Взял комплект на неизвестного, погибшего в ДТП. Лица практически нет. Надо же, какая глупая смерть. Зачем перебегать МКАД? Сто процентов приезжий, не представляющий, какая это смертельная опасность. В крови алкоголя и наркотиков не обнаружено. Зачем ему понадобилось перебегать МКАД? Видимо, очень спешил куда-то. Понятно, почему найден без ботинок: слетели от удара в момент столкновения. Документы, скорее всего, были в сумке или пакете, которые могли отлететь от удара, и в результате их не нашли.
Все это время что-то не давало мне покоя, в голове крутилось, что я упускаю нечто важное. Стал рассматривать фотографии миллиметр за миллиметром. И тут… Вот оно. Взгляд выцепил на кофте под курткой, в районе сердца, какие-то едва различимые под слоем грязи светлые знаки. Внимательно всмотрелся. Да это же цифры! Только сильно запачканные кровью и грязью. Я набирал Кошкина.
– Олег, зайди срочно.
– Бегу, дядя Дима.
Через несколько секунд Крошкин уже был в моем кабинете.
– Смотри.
Подвинул ему фото, отдал лупу и показал еле различимые цифры.
– Сможешь максимально увеличить это место?
– Конечно. Сейчас сделаю.
Он убежал и вскоре вернулся. На фото была увеличена область сердца, и уже можно было разглядеть цифры. 1.84…3. Меня как током ударило! Да это же номер!
Насколько я помнил по своему опыту службы в Вооруженных силах, мы выводили на своей форме личные номера. Залез в интернет, чтобы убедиться, и, действительно, в первой же статье нашел подтверждение: на вещах и предметах одежды, находящихся в подразделении (фуражки, куртки, мундиры, сорочки верхние солдатские, галстуки, брюки), обуви и снаряжении, которые выдаются военнослужащим срочной службы, проставляется клеймо № 3 с обозначением номера военного билета военнослужащего.
Вызывал Крошкина, Княжина и всех, кто еще оставался на работе. Провели мини-совещание. Все согласились, что это личный номер, да и защитный цвет одежды стал понятен.
– Крошкин, срочно готовь запрос в часть, какой у Порошина был личный номер, сейчас подпишу, и завтра рано утром ты должен быть там. И фото трупа покажешь, может, еще остались, кто служил тогда.
– Иван Василич, Олег, выясните завтра, что с трупом. А теперь быстро все по домам.
Следующим утром в 7.30 я уже подходил к своему кабинету, между ручкой и дверью заботливо была вставлена скрученная в рулон сводка преступлений по городу[7], которую по нашей линии каждое утро отрабатывала Наташа Крысанова, приезжавшая для этого на работу в 6.30. Подумал, что надо бы ей при жизни памятник поставить. Только успел снять пальто, раздался звонок, Наташин голос в трубке звонко произнес:
– Доброе утро, Дмитрий Владимирович. Кофе готов, заходите.
Взял папку с документами на подпись, сводки и спустился на четвертый этаж, к Наташе. Пахло свежим кофе и домашним печеньем.
– Доброе утро, Натуля. Опять вкусняшки? Мы же договаривались: вы с Маришей меня каждый день сладким кормите. Хотите, чтобы я стал толстым и ленивым?
– Доброе утро, Дмитрий Владимирович. Так это не я. Это мама напекла, вам и ребятам передала. Ну и еще, честно говоря, все же знают, когда вы сладкое едите, становитесь добрым и все подписываете. А у меня вот много документов вам на подпись.
Я с улыбкой сел за стол.
– Ну раз мама, тогда передавай ей большое спасибо.
Начинаю изучать сводки и пить кофе.
– Резонансы есть?
– Дмитрий Владимирович, ничего необычного. Все как всегда. Двадцать два пропавших без вести, из них восемь детей, пять домашних, трое – из детских домов. Почти все ранее уходили, только шестнадцатилетний мальчик из Строгино первый раз, но там родители признались, что был конфликт из-за девочки, с которой он хочет встречаться, а родители против, так как она из неблагополучной семьи, плохо учится и уже курит. СЗАО[8] уже работает по нему, я поставила им на контроль. И по остальным детям тоже округа и «земля»[9] уже работают. Из четырнадцати взрослых – восемь пьющие и ведущие антисоциальный образ жизни. Криминала[10] нет. И обнаружено семь неопознанных трупов, все лица БОМЖ[11], без внешних признаков насильственной смерти[12].
Я слушал Наташу, изучал сводки, а сам все время думал о пропавшем солдате. Неужели нашли? Хоть бы это он оказался.
В 7:55 набрал начальника МУРа.
– Товарищ генерал, доброе утро. Большов. Разрешите зайти, доложить по сводкам и подписать документы?
– Доброе утро. Что-то серьезное есть? Документы срочные? Я сводку смотрел, у меня вопросов нет, сам знаешь, что делать.
– Никак нет, товарищ генерал, ничего срочно.
– Тогда работай. Детей, как обычно, на контроль, вечером доложишь, и подпишу тебе все.
– Есть, товарищ генерал.
Ну и хорошо. В кабинет влетела Марина Любимова, опер по особо важным делам.
– Доброе утро, Дмитрий Владимирович, привет, Натусик.
И положила на стол коробку с пирожными.
– Во, успела к кофе.
Я посмотрел на коробку, потом на Марину, затем на Наташу. Та прыснула.
– Вы чего? – недоуменно спросила Марина.
Я показал на большую коробку с печеньем.
– Если у тебя тоже много документов на подпись, вставай в очередь. Но теперь я спокоен. От голода мы точно не умрем.
Мы засмеялись.
– Дмитрий Владимирович, если сейчас не съесть, к обеду мальчишки все растащат.
Мальчишками она назвала наших оперативников.
– Ну пусть ребятки кушают.
Пока пил кофе, подписал девчонкам все документы. Печенье, правда, было восхитительное.
– Ладно, девочки, спасибо. Работаем.
Я поднялся, но, перед тем как выйти из кабинета, Марина все-таки сунула мне в руки пакетик с печеньем и несколькими пирожными.
В 9:00 собрал ежедневное оперативное совещание, выслушал доклады, поставил задачи на сегодня, собрал документы на подпись и всех распустил. Оставил только «спецов по трупам».
– Товарищ полковник, докладываем, – отрапортовал Кошкин, – труп неизвестного мужчины, которого на МКАД сбила машина, был доставлен в трупохранилище в Лианозово, находился там месяц, пока шло следствие по факту его гибели. В СК по ЗАО г. Москвы было возбуждено уголовное дело по части первой статьи 109 «Причинение смерти по неосторожности». Но следствием было установлено, что виновником ДТП был сам погибший, перебегавший МКАД в неположенном месте. Документов при нем обнаружено не было. Личность следствием не установлена. Обращений о розыске без вести пропавшего с такими приметами не было. В итоге через месяц было принято решение захоронить погибшего как неизвестного на Перепеченском кладбище, где хоронят всех неопознанных, обнаруженных на территории г. Москвы, труп № 24856, могила № 072541.
– Хорошо, спасибо. Идите.
Вот так. Мало того, что человек погиб так нелепо, да еще и похоронен как неизвестный и никому не нужный… Зазвонил мобильный. Это был Крошкин.
– Дмитрий Владимирович, доброе утро.
– Привет, Дэн. Ты в части?
– Так точно. В части. Сижу у командира, чай пью. Ждем, когда поднимут списки с личными номерами. Шесть лет все-таки прошло.
– Хорошо, сразу звони, как будет информация, очень жду.
– Конечно, Владимирович! Сразу позвоню.
Минут через десять на телефон пришло сообщение, и тут же Крошкин позвонил снова.
– Дмитрий Владимирович, я отправил фото.
С замиранием сердца я открыл сообщение и увидел фото из личного дела рядового Порошина с номером 1084263. Посмотрел на фото неизвестного: 1.84…3. Он! Сомнений быть не может. По телу побежали мурашки. Нашли! Меня наполнила радость.
Набрал Княжина, сообщил ему о находке.
– Ваня, срочно отправь запрос на Перепеченское, на эксгумацию[13], сделаем официальное опознание, и тело маме передадим для захоронения.
– Есть, Дмитрий Владимирович, сейчас принесу.
Вскоре в кабинет вошли, как всегда, двое неразлучных друзей, Княжин и Кошкин, оба в очках, как профессора. Да в принципе в своей области профессора и есть. Лучше их никто не разбирается в теме идентификации неопознанных трупов.
Нетерпеливо протянул руку.
– Давайте запрос. Надо срочно ехать на Перепеченское. И вызывать маму. Ребята, мы его нашли! Мы лучшие!
Но они молча сели на диван, переглянулись и замялись.
– Вы чего? Запрос где? Почему не принесли? Что случилось?
Заговорил Олег.
– Дядя Дима, тут такое дело…
– Да что случилось? Говорите уже.
– В общем, это. Трупа солдата на Перепеченском кладбище нет.
– Как нет? Вы что? Куда он делся?
– Тут такое дело…
И Олег рассказал, что все неопознанные трупы, обнаруженные на территории Москвы, действительно захоранивают на Перепеченском кладбище, но оказывается, через пять лет после захоронения их выкапывают и перевозят на Николо-Архангельское кладбище, где кремируют.
– Олег, зачем? Это правда, Васильевич?
– Правда, дядя Дима. Делается это с целью освобождения места под новые захоронения, иначе негде будет хоронить следующие неопознанные трупы.
– Вот это новость! Сколько лет служу, не знал о таком.
– Не знал, потому что мы с этим практически никогда не сталкивались. Всегда раньше находили.
– Это да. Ну хорошо, слава богу, мы хоть по номеру его определили и тогда по фото опознание сделаем. Значит, получается, урна сейчас на Николо-Архангельском?
Они вновь переглянулись.
– Что еще?
– У нас еще есть не очень хорошая новость. Точнее, очень нехорошая.
– Что?
– В общем, после кремации урны хранятся там один год. А потом – все.
– Что – все?
– Их уничтожают.
– Как уничтожают?
– Ну, под бульдозером.
– Как так? То есть через шесть лет от человека не остается вообще ничего? Даже пепла?