось, с радостью…
Теперь мужик так и передаст: мол, ушел до завтра тот, кого надо было отметелить для порядка. Завтра, мол, все доделаем. Наивно, конечно, но это — единственный вариант на сегодня. Будем надеяться, что сработает.
И в этот момент в голове его что-то «щелкнуло», и все, что происходило с ним в последние дни, стало разбиваться на небольшие кусочки, которые сразу же, будто сами по себе, выстраивались в какой-то неумолимой последовательности.
Он все понял!
Правда, легче от этого не стало. Просто лучше стали видны все опасности. И было их еще немало…
Теперь надо было выбираться из Ярославля, и как можно быстрее. Это сделать не так уж сложно, если обо всем позаботиться заранее. А он позаботился.
Бомж Витек оказался человеком слова и все сделал выше всяких похвал: нашел человека, который каждый день выезжал за пределы города. Правда, не так далеко, как надо бы, но тут уж выбирать некогда. И за это большое спасибо!
Впрочем, до славного города Ростова Великого добираться очень просто. А уж там — встреча с хорошим человеком. Хорошим, умным и, главное, верным.
С Санькой Андроновым Корсаков познакомился в здании военкомата в тот памятный день, когда они прощались с гражданской жизнью и уходили в армию. В те далекие годы это событие не было наполнено тем трагизмом, который так любят сегодняшние сердобольные и деньголюбивые люди. Простое дело — люди идут в армию. Вот, и Игорь с Санькой мирно болтали все время, пока не оказались в одной части. В их части.
И за два последующих года он узнал Саньку так хорошо, что спокойно вручал ему свою жизнь не один раз. Впрочем, не один Корсаков. Талант у Саньки был уникальный…
Саша Андронов был мастером планирования самых сложных операций.
Открылось это случайно и с тех пор использовалось всеми. Вернее сказать, все хотели бы заполучить Саню в советники, но не со всеми он хотел работать.
Шифроваться он умел отлично, с заказчиками никогда не встречался и жил скромно в небольшом городке, куда перебрался после дембеля, женившись на студентке из Москвы, которая приехала сюда работать школьной учительницей.
Именно Саня был теперь тем человеком, который Корсакову был необходим.
Добираться пришлось на перекладных, поэтому несколько десятков километров Игорь преодолел за несколько часов. Но это и к лучшему: к домику Андронова он подошел в тот самый момент, когда Саня возвращался с работы.
За столом поужинали быстро и отправились в «мастерскую» «пить чай». Нить оба умели, поэтому пили вкусно и с удовольствием. Но обычная в таких случаях болтовня типа «а помнишь» длилась недолго. Потом перешли к делу.
Корсаков рассказывал все так, будто читал лекцию: подробно, по пунктам, не только отмечая главное, но и уделяя внимание деталям и нюансам. Его монолог длился не менее получаса. Как приятно все-таки говорить обо всем без утайки, не контролируя себя, зная, что тут почти твое второе «Я» сидит напротив, курит и рассеянно смотрит по сторонам. Потом Андронов приступил к допросу, и на это времени ушло не меньше. После чего вернулись к воспоминаниям и анекдотам из жизни. В такой трепотне, внешне беззаботной, прошел час.
Потом Саша Андронов изложил все так подробно и точно, что Корсакову оставалось только запоминать. Уточнять и переспрашивать было, пожалуй, лишним.
В августе 1931 года начальник оперативного отдела докладывал Ягоде о состоянии дел. В конце доклада, когда все основные вопросы были обсуждены, заговорщическим тоном спросил:
— Генрих Григорьевич, я могу задать вам вопрос?
Ягода кивнул:
— Что узнать хотите?
— Просто для координации действий, чтобы не было накладок, — почти извиняющимся тоном пояснил начальник отдела. — Как нам следует вести себя в отношении Кутепова?
— Какой Кутепов? — уточнил Ягода.
— Тот самый Кутепов, генерал из РОВСа, — ответил начальник отдела, ощущая внезапно возникшую легкую тревогу.
— Так он помер больше года назад! — теперь недоумение уже явно читалось на лице Ягоды. — Во всяком случае, так писали в газетах, обвиняя в этом нас с вами, так докладывали наши товарищи из-за кордона, а теперь что? — Ягода начал сердиться всерьез.
Тогда на стол легли фотографии, и начальник отдела пояснил:
— Эксперты уверяют — Кутепов.
Ягода пристально разглядывал фотографии, будто ожидая увидеть хорошо знакомого человека, которого сразу узнает и отличит от всех других. Разглядывал долго, после чего тихим голосом попросил:
— Докладывайте.
Кутепова обнаружили в Минске. Сразу же доложили по всем каналам своему начальству, а те — в Москву. Сейчас он под полным контролем.
Ягода стремительно соображал, понимал главное: это и есть тот самый Случай, которого он так ждал!
— Куда направляется Кутепов? — поинтересовался он. — Чем занят в Минске?
— Обнаружили вчера после обеда, пока ни о каких мероприятиях информации нет, — был ответ. — Ждем, контролируем.
— Вот и контролируйте, — поощрил рвение сотрудников Ягода. Потом дал руководящее указание: — Минск находится недалеко от границы, имейте это в виду. Если обнаружите движение в сторону границы, немедленно докладывайте и будьте готовы принять экстренные меры.
Кутепов в самом деле шел к границе. Он провел в России больше года и теперь был уверен, что взял в свои руки все нити управления гигантским заговором, перед которым большевизия не устоит!
Тогда, в самом начале, он боялся, теперь можно признаться. Боялся, но понимал, что организация, о которой говорил Защепа, — последний шанс.
Там, в Париже, он ощущал вокруг себя пустоту. Не ту, которая и должна сопровождать великого человека, а пустоту окружающего безволия, отчаяния, безысходности!
Люди, которых он давно знал, меркли на глазах, теряя желание жить! Они не могли даже сопротивляться, не то что — идти в атаку.
О поездке в Россию никому не стал говорить: береженого Бог бережет, а свои люди, которые помогут, есть всюду. Пробирался в Россию с предосторожностями, но все обошлось.
В Маньчжурии, конечно, огорчился, да что поделать: та же пустота в глазах и разброд в головах.
Зато в России вознаградил себя за все.
Нет, никаких пышных приемов не было. Скорее напротив, все тайком, перебежками вдоль забора под покровом ночи. Но дела-то какие! А люди!…
Защепа работал не за страх, а за совесть. Сам он, работник народного образования, разъезжать по стране не мог, но всегда находил хорошего сопровождающего, устраивая все новые и новые поездки и поставляя Кутепову людей, которые удачно создавали впечатление всеобщего недовольства и готовности жертвовать собой во имя святой России. Кутепов после каждой такой встречи долго обсуждал ее результаты с Защепой, но было видно, что открывает не все свои замыслы.
Когда пришла пора знакомиться с ним Позднякову, Защепа раскритиковал все маскировки:
— Не шутите с огнем! Кутепов не дурак, он вас распознает точно так же, как я распознал, — прямо сказал он Кириллу.
— Что вы предлагаете?
— Я полагал, что вы и сами к этому придете. Представьте его радость, когда среди заговорщиков Кутепов увидит настоящего чекиста из высших этажей власти!
Защепа вновь оказался прав.
При знакомстве он был великолепен:
— Александр Павлович, позволь представить тебе, — крохотная пауза, — Поздняков Кирилл Фомич. Особоуполномоченный ОГПУ по Туркестану. Участник нашего замысла.
Искорки страха, проскочившие в глазах Кутепова, сменились молниями восхищения. До поздней ночи он расспрашивал Позднякова, интересуясь всем, что происходит там, «наверху».