— Рахи-и-им! Эгей, Рахи-и-им-джа-а-ан!
А рассвет наступал удивительно быстро. Фиолетовое пятно над Бабатагом стало светлеть и, ширясь по небосводу, гасило звезды. «Надо как-то выбраться отсюда», — наконец решил Захид. Подняться в полный рост не позволял каменный козырек, и Акрамов двигался к краю выступа, сидя, отталкиваясь здоровой левой рукой. Добравшись до края, Захид увидел, что от земли его отделяет отвесная стена, примерно, метра два высоты. Что делать? Не сидеть же здесь вечно! Он прыгнул. Острая боль пронзила все его тело. Захид потерял сознание.
Он не знал, сколько времени лежал вот так в грязи, у подножия Каракыра, но когда пришел в себя и открыл глаза, увидел склонившегося над собой Рахима. Захид попытался встать, но не мог.
— Живы? — спросил Рахим и улыбнулся.
— Как будто, — ответил Захид.
— Ой-бо-о, а отец уже...
— Шермат-ака решил, что мне — конец?
— Из подобных водоворотов еще никто не выходил живым.
— Меня не успело засосать в воронку, брат. На гребне волны я выплыл вон туда, — Захид кивнул на выступ.
— Не двигайтесь, ака, отец за носилками пошел, сейчас он придет.
— Не привык я в грязи валяться. А ну, помогай!
Рахим опустился на колени, подложил руки под спину Захида. Захид, стиснув зубы от боли, встал.
— Теперь пошли, — сказал он, когда боль поутихла.
Земля была скользкая, грязь тяжелыми комьями прилипала к сапогам. Захид то и дело спотыкался о камни, а боль всякий раз отдавалась в груди.
— Много животных погибло? — спросил он Рахима.
— Совхозных три овцы и несколько ягнят, зато у отца... Надо же, — простодушно воскликнул Рахим, — этот грязный тип Халдар пригнал сюда овец перед самым селем, будто нарочно это сделал!
— Его фамилия Шукуров?
— Кто его знает, может и Шукуров! Отец его где-то отыскал.
— Он пас ваших овец?
— Не только наших.
— На Кугитанге?
— Да, там.
— Когда этот Халдар был на джайляу?
— Перед самым селем, ну, может, часа за полтора.
— Что же вы сразу мне не сказали, — с досадой произнес Захид, — куда он ушел?
— Не знаю. Чабан спешил.
С самодельными носилками подошел Шермат-ата. Старик не мог скрыть удивления. Он принялся расспрашивать Захида о самочувствии.
— Жив — это главное, — отметил Захид, решив не ссориться со стариком. — Как вы перенесли бедствие?
— Слава аллаху, пронесло, — ответил, облегченно вздохнув, ага. Он боялся упреков со стороны лейтенанта и, не услышав их, несколько успокоился. — Стена кутана чуть не придавила, проклятая! Если бы не овцы...
— Давно ли Халдара Шукурова знаете? — перебил его Захид.
— А в чем дело? Вы и вчера, помнится, о нем спрашивали? — ата решил уклониться от прямого ответа.
— Этот человек совершил преступление.
— Какое, если не секрет?
— Халдар-бобо подозревается в убийстве Саита Халикова, — сказал жестко Захид, решив, что теперь нет смысла скрывать это от чабана. — Куда он ушел?
— О аллах, — растерянно воскликнул ата, — а я думаю, чего этот бродяга все по сторонам озирается и торопится?! Знал бы я, что он так с Саитом обошелся, да я бы его... своими руками задушил.
Старик продолжал охать, а Захид размышлял: «С тех пор, как ушел Халдар с джайляу, прошло около семнадцати часов, далеко уйти он не мог. Видно, чувствует, что ищут его, и сбежал. Показываться в многолюдных местах он, конечно, не решится, значит, вынужден будет скрываться где-то в горах. Надо немедленно сообщить в райотдел и начать поиски».
— По какой дороге Халдар пригнал отару, ата?
— По дороге? Будь он проклят, этот бандит, загнал совсем овец. Через седловину Байсун-тау гнал, да еще на пути — сотня адыров и саев.
«А наши искали его на Кугитанге», — усмехнулся Захид.
Они подошли к стойбищу Шермата-ата. Проходя мимо кутана, Захид заметил, что сель поработал здесь вовсю. Треть помещения была снесена.
— Это ерунда, — сказал ата, перехватив взгляд Акрамова, — починим. Жаль, что вот Халдар сбежал!
— Не уйдет.
Бодом-хола, завидев их, начала было хлопотать у дастархана, но Захид отказался завтракать, он попросил Рахима срочно отвезти его в райцентр.
— Как же так, сынок, — покачала головой Бодом-хола, — надо хоть немного подкрепиться! Посмотри, на кого ты похож!
— В другой раз, хола, а сейчас надо спешить.
— Вай, сынок, разве так можно?! — не унималась старушка.
— Ладно, не мешай, старая, — строго взглянул на жену ата, — пусть едет, пока этот негодяй Халдар далеко не ушел!
— А зачем ему Халдар? — спросила хола, когда молодые люди уехали.
— Как зачем?! Этот бандит Саитджана убил, понимаешь?! — Ата весь затрясся от злости. — О небо, что ты наделало! Руками моего чабана убило единственного друга!
Шермат-ата обхватил руками голову и застонал от невыразимой душевной муки.
XXXI
— Отцу Захида сообщили о случившемся? — спросила Азада, когда Рахим, возвращаясь из райцентра, заехал в «Чинар» и рассказал ей обо всем, что произошло на джайляу.
— Наверное, — ответил Рахим, — я ведь сначала его в милицию повез. Так он приказал.
— Сухарь! — упрекнула Азада брата. — Захид-ака из-за тебя чуть не погиб, а ты...
— Чего ты кричишь, — разозлился Рахим. — Да мне, хочешь знать, вовсе не до того было. Слава богу, что живым в больницу доставил.
Азада побледнела, спросила дрогнувшим голосом:
— Что сказали врачи?
— Сказали — скоро поправится.
Азада опустила голову, чтобы скрыть набежавшие слезы.
— А как мама с папой? — спросила наконец Азада.
— Здорово намучились они, — ответил Рахим. — Всю ночь не спали, вымокли до нитки. Кутан, правда, развалился. Ну, хоп, я поехал.
...Вечерело. На «Чинар» падала тень вершин Кугитанга, а над дальними адырами все еще продолжался день. Азада отправилась на ферму. Нужно провести вечернюю дойку. Освободилась, когда уже всюду зажглись фонари. Девушка зашла на почту, заказала переговоры с правлением колхоза, где жили родители Захида. Оказалось, что там пока ничего не знают о случившемся. Секретарь партийной организации, с которым она разговаривала, пообещал немедленно сообщить матери и отцу Захида.
Домой не хотелось идти. На душе было как-то неспокойно. Она подумала вдруг о Сахро, и почувствовала почему-то за собой вину. Может быть, сходить к заведующей. Поговорить по душам.
— Что случилось? — спросила Сахро, увидев входящую Азаду.
— A-а, Азадахон, — улыбнулся Улаш-ака, как всегда, появившись из кухни с миской плова, — очень кстати пришла. Значит, свекровь добрая попадется тебе, примета такая есть. — Он поставил миску на стол и спросил: — Ну, как дела твои?
— Спасибо, муаллим, — ответила девушка, — ничего.
— Ну, если так, садись поближе к столу, ужинать будем.
После ужина, когда Улаш-ака, собрав пустую посуду, отправился на кухню, Сахро не очень-то ласково осведомилась:
— Что же случилось?
— Захид-ака попал в больницу.
— Вай-уляй! Когда это произошло? — в голосе Сахро звучало неподдельное сочувствие.
— Сегодня, апа, — ответила Азада. — Спасал вчера во время селя колхозную отару, попал в водоворот и покалечился.
Слышавший рассказ Улаш-ака подошел к столу.
— Надо навестить человека, — произнес он, — завтра же! Молодец, Азадахон, что известила нас о беде! — Недаром столько лет проработал Улаш-ака педагогом. Он понимал людей, понимал их душевные движения. Догадался старый учитель, почему именно к ним пришла Азада. Девушка любит лейтенанта. Она стесняется сама навестить его. Ее приход — это мольба о помощи.
— Я и зашла к Сахро-апа, чтобы посоветоваться, — сказала тихо Азада.
— Отлично сделала, — подбодрил ее Улаш-ака.
Сахро с грустью посмотрела на Азаду. Она давно поняла, с чем пожаловала сегодня ее бывшая подруга. Девушка пришла за помощью. Нет и следа ее былой самоуверенности. В глазах мольба.
Откуда ей знать, этой юной счастливой Азаде, какие душевные муки терпит Сахро, женщина, не видавшая настоящего счастья! Не сбыться последней мечте, последней надежде. Азада отняла их у нее.
— Ты хочешь, девочка, чтобы мы с Улашем-ака навестили Захида? — усталым голосом спросила она Азаду. — Ведь за этим ты пришла?
Девушка вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.
Сахро встала, подошла к ней, положила руку на вздрагивающее девичье плечо.
— Ну, ну, не плачь. Завтра же мы отправимся к твоему любимому, и ты тоже.
— Сахро-апа, — девушка смущенно смотрела на свою заведующую. — Простите. Я чувствую себя виноватой.
Улаш-ака сделал вид, что не понимает, о чем речь.
А Сахро грустно сказала:
— Ну что ты, девочка! В любви виноватых нет.
...Кровать Захида стоит у окна. Мать, сидевшая рядом, заметила, что, увидев кого-то во дворе, сын оживился. Она подошла к окну, спросила:
— Из «Чинара»?
Сын молча кивнул.
— Которая из них?
— Что «которая», — сделал Захид вид, что не понял материнского вопроса.
— Ну, невеста-то твоя? — улыбнулась мать.
— А вон та, юная.
— Хорошенькая.
Гости пробыли у Захида около часа. Сахро незаметно поглядывала то на Азаду, то на больного. «Каким счастьем, какой радостью светятся их глаза, — думала она с тоской. — Да, их любовь подобна селю, сметет все преграды на своем пути».
— Ладно, дети мои, — сказала мать Захида, — вы посидите немного, а я подругу проведаю, она в сердечном отделении лежит. Где это, а?
— В терапии, — сказал Захид, — я провожу вас.
— Пожалуй, это лучше сделаем мы с Сахрохон, — вмешался Улаш-ака. — Я там лежал, хочу с доктором своим поговорить.
Они вышли, оставив Захида и Азаду наедине.
— Спасибо, — сказал Захид, взяв руку девушки в свою.
— За что, Захид-ака?
— За все.
Азада неожиданно прижалась к перебинтованной груди Захида, прошептала:
— Я верю вам, Захид-ака. Я так вам верю!...