Ночевали они в казарме пограничников.
Николай спал беспокойно: он понимал, что если не сумеет найти шпионское снаряжение, его показания возьмут под сомнение. Правда, подполковник никакого вида не подавал, но второй офицер иногда довольно подозрительно поглядывал на Огаркова. На третье утро подполковник привел Огаркова на берег. Сказал несколько загадочно:
— Решил облегчить вашу задачу. Осмотритесь хорошенько.
Николай с изумлением узнал скалу, возле которой они тогда вылезли из воды...
— Вы... — голос у Николая сорвался. — Вы... Знали?.. Видели?..
Васильев улыбнулся, не ответил.
Теперь уже проще было разыскать сосну, под которой было зарыто шпионское снаряжение. Скоро Николай указал: — вот она, здесь спрятано.
Оставалось найти Игнатия и Виктора. Ждать три месяца до их встречи не годилось: Игнатий сможет собрать и передать в шпионский центр важные сведения. Надо было изловить как можно раньше. О приметах Игнатия и Виктора, об их документах были оповещены многие управления. Огаркову показывали фотокарточки подозреваемых, все это были не они.
Тогда его послали в Ленинград: пусть потолкается на рынках, на вокзалах, в магазинах, может, и встретится с Игнатием.
В начале Васильев настаивал, чтобы Огарков склонил Игнатия к явке с повинной. Но куда там, разве такой заклятый враг согласится! Пришлось дать согласие на его задержание.
Две недели Николай и его невидимые спутники шатались по городу. И в дождь, и в пронизывающий ветер с Финского залива... Наконец, они встретились. Столкнулись на Среднем проспекте и узнали друг друга...
Игнатий сделал вид, что не заметил Огаркова и круто повернул в сторону. Видно, сообразил, что появление Николая в неположенное время в этом городе не случайно.
На оклик он даже не оглянулся. Началось преследование. Игнатий метался, словно волк, нивесть как попавший в большой город.
Наконец, Игнатий понял, что скрыться ему не удастся, тогда раздавил зубами ампулу с ядом, пробежал еще несколько шагов и упал... Все, конец. А ведь Николай утверждал, что яда у напарников нет...
У Игнатия нашли записную книжку: ему удалось собрать ценную информацию, кое-что он, конечно, успел передать своим шефам.
— Да, плохо мы сработали, Николай Егорович, — вздохнул Васильев. — Где его рация, где коды, шифры, средства тайнописи? Все это для нас утрачено. Может быть, он передал другому агенту? А тот живет себе спокойно, слывет за честного человека.
— Не думаю, — неуверенно ответил Николай.
— Будем искать Каштанова.
Подполковник будто не заметил смущения Николая.
В общем, настал день, когда Огаркову снова пришлось поехать в Ленинград. В половине девятого вечера в зале касс предварительной продажи билетов они встретились.
— Ну, как? — спросил Виктор, не скрывая волнения.
— Средне, — неопределенно ответил Николай.
— Что-то старшой опаздывает.
— Слушай, Виктор, давай плюнем на него и сдадимся.
— Эка, выдумал... Страшно.
— А если Игнатий не придет?
— Не придет, так запасная встреча через неделю.
— А если и на запасную не придет?
— Да что ты каркаешь, как старая ворона, — со злостью бросил Каштанов, внимательно вглядываясь в проходящих мимо: он искал глазами Игнатия.
— Слушай, а ведь наша песня спета.
— Как так? Думай, чего брешешь...
— Здесь ресторанчик есть, «Кавказский» называется. Пойдем, посидим.
Виктор согласился, но с явным недоверием.
За столом Огарков сказал:
— Понимаешь, есть закон: тех, кто приходят с повинной, не карают.
— Ты что-то хорошо стал знать законы. Может, побывал уже там?
«Сказать или не сказать? — мелькнуло в голове Николая, — Может быть, позже... Черт его знает, как отнесется...»
— Побывал, — все же честно признался Огарков.
— Что же ты тогда голову мне крутишь? С этого надо было начинать. Пошли! К чертям все! И я сдамся.
Видно и он думал все это время, терзался... Нужен был только толчок.
...Через две недели Николай Огарков и Виктор Каштанов выступали перед советскими и иностранными журналистами. Их, понятно, засыпали вопросами. О чем только не спрашивали?!
— Какие вы получали задания от мистера Кларка, господин Огарков?
Николай даже вздрогнул от неожиданности: голос и акцент журналиста напомнили ему голос американца, обучавшего его шпионскому ремеслу.
— Мы должны были собрать сведения о предприятиях атомной промышленности.
— Каким образом вы должны были это сделать?
— Выяснить местонахождение... Побывать там, завести знакомых, осторожно расспрашивать их, собрать пробы земли, воды, листьев с деревьев.
— Вы уверены, господин Огарков, — не унимался тот же голос, — что мистер Кларк действительно американец?
— Да, видел его в форме американского офицера.
— Скажите, товарищ Огарков, вас снабдили подлинными советскими документами или поддельными?
— Нам говорили, что документы подлинные, а оказались фальшивые.
— Скажите, товарищ Каштанов, а еще какие задания вы получили?
— Приказано было собрать образцы советских документов. Разузнать в деталях, как живут, как ведут себя в быту крупные партийные и советские работники и военнослужащие. Эти сведения американская разведка использовала бы для клеветнических провокационных целей.
— Скажите, товарищ Огарков, вы по доброй воле, по убеждению пошли на службу в американскую разведку?
— Нет.
— Чем вы можете подтвердить, господин Огарков, это свое заявление?
— Еще в разведшколе склонял других агентов, обучавшихся вместе со мною, к явке с повинной, если нас забросят в Советский Союз. Это может подтвердить мой товарищ. — Николай кивнул в сторону Виктора.
— Я подтверждаю. Меня Огарков еще там убеждал, что надо прийти с повинной. Такие беседы он вел и с Игнатием, и с другими агентами.
— Скажите, товарищ Огарков, как вы относитесь к образу жизни в так называемом «свободном мире»?
— Честному человеку невозможно привыкнуть к той жизни. Как волки живут. Человек человеку враг — вот их закон.
— А вы, товарищ Каштанов?
— Все так и есть. Наши соотечественники несчастны на чужбине. Они своей судьбе не хозяева. Ими распоряжаются всякие мистеры кларки, господа гаремские, враги, одним словом.
На следующий день «Литературная газета» напечатала отчет о пресс-конференции. Николай и Виктор впервые в жизни увидели себя на газетной полосе.
Григория Кузьмина похоронили на русском кладбище в окрестностях Сан-Франциско с соблюдением русских обычаев. На могиле поставили березовый крест.
Смерть Григория окончательно укрепила решимость Каргапольцева возвратиться на родину. Он понимал, что объяснение с Эллой, с Леонтием Архиповичем будет трудным, он же у них в доме как свой человек. И любовь Эллы... Да и он к ней искренне привязался. Что-то, правда, мешало ему полюбить ее страстно и преданно. Может быть, постоянная думка о Гуте?
Каргапольцев все же решил, что самое правильное будет вернуться на родину вместе с Эллой. А может быть, даже и с ее отцом.
Вскоре он получил совсем нежданное уведомление почтового ведомства. Долго крутил в руках бумагу, напечатанную в типографии по-английски. Пошел за помощью к Хитту. Леонтий Архипович перевел, смысл был такой: в почтовом управлении имеется незапечатанный почтовый материал на имя Каргапольцева из иностранного государства. В соответствии с законом 87-793 определено, что этот материал представляет собой коммунистическую политическую пропаганду. Он не может быть передан адресату, если тот не подписался на него. В общем, надо известить почту, что не хочешь получить этот самый «материал» и он будет уничтожен. А при желании можно и получить...
Совершенно непонятная штука! Но все равно, это ведь весточка с родины! Иннокентий живенько собрался и поехал на почту.
Ну и удивился же он, когда на почте ему протянули «Литературную газету»! Развернул и увидел отчет о пресс-конференции в Москве, фотографию Николая и еще какого-то парня. Потом оказалось, что это Виктор Каштанов.
Иннокентий принялся читать отчет. Смеялся и плакал, не хоронясь и никого не стыдясь. «Так, так, молодцы!» — не в силах сдержаться, повторял Иннокентий: «Правильно, молодцы!»
На ферму он вернулся возбужденным, взволнованным. Тут же обо всем рассказал Леонтию Архиповичу. Тот отозвался неожиданно сдержанно:
— Тяжело мне, Кеша, расставаться с тобой: думал переложить хозяйство на твои плечи. Как видно, получилась осечка. Отговаривать не буду, поезжай...
Они шли по обочине дороги. Хитт говорил медленно, не поднимая глаз.
— Езжай, Кеша, здесь погибнешь.
— А может, вместе поедем, Леонтий Архипович?
— Нет, Кеша, мне ехать поздно. Дерево пересаживают, пока оно молодое. Старое трогать нельзя: оно погибнет. Да и кому я нужен там, — Хитт безнадежно махнул рукой
— Вместе будем жить, одной семьей.
— Спасибо за доброе слово. Но слишком глубоко я пустил корни здесь... А тебя не держу, хоть и больно мне, ты ведь сам понимаешь... Теперь могу признаться: ферма дышит на ладан. Долги за удобрения, за машины, за семена — всего хозяйства не хватит расплатиться. Говорят, на американской территории не было войны чуть ли не сто лет. — Хитт усмехнулся. — Неправда это. Здесь постоянная война и люди гибнут, тысячи людей. Вот здесь сплошь были фермы. Где они? Разорились. Землю скупили те, у кого толстый карман. Фермеры со своими семьями кочуют по Штатам в поисках счастья. Ты знаешь цену этого счастья. Вон Григорий хлебнул его полной мерой... И еще один секрет открою тебе. Ты попал на заметку. Создаются специальные войска, тебя хотят туда затянуть.
— Что за войска?
— Говорят, для ведения какой-то партизанской войны на русской земле. Для захвата важных объектов в глубоком тылу. Видишь, что задумали?
— Так, так, — угрюмо проговорил Иннокентий. — У гитлеровцев тоже были такие части, «зондеркоманды» назывались. — Он помолчал, повернул к Хитту взволнованное лицо. — Позвольте и мне открыться перед вами, Леонтий Архипович... Мы с Эллой полюбили друг друга. Нам трудно расстаться, я хочу увезти ее в Россию.