Исторические факторы формирования непризнанных государств можно систематизировать следующим образом: изначальный отказ со стороны «метрополии», «центральной власти» нового международно признанного национального государства (бывшей союзной республики СССР) признать суверенизацию части своей территории: отказ Азербайджана признать суверенизацию Нагорного Карабаха, ликвидация автономии Абхазии и Южной Осетии в Грузии, непризнание особого статуса Приднестровья Молдавией;
— война между сторонами конфликта в начале суверенизации, создающая ситуацию «соревнования суверенитетов», нарушения территориальной целостности и завоевания реального, но не признанного суверенитета: между Азербайджаном и Нагорным Карабахом, Грузией и Абхазией, Грузией и Южной Осетией, Молдавией и Приднестровьем;
— этнические чистки и беженцы, добровольные или вынужденные переселения массы конфликтующих этносов из зоны конфликтов: азербайджанцев из Нагорного Карабаха и Армении, армян из Азербайджана, грузин из Абхазии, осетин из Грузии (исключение — Приднестровье, где этнический баланс молдаван, русских и украинцев сохранен);
— наличие среди населения непризнанных государств значительного или абсолютного большинства граждан государств-гарантов (около 100 тысяч граждан России и 50 тысяч граждан Украины — из 600 тысяч, живущих в Приднестровье; 150 тысяч граждан России — из 200 тысяч в Абхазии (90 % взрослого населения), 40 тысяч граждан России — из 45 тысяч в Южной Осетии (95 % взрослого населения), 100 % взрослого населения Нагорного Карабаха являются гражданами Армении);
— форма правления и символ суверенитета в непризнанных государствах — президентские республики. И ведущаяся извне этих государств борьба за превращение их в парламентские республики есть не что иное, как один из проектов десуверенизации этих де-факто государств; интернационализация урегулирования; принципиальный и консенсуальный характер проблемы суверенитета для каждой стороны конфликта: как для Грузии является абсолютно неприемлемой независимость Абхазии и Южной Осетии, так и для Абхазии и Южной Осетии считается абсолютно неприемлемым сценарий их даже федеративного возвращения в состав Грузии. Столь же принципиальный характер носит проблема статуса Приднестровья для Молдавии, Нагорного Карабаха для Азербайджана, и наоборот.
Постсоветские непризнанные государства не пользуются поддержкой Запада (кроме, частично, Нагорного Карабаха, получающего прямую государственную финансовую поддержку от США). Поэтому перспективы суверенизации непризнанных государств на пространстве бывшего СССР действуют в ином коридоре возможностей, нежели предоставляются Западом для Косово и Свободного Курдистана в составе Ирака.
Тем не менее, реально существуют возможности легитимации их как государств или, по крайней мере, как частично правомочных субъектов международного права, особенно в контексте реализованной в 1990-е годы идеологии «Европы регионов», подпитывающей федерализацию Румынии в пользу венгерского меньшинства в Трансильвании, суверенизацию Корсики внутри Франции, Каталонии и Страны Басков внутри и без того федеральной Испании. Такую крипто-легитимацию можно классифицировать по следующим факторам:
— международно-правовые — например, поддержанный ОБСЕ меморандум в отношении Приднестровья от 8 мая 1997 года предоставляет Приднестровью суверенные права ведения внешнеэкономической, образовательной и культурной деятельности;
— интеграционные — межрегиональные, коммуникационные и хозяйственные связи всех сторон конфликта и их соседей (кроме Нагорного Карабаха, не имеющего никаких межрегиональных связей с Азербайджаном);
— электоральные — элементы международной легитимации существующих институтов власти непризнанных государств — например, признание парламентских выборов в Приднестровье по законам Приднестровской Молдавской Республики как выборов в легитимные органы местного самоуправления;
— гражданские — права граждан стран-гарантов на территории непризнанных государств, которые фактически не только обеспечивают интернациональный характер урегулирования, но и придают населению этих государств гражданскую субъектность. Даже при соблюдении принципа территориальной целостности их «метрополий», внешние гарантии гражданских прав населения непризнанных государств создают новую легитимность институтов их самоорганизации, на практике совпадающую с государственными институтами.
Ожидаемое в течение 2006 года предоставление под эгидой евроатлантических организаций фактической независимости Косово от содружества Сербии и Черногории, безусловно, придаст новую историческую динамику проблеме непризнанных государств — и часть из них поставит в ряд «самоопределившихся», а часть — в ряд «реинтегрируемых»: насколько успешным будет новое издание реинтеграции и как оно вместе с прецедентом Косово повлияет на историческую стабильность Балканско-Черноморско-Кавказского региона — остается только догадываться.
Сентябрь 2005
«Косовский прецедент»: создатели и плоды
10 декабря 2007 года истек срок, отпущенный на урегулирование проблемы Косово.[1] Этот день стал первым днём «косовского прецедента». Косовские власти признали международные посреднические усилия исчерпанными и перевели свою борьбу за независимость в последний акт, а США, ЕС и их многообразная клиентела на территории бывшего СССР попробовала признать «косовский прецедент» несуществующим и уникальным.
Интересны задушевные признания авторов прецедента, сопровождающие заведомо слабые аргументы в пользу его «уникальности». Первое: Косово должно стать независимым, ибо «сербы виноваты как народ». Эту расистскую, звериную формулу в августе 2006 года изобрёл, объявил и публично отстаивал специальный представитель ООН по Косово Марти Ахтисаари. Второе: в апреле 2007 года, когда ещё не истекли сроки, определённые для переговоров о статусе Косово, заместитель госсекретаря США Николас Бернс заявил: «США уверены, что независимость Косово — единственное решение проблемы этого края… Есть утверждения, что эта независимость станет прецедентом для других сепаратистских движений, но мы такое утверждение полностью отвергаем». «Косово точно уже не будет частью Сербии», — в мае 2007 года предрекла госсекретарь США Кондолиза Райс, а в июне и сам Джордж Буш предопределил: «Независимость Косово неизбежна».
В этих признаниях — вся подноготная «уникальности». Ни Ахтисаари, ни Райс, ни Буш не скрывают, что созданная в результате прямой вооружённой агрессии против Югославии в 1999 году, с нуля, без каких бы то ни было исторических предпосылок,[2] Соединёнными Штатами и их европейскими союзниками косовская государственность — с самого начала была предметом «ручной настройки».
Сколько бы ни твердили в унисон союзники США об «уникальности» будущего события (чем ближе «неизбежность», тем острее желание избежать её последствий), на деле «косовский прецедент» уже восемь с лишним лет как создан самими США и поддержан их клиентелой на территории бывшего СССР. В 1999 году США и НАТО вмешались во внутренний конфликт в югославском Косово, разбомбили метрополию, легализовали тесно связанных с наркотрафиком и исламским терроризмом албанских радикалов, передали им в руки почти полную государственную власть, санкционировали антисербскую чистку и сегрегацию.
Насколько этот прецедент уникально не существует, даже слепым и глухим клиентам США может рассказать многонациональный хор мирных (и не очень) борцов за независимость из Шотландии, Фландрии, Каталонии, Страны Басков, Корсики, Западной Сахары, Трансильвании и т. д., не говоря уже о тех, кто отстоял свою независимость с оружием в руках, но формально ещё не признан — на территории бывшего СССР. Не говоря уже о тех, кто воевал за независимость, победил и добился признания — в Эритрее и Восточном Тиморе. Не говоря уже об иных американских любимцах, которым предложат либо — против своих интересов — одобрить «уникальность», либо, скорее всего, дождаться повторной «уникальности» для себя: Турецкой республике Северного Кипра, Тайване и Курдистане. Много интересного увидят в «несуществующем прецеденте» и Республика Сербская в столь же созданной с нуля Соединёнными Штатами Боснии и Герцеговине, и Палестина, и албанские анклавы на Балканах. Впрочем, клиентеле это известно не хуже других.
«Косовский прецедент» появился в международном политическом языке в 1998–1999 годах и означал подготовку и практику агрессии США — НАТО против признанного государства, его полную или частичную оккупацию и расчленение.
Когда агрессия ещё только готовилась, в сентябре 1998 года представитель Китая в ООН предупреждал, что «это может в будущем создать плохой прецедент», а троцкисты из Международной партии трудящихся пророчили, что «это создаст прецедент для будущей интервенции войск НАТО в Восточной Европе, России и других бывших республиках СССР…». С левыми были согласны и вполне статусные атлантисты: «Интервенция в Косово создает опасный прецедент для сил НАТО и США по поддержке движений борьбы за независимость внутри независимого государства» (конгрессмен МакКоллинз, март 1999). Или: «Во внутренние дела России никто не лезет по причине наличия у страны ядерного оружия. Мировое сообщество также не лезет в отношения Индии и Пакистана по той же причине. Запад действует только по отношению к странам, у которых нет атомного вооружения: Гренада, Гаити, Панама, Югославия, Ирак. Самый большой прецедент был создан в Югославском конфликте, когда НАТО, 34 полностью игнорируя мнение ООН, напала на независимое государство» (экс-посол Канады в Югославии Джеймс Биссет, май 1999). Тогда же, раньше и точнее многих, перспективы «косовского прецедента» обнаружили (с радостью) в Палестине и (с тревогой) в Израиле, и особенно Ариэль Шарон, заявивший, что теперь «Запад, благодаря косовскому прецеденту, сможет вторгнуться на наши земли».