[90] получил известность задолго до TED[91]. Его лекции и выступления были захватывающим интеллектуальным спектаклем, богато иллюстрированным при помощи мультимедиа. Они приобрели статус легенды. По сей день у Microsoft есть курс, обучающий слушателей выступать публично «как Лессиг». Лессиг наделен даром чувствовать дух времени более, чем кто-либо из ученых нашего поколения. Прежде чем его коллеги-профессора услышали само слово «Интернет», Лессиг сделал его своей специализацией. Причем этим его заслуги не исчерпываются: Лессиг не только изучал Интернет, но и защищал его от всевозможных экзистенциальных угроз. Одна журнальная статья даже называла его «своего рода интернет-мессией».
Карьера Лессига производит столь яркое впечатление в силу того, что начиналась с узкой на первый взгляд академической стези. Он специализировался на законодательстве в области авторского права. Очень рано он стал свидетелем агрессивного стремления индустрии развлечений превратить скачивание музыки в уголовное преступление, кампании за то, чтобы надевать на молодых людей наручники за относительно невинное правонарушение, каковым является скачивание файлов. Он обрушился на эту тенденцию со страстью, привлекшей к нему толпы последователей.
Казалось бы, Лессиг говорил о тонкостях закона, но его подлинной темой была культура. Несмотря на свое элитное происхождение – диплом Оксбриджа[92], работа клерком в Верховном суде, – он сформулировал радикальную, почти утопическую задачу. Он говорил, словно завороженный. Интернет, по его словам, изменит способ производства культуры. В XX в. она была оторвана от людей. Культура была поставлена под контроль алчных корпораций, которые выжимали из нее только то, что приносило прибыль, хотя никакими другими достоинствами этот продукт не обладал. Массы были низведены до роли пассивного потребителя, диванного адресата всевозможных фильмов, телепрограмм и музыки, производимых в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. «Никогда раньше творчество не было до такой степени уделом профессионалов, узкого круга избранных. Никогда раньше творческая энергия миллионов не сдерживалась настолько». Интернет давал возможность выйти за рамки этой модели, вернее, оживить давно забытую.
Его аргументация выглядела примерно так: когда-то давно люди трудились над производством культуры совместно. В этом основа народных традиций, фольклора. Кто-то брал песню, немного ее переделывал и запускал дальше уже как свою. Или пересказывал истории, приукрашивая их по своему вкусу. Более высокие формы культуры тоже шли этим путем. Кем был Марк Твен, как не умелым версификатором историй, услышанных от афроамериканцев в детстве? Если бы критики были честны, они признали бы, что каждый творец действует именно таким образом: заимствуя, цитируя, создавая якобы оригинальные произведения из чужих работ. Джаз по самой сути своей предполагает постоянную интерпретацию одних и тех же произведений, хип-хоп без зазрения совести заимствует свои ритмы. Великие поэты тоже этим грешили. Т. С. Элиот, стихи которого наполнены явными и не очень цитатами и аллюзиями, выразился чеканно: «Незрелые поэты подражают, зрелые крадут».
Лессиг заставил мысль Элиота засиять красками цифровой эпохи. Он описывал разницу между агрессивной культурой Голливуда, предназначенной «только для чтения»[93], и ориентированной на участие в творческом процессе культурой Интернета, которую можно описать словами «для чтения и записи». На заре Интернета эти две культуры находились в столкновении, которое можно было описать как конфликт цивилизаций. Крупный бизнес, опасаясь угрозы прибылям со стороны культуры «чтения-записи», яростно обрушивал обвинения в нарушении законов об авторском праве на головы мирных граждан и идеалистов из технологических компаний. Было критически важно помешать этой кампании, писал Лессиг, «если столкновение коммунизма с капитализмом было конфликтом XX в., то столкновение контроля со свободой будет спором XXI в.».
Этот конфликт прямо подрывал идею авторства, надежно укорененную в нашей культуре. Воплощением этой идеи были законы об авторском праве, строгость которых Лессиг стремился ослабить – причем используя романтические представления о писательстве, которые преподавались школьникам в течение столетий. Прежние представления об авторстве подчеркивали важность оригинальности. В западной культуре плагиат – наказуемое табу, а использование чужих результатов в своей работе воспринимается как лень.
Нельзя сказать, что вызов этой древней идее был брошен именно Лессигом. В самом деле, некоторые из организаций, созданных им для продвижения своей точки зрения, получали деньги от Google, у которой были свои причины подключиться к атаке на авторское право. Тем не менее в большинстве своем компании Долины согласились с Лессигом.
В ранние годы Интернета теоретики технологии активно пропагандировали любительский подход. Элиты надели на страну удавку, мешающую выходу творческой энергии масс.
Клей Шерки[94] называл скопившуюся в обществе гениальность, не нашедшую себе выхода, «когнитивным излишком». Интернет помог высвободить излишек: блогеры смогли высказать истины, в отношении которых эксперты предпочитали промолчать, так как это могло повредить их карьере. Самодеятельные журналисты стали выносить на свет интересную и важную информацию, ранее недоступную читающей публике. Wikipedia быстро превзошла Британскую энциклопедию по проработке тем и ширине охвата. Любители могли достигать столь выдающихся результатов в силу чистоты мотива. Как писал Шерки, «любители не всегда отличаются от профессионалов навыками, но всегда мотивацией. Сам термин происходит от глагола «любить». Основная идея любительства состоит в наличии внутреннего побуждения: быть любителем означает делать что-то, потому что это любишь».
Древняя идея авторства окрашивала гениальность в романтические тона. Она превозносила одинокий сосредоточенный труд за письменным столом как высшую форму творчества. Что касается творчества, то тут Долина придерживалась других взглядов. Для нее центральным понятием была совместная деятельность. Рид Хоффман, сооснователь LinkedIn, провозглашал: «Невозможно достичь успеха в одиночку… Единственный способ достичь чего-то выдающегося состоит в том, чтобы трудиться совместно с другими». Отзвуки этой идеи легко услышать в других терминах, любимых Кремниевой долиной: «пиринговое производство»[95], «социальные медиа», «распределенное знание». Обрести истинную мудрость можно, накопив достаточно большие наборы данных, или анализируя движение рынков. В этом и состоит главная идея ранжирования сайтов на Google, рекомендательных алгоритмов Amazon или ленты новостей Facebook – все они построены на экстраполированной мудрости толпы.
Забавно, что это представление о творчестве решительно, полностью расходится с собственным мифом Кремниевой долины о ее происхождении. Согласно той истории технологии, что принято рассказывать, и той, что люди, ставшие иконами в области технологии, рассказывают сами о себе, творческая энергия является в виде бесстрашного предпринимателя, одинокого гения, работающего в гараже. Это очень похоже на описание героического индивидуума у Айн Рэнд и отчасти объясняет, почему многие деятели технологии склоняются к либертарианству. Либертарианство Айн Рэнд также придает очень большое значение эгоизму. В таком взгляде на культуру есть один еще более эгоистический аспект. Титанам технологии могла быть по плечу ошеломляющая оригинальность и одинокая гениальность, но остальным – нет.
На самом деле взгляд Кремниевой долины на творчество – средневековый. До эпохи Просвещения в Европе автор почти ничего не значил. Оригинальности тоже не придавалось особого значения, хотя причины не имели ничего общего с аргументацией Лессига. Единственным источником творчества признавалось Божественное вдохновение («Только Бог может творить», – утверждал Фома Аквинский). Человеку под силу произвести только слабое подражание Божественному оригиналу.
Писатели были зависимыми, довольно беспомощными существами. Источником финансирования их работы и вообще средств к существованию была благосклонность покровителей, в роли которых выступали короли и аристократы. Как только писатель продавал рукопись, он полностью утрачивал контроль над ней. Переписчик или печатник мог изменить текст, удлинить его или разделить на фрагменты по своему усмотрению. Писателю не оставалось ничего другого, кроме как смириться.
Насколько мало ценилась оригинальность? Сейчас мы воспринимаем плагиат как смертный грех для интеллектуала, а тогда заимствование оборотов и сюжетов было повсеместным явлением. На самом деле оно считалось главным орудием писательского ремесла. Значительная доля текстов, автором которых значится Чосер, – перевод и парафраз. Другим примером может служить Шекспир – великолепный поэт и опытный плагиатор. Он свободно черпал как из «Трагической истории Ромеуса и Джульетты» Артура Брука, так и из жизнеописания Марка Антония у Плутарха. «Мне не дает покоя уверенность, – писал Генри Джеймс, – что божественный Вильям – самый большой и успешный мошенник, когда-либо испытывавший людское терпение». Но если бы он и оказался плагиатором – а по отношению к нему это слишком сильное и несправедливое определение, – было бы невозможно предъявить ему обвинение. Самого термина еще не существовало.
Как и в утопии Ларри Лессига, культура была совместной деятельностью, творчество направлялось традицией. Копирование и вставка требовали больше усилий, чем щелчок мыши, но тем не менее оставались преобладающим методом творчества. Мы можем быть благодарны той эпохе за то, что она оставила нам выдающиеся памятники культуры, но превозносить ее в качестве идеала было бы ошибкой. Глубокий консерватизм закл