Я не уверен, что её характер в корне изменится, для многих такое невыполнимо. Но жить дальше и радоваться жизни, вполне. Просто нужен толчок. И убрать всё, что может заставить откату случиться.
— Мы с Коляшей сегодня пельмени лепили, ты будешь? — спрашивает она, словив мой взгляд в зеркале, пока я мытьем рук занимаюсь.
Наши глаза встречаются. Она немного мешкает, обхватывает ладонью локоть другой руки.
Один из её триггеров я…
— Я не голоден. Могу с тобой за компании посидеть. Опять забыла поесть?
— Да ну что ты! Мы с мелким налопались. У тебя завтра с ним всё в силе? Коля ждет.
Киваю.
— Конечно, я за ним утром заеду.
— Ты не останешься? Уже поздно, — она оглядывается по сторонам, словно хочет время на часах посмотреть, но они у нас на стенах нигде не висят.
— Поеду к себе. Мне с утра нужно на работу заехать, — и документы забрать. С сегодняшнего дня у меня официально появилась дочка.
— Так выход…, - начинает, но тут же спохватывается. Закрывает одну сторону лица ладонью. — Нет, пошли всё-таки, я съем что-нибудь сладкое.
Когда она запихивает в рот четвертую по счету конфету, ко мне понимание приходит — обязательно справится.
— О чем ты поговорить хотел? Кстати, за папу спасибо. Мы с ним уже несколько раз виделись. Первые два раза Миша нами был. Сначала я переживала, мы так долго не виделись, а потом с Колей его знакомила. Тоже непривычно, но последний раз мы с Коляшей и папой были втроем. Коллегу твоего не отвлекали.
Слушаю её внимательно, хотя всё это знаю и так. Миха изложился в форме рапорта: кто, что, где, когда и во сколько. Маша была в приподнятом настроении. Сын деда не испугался.
Отлично. Особенно, если брать в расчет слова Алексея. Когда Маша узнает, поддержка лишней не будет.
Маша начинает рассказывать мне их с сыном новости. В бассейне, где сын занимается, соревнования будут проходить. Мелкого отобрали. Я рад.
Слушая, рассматриваю её. На самом ли деле ей лучше?
Теперь-то мне доподлинно известно, как можно мастерски видимость «всё хорошо» создавать.
— Сереж, у тебя тут волос седой… И не один, — тянется к виску с левой стороны. — Может, поговоришь со мной? Я выслушаю.
Усмехаюсь вместо ответа. Совсем невесело. Наоборот.
Было время, когда мне обо всем на свете с ней говорить хотелось. По правде говоря, чувства те же остались. Реакцию бурную во мне только она может вызвать. Умилить, разозлить. Успокоить и вывести из себя. У Маши полный карт-бланш. Только вот, к сожалению, этого перестало хватать.
Всё зашло слишком далеко. Мне нужно. Маше тоже.
Пойти на сближение сейчас — значит испортить друг другу жизнь окончательно.
Ей переболеть, мне справиться с агрессией и непониманием. Нельзя безнаказанно делать друг другу так больно. Обязательно скажется. Выстрелит так, что нахрен убьет.
Ловлю её запястье. Поглаживаю тонкую кожу, вкладывая в прикосновения всё свое сожаление. Ещё чуть-чуть и было бы видно, как кровь по венам течет.
Словами не передать, как мне жаль. Не получилось.
— Сафи ещё в больнице? — спрашивает после того, как я отстраняюсь. — Я хотела ей позвонить, но не решилась.
Говорю же — они похожи.
— Она дома. Если захочешь встретиться, она будет рада, — только с этим делом нужно поторопиться.
— Почему дома? Её разве лечить не должны? — её глаза увлажняются.
При всей своей наивности, Маше хватает пары секунд, чтобы понять, в каких случаях домой отпускают.
Находясь рядом, приходится сдерживаться, дабы не начать утешать. Это лишнее.
Явственно представляю, что будет, когда Маша узнает о моем переводе. Хочется верить, что её хватит небольшого количества времени, чтобы понять — это к лучшему. А пока…
— Марусь, поговори со мной о своем психологе, — оставляю за бортом всевозможные — «эта тема меня не касается».
Маша растеряна. Хмурится.
— Что именно ты хочешь узнать?
Помочь ей лично, я не могу. Даже если попытаюсь — не справлюсь. Но отчего-то, мне кажется, её психолог тоже не слишком эффективен, поэтому и нашел для нее лучшего психотерапевта нашей области. Будет спокойнее, если за ней, хотя бы немного будет присматривать врач, а не кто-то там. Глубина поражения матерью — зашкаливающая. Консультационной поддержки маловато будет.
Некоторое время уходит на то, чтобы втолковать ей самым безобиднейшим образом, что я за неё волнуюсь и хочу помочь.
— Если кто-то обидит, кран потечет, сумки будут тяжелые, ты знаешь, кому позвонить можешь всегда. Но Марусь, давай мы и с твоим чувством вины что-нибудь сделать попробуем?
— С депрессией мне уже помог психиатр. Правда. Я весь курс прошла. Геннадий Викторович сказал, что я идеальный пациент. Ты думаешь, я для Коли опасна?
То, о чем я и говорю. Эта хрень не должна первой в её голову рваться. Зачем она? Для чего? Если бы я так думал, Маша бы уже знала об этом.
— Ты умница. Не сомневаюсь, что он специалист прекрасный, — не хотелось, чтоб его труды стали прахом. — Но я сейчас о другом, — о специалисте, который привык работать с жертвами семейной тирании и насилия. — Хочешь, мы вместе сходим к твоему психологу, а потом к тому специалисту, что я прошу. Ты сможешь сравнить.
Где бы ни пришлось находиться, хочу знать, что она не одна. Немного поддержки, а с остальным она справится.
Эпилог
Семь лет спустя
— Закажи парню еды, — обращаюсь к бывшему подчиненному.
К нам в Управление сегодня явился малец — брат одного из подозреваемых в совершении тяжкого преступления. После задержания брата остался фактически на улице — ключи от квартиры, где они вместе жили, есть, да только чтотам делать, если даже пожрать нечего. К матери — алкашке идти не желает, а больше некуда.
Дожидаться приезда соответствующих органов долго приходится. Ребята на самом большом расслабоне.
— Сергей Иванович, не положено.
Слышу эту фразу и передергивает.
П-ф-ф. Только первое время, будучи ослепленным флёром незыблемости законов можно считать, что порядок превыше человеческой жизни. Тем более детской.
Если у меня и были такие заблуждения, они рассеялись вмиг, когда я узнал, кто в свое время заказал убрать отца.
Руфицкий-старший.
Узнав, даже не удивился. Было только разочарование от того, что Лёха его раньше достал. Я бы не стал заморачиваться и грохнул бы его лично, абсолютно о том не жалея.
Ничего не говоря, смотрю на нашего новенького. Серьезный прямой взгляд творит чудеса. Он быстро собирается с мыслями.
Как хорошо, что он уже не моя головная боль.
— Пап, у меня с собой есть два сэндвича, — Колян отзывается, отложив в сторону телефон.
— Поделись, будь добр, — оборачиваюсь к сыну. Киваю.
Моему бедняге пришлось несколько часов просидеть тихонько в уголочке.
Мне снова пришлось задержаться. Даже в последний рабочий день не удается уйти вовремя. Мы заехали, чтобы я просто забрал документы.
Спустя полгода после смерти Сафи, запрос на мой перевод в Москву утвердили. Маша к тому времени чувствовала себя неплохо. Сблизилась с отцом, простив его за равнодушие в прошлом.
По мужику было видно — раскаивается.
Мне кажется, он в то время от дочери вообще не отходил. Приезжая к ним в гости, я каждый раз его заставал. Играл с внуком, помогал по хозяйству, исполнял все прихоти дочери, от замены штор и росписи стен в детской до совместного отдыха. Из кожи вон лез, дабы полезным быть.
Вот так вот возраст и одиночество меняют людей.
Лет пять назад Маруся переквалифицировалась, решив своим творчеством поспособствовать развитию бизнеса отца — сети небольших ателье. Теперь вместе творят. Хотя она так больше и горит дизайном помещений.
Могу сказать, что с годами моё мнение о дедушке сына меняется. Все имеют право на ошибку. Главное вовремя осознать и исправить.
— Всё равно закажи, — обращаюсь к сотруднику. — Коль, как отдашь — собирайся.
Последние три месяца сын жил со мной. Каникулы. Мы решили освободить Машу на время от материнских обязанностей. Дать ей возможность насладиться всеми прелестями замужней жизни. Год назад они с Михой таки соизволили узаконить свои отношения. Надоело жить во грехе.
Усмехаюсь своим мыслям, припоминая как долго ему пришлось Машу уговаривать принять его предложение.
Сын с отчимом ладит неплохо. Но эти три месяца, проведенные вместе с сыном меня так вставили, что я согласился на предложение о переводе в Следственное Управление по нашему федеральному округу. Вроде как понижение должности — заместителя начальника отдела Главного Управления до начальника отдела в регионе, но меня, как и отца Маши (только пораньше) потянуло к родной душе. Пару раз даже прикидывал, как бы предложить бывшей жене, естественно, не задевая её трепетных чувств, оставить Колю со мной жить.
Дочку, к сожалению, вижу я реже, чем сына. Надежда Васильевна, как и было договорено, привозит Ижика регулярно, однако большую часть времени они проводят в Нью-Йорке.
Мы все сдержали обещания, данные особенной девочке.
Её никак нельзя было обмануть, тем самым предав всё то светлое, что она привнесла в наши жизни. Достаточно единожды увидеть яркий цветок, посреди выезженной солнцем пустыни, чтоб никогда память о нем не придать никогда.
В аэропорт родного города прибываем уже к вечеру.
Пока я вызываю такси, сын звонит маме.
Рейс задержали, хочет предупредить и успокоить. Психотерапия Маруське хоть и помогла, но основополагающие черты характера неизменны. К тому же матерью она всегда была, да и остается, замечательной. И он, и я понимаем — она волнуется.
— Пап, я маме не могу дозвониться, — Коля пристально, глядит на меня, привлекая тем самым внимание к себе.
Он встревожен.
— Занята, наверное. Скоро перезвонит.
Успокаиваю его, а сам отмечаю: она ни разу не позвонила. Задержка рейса — два часа. Такая тишина для Маши несвойственна.
Сколько бы не прошло времени, не переживать за неё не выходит. Так уж бывает, один раз очаровавшись неземной хрупкостью и беззащитностью, трудно избавиться от пагубной потребности чувствовать себя нужным.