Без видимых повреждений — страница 13 из 68

щаться в приют: зачем? Ведь дом принадлежит ей, ее отцу. Да и Роки всё равно их найдет. Сказала, что станет экзотической танцовщицей, чтобы содержать детей. А потом, что с ней и детьми всё будет в порядке, потому что отец дал ей перцовый баллончик Mace. Mace ее защитит. С Mace она будет в безопасности.

«До нее было не достучаться», – утверждает Сара. Реакция Мишель не отличалась от реакции большинства жертв. Она думала о детях. Она не думала о системе уголовного правосудия или о том, от каких органов по защите от домашнего насилия может получить помощь. Она не рассчитала, в каких из районов Биллингса Роки не будет иметь права появляться, пока у нее на руках защитное предписание. Она отреагировала рефлекторно: драться или убегать? А что сделаешь ты, когда на тебя ринется медведь? Встанешь на цыпочки, завопишь и постараешься выглядеть больше своих размеров или притворишься мертвым? Уж точно не присядешь, чтобы обдумать информацию о том, в какие службы охраны природы сейчас можно обратиться. Медведь не дает времени на размышления.

И вот еще что: медведь атакует не только тебя. Он набросится и на твоих детей. Что будешь делать?

Кстати, а когда Роки выпустят, у Мишель дома будет ждать районный прокурор, готовый ее защитить? Или, может, там будет офицер полиции с заряженным пистолетом, офицер, втолковывающий Роки, что Мишель и дети не собирались выводить его из себя? Или, может быть, там будет кто-то из членов семьи Мишель? Хоть кто-нибудь, где-нибудь, хоть в какой-то системе будет там, чтобы не позволить Роки сделать то, что он может сделать? Чтобы не дать гремучей змее скользнуть в кровать к Мишель в три утра? Чтобы отразить пулю, которая может вылететь из доставшегося от деда ружья? Мелани говорит, что поведение Мишель изменилось сразу же после звонка Гордона и Сары: «Ее уверенность в запрете на приближение… всё это изменилось».

Мишель отказалась от данных ранее показаний. Именно это действие жертв домашнего насилия вызывает больше всего недопонимания.

Мишель отказалась от показаний не потому, что струсила, не потому что сочла свою реакцию на случившееся слишком эмоциональной и не потому, что решила, будто Роки теперь не так опасен. Она забрала заявление не потому, что рехнулась, не потому что была истеричкой и не потому, что для нее это не было вопросом жизни и смерти. Она отказалась от показаний не потому, что солгала. Мишель сделала это, чтобы остаться в живых, чтобы сохранить жизнь своим детям.

Жертвы не уходят, потому что знают – любое резкое движение спровоцирует медведя.

Они не уходят потому, что за многие годы нашли способы, которые иногда помогали успокоить разъяренных супругов: мольбы, упрашивание, задабривание, обещания, публичные проявления солидарности с агрессором в общении с теми самыми людьми – полицейскими, правозащитниками, судьями, адвокатами, членами семьи – без помощи которых жертве вряд ли удастся выжить.

Они не уходят потому, что на них надвигается медведь. А они хотят жить.

Почему жертвы не уходят – не тот вопрос, который нам стоит задавать. Я думаю, правильный вопрос звучит следующим образом: как защитить этих людей? Никаких оговорок. Никаких размышлений о том, почему она не ушла, о том, что она делает или не делает. Один простой вопрос: как нам ее защитить?


Через пару минут после того, как Роки приехал в дом брата, Мишель уже говорила с ним по телефону – согласовывала совместные планы, что-то обещала и вела переговоры – хотя сама не сформулировала бы это таким образом – о сохранении собственной жизни. «Ей нужно было больше времени, чтобы понять, как действовать дальше, – говорит Мелани, – и теперь мне ясно, что после того, как Роки выпустили, сестра так резко изменилась, потому что была напугана».

По словам бывшего районного прокурора Стейси Фармер (в настоящее время Тенни), Мишель в истерике ворвалась к ней офис. Девушка отказалась от всех показаний. Он никогда не угрожал мне, – кричала Мишель. – Не было никакой змеи. Она сама виновата. А Роки – прекрасный муж, прекрасный отец. Мишель и Роки вдвоем сражались против всего мира. Эта система разрушает ее семью. Стейси Тенни знала, что Мишель лжет. Конечно, она лгала. Но что прокурору делать с враждебным свидетелем? Нет доказательств; нет свидетеля.

Много лет спустя я подумала о Мишель в момент, когда услышала слова защитника прав жертв домашнего насилия: «Теперь мы знаем, что именно те жертвы, которые не приходят в суд, те из них, кто не продлевает запреты на приближения, находятся в наибольшей опасности»[40].

Стейси Тенни сказала, что их всех больше всего впечатлила история о змее. Такая конкретная деталь, такой очевидный факт… но во время обыска в доме Мишель, если таковой действительно имел место, полицейские змею не обнаружили. При наличии змеи у них было бы вещественное доказательство. Но змею так и не нашли (неясно, искали ли они. Смотрели ли в гараже? В Монтане полицейские отчеты – закрытая информация). Слово Мишель против слова Роки, и теперь она берет свое обратно, переходит на его сторону. Что могли сделать в полиции? В судебных документах в официальном отчете по иску Салли всего два предложения, которые описывают произошедший в ее доме акт насилия: «В ходе проникновения в дом тещи ответчик выломал стекло задней двери, чтобы забрать свою девятилетнюю дочь. Ответчик был расстроен тем фактом, что жена оставила дочь у тещи в период, когда пара переживала бытовой конфликт». Ни слова о грубых физических действиях в отношении Салли или Мелани, ни слова о крови на стене, ничего о том, как на произошедшее отреагировали дети, ни намека на весь ужас ситуации и невероятную разрушительную силу Роки в тот момент.

«Система уголовного правосудия, – говорит Тенни, – не заточена под несговорчивого свидетеля». И Тенни, как и все остальные, не знала практически ничего о реальной ситуации Роки и Мишель. Все эти годы по всей стране работники прокуратуры говорили мне то же самое.

Но мне говорили и еще кое-что: каждый день в этой стране слушания по убийствам проходят без сотрудничества жертвы.


Роки выпустили под залог, и он сразу же нарушил запрет на приближение, приняв звонок от Мишель. Позже она сказала, что у него было право поговорить с собственными детьми. Супруги встретились следующим вечером в Норт-парке, где Алисса и Мишель когда-то курили и зависали после школы. Наверное, Мишель казалось, что это было в прошлой жизни. Никто не знает, что именно сказал ей Роки, но он убедил жену позволить ему вернуться домой. Возможно, он напомнил ей, что это он платил по счетам, что именно благодаря ему на столе еда, а дети одеты. Роки действительно обеспечивал Мишель; а еще он не позволял ей обеспечивать себя самой. И где бы она спряталась в маленьком Биллингсе, в котором все друг друга знают? Может быть, ей стоило забрать детей из школы и изолироваться на вершине ледника?

А ведь теперь она впустила бюрократию в их дом, в их частную жизнь. «Мишель донесла на него, и это нарушило границы между ними, – говорит Алисса, – она выставила его истинную сущность, то, кем он был на самом деле, на всеобщее обозрение. Никогда прежде она этого не делала. Так она обрела толику контроля над ним. И чтобы выжить, ей нужно было вернуть захваченное».

Ранее в том же году Мишель получила небольшое наследство от дедушки из Северной Дакоты. На эти деньги она купила дом на колесах для загородных поездок, а остаток втайне отдала отцу как первый взнос за дом, который они с Роки снимали с тех самых пор, как переехали из крошечного трейлера. Это было частью долгосрочной стратегии Мишель. У нее нет ни кредитной истории, ни рабочего стажа, поэтому отец станет ее банком, он сохранит деньги, а в договоре будет фигурировать только ее имя, так что в какой-то момент ей удастся легально выселить Роки. Конечно, сам Роки об этом ничего не знал.

Но даже если бы это сработало, как выжить в ближайшее время? У Мишель не было средств к существованию и опыта работы. В тот день, когда Роки выломал дверь в дом Салли, он доказал, что переезд девушки к одному из родителей его не остановит. Может быть, ей стоило бежать из штата, рискуя попасть в тюрьму за похищение, или оставить детей на воспитание отцу, который сегодня учит их плавать, а завтра угрожает пистолетом? Алисса перебрала все идеи, которые только пришли ей в голову. Может быть, Мишель переехать в Калифорнию? Купить парик, набить татуировки, изменить имя и сбежать из страны? К примеру, в Канаду? Сара предложила Мишель деньги на переезд к тете в Аризону. Старый друг предложил домик в лесу за пределами штата. Но Мишель сказала Алиcсе: «Куда мне деться в этом мире?». Роки был готов положить всю свою жизнь и потратить все свои деньги на то, чтобы выследить ее.

Алисса говорит, что перебрала все доступные на тот момент сценарии. Мишель могла сменить имя и изменить внешность, ее можно было бы спрятать, или как-то избавиться от самого Роки. «Понимаете, мысли начинают заходить очень далеко, – рассказывает Алисса, – кто-то должен убить его, потому что иначе он убьет ее». Мишель забрала заявление по той же причине, по которой это делают жертвы по всему миру: они считают любой другой выбор немыслимым. Роки въехал обратно в тот же день.

Когда Сара узнала об этом, она сразу же позвонила Салли. Женщины не были в курсе того, что Мишель уже отменила запрет на приближение. И они обе позвонили в полицию. Сара сообщила, что Роки опасен, но когда Салли позвонила, чтобы сказать, что выдвинула против зятя обвинение в умышленном нанесении телесных повреждений и незаконном проникновении в жилище, оказалось, что эти обвинения с Роки сняли. Та самая административная ошибка. Ее обвинения объединили в одно производство с обвинениями Мишель, и когда девушка забрала заявление, дело закрыли. Сейчас Салли думает, что, возможно, именно эта ошибка в документах поставила крест на жизни ее дочери. Ведь из-за этой ошибки Салли не стала подавать в суд повторно.

Вскоре после этого Мишель в ярости позвонила и матери, и свекрови, и сказала, что полиция пыталась арестовать Роки на глазах у детей, и теперь они расстроены. До звонка Мишель обе женщины не знали, что она забрала заявление. Мишель сказала, чтобы они не беспокоились о ней. В конце концов, у нее был Mace.