Пастор рассказывает о бывшей жене Тимоти. Они вместе пришли в полицию, чтобы подать на запрет на приближение, и именно он убедил женщину рассказать судье о том, как сильно она была напугана. Судья отклонил ее заявление. Но пастор знал, что жизнь женщины под угрозой: он пришел ей на помощь и создал для нее план безопасности. «Мы купили ей другую машину, – рассказывает пастор, – чтобы Тимоти не смог ее выследить. И церковь нашла для нее безопасное пристанище, но только после того, как нам тоже стали поступать угрозы. Мы уверены, что стоял за ними именно Тимоти».
Полиция, даже местная, которая была в курсе подозрительной истории Тимоти, понятия не имела обо всем этом. Они даже не знали, что он был женат.
Конечно, легко обвинить во всем судью, но судья не знал, что Тимоти преследовал других женщин, не знал, что бывшие девушки накладывали на него запреты на приближение, ведь в большинстве своем эти события разворачивались, пока Тимоти жил в другом штате, не в Монтане. И, что, пожалуй, гораздо важнее: запретами на приближение обычно занимается гражданский суд; только в случае, если его решения не соблюдаются, дело переходит в юрисдикцию уголовного правосудия. А у Тимоти, несмотря на все эти запреты на приближение, о которых практически никто и не знал, конечно же, не было уголовного прошлого. Эти системные пробелы в судах, государственном аппарате и между штатами потрясают воображение.
Итак, именно поэтому деятельность рабочей группы настолько важна. У них есть хронологии жизней Руфи и Тимоти. Местная полиция и священнослужители поделились с ними всей известной им информацией. Они изучили экономическую и культурную обстановку на территории, где произошло убийство, и теперь собирают этот паззл и ищут зацепки. О Тимати знали в органах правопорядка; у него не было постоянной работы; известно, что он занимался сталкингом и не раз попадал под запрет на приближение; в больших количествах принимал обезболивающее; страдал манией величия и нарциссизмом, а также был прирожденным манипулятором. Он врал о своих боевых подвигах и выкладывал в социальных сетях посты о бравых поступках, подтверждений которым (например, статей в местных газетах) никто так и не нашел. Вспомним место преступления. Такая опрятная смерть Тимоти: он удобно устроился на кровати, крови почти не было. Но смерть Руфи была другой. Безумный хаос. Ужас.
Руфь писала о том, что хочет спасти Тимоти, о том, что весь мир отвернулся от него, но она его не оставит. У нее тоже была непостоянная работа и не было поддержки на новом месте – ни семьи, ни друзей. Только пастор в церкви, которую она иногда посещала. Отношения Руфи и Тимоти довольно быстро стали очень серьезными, и Руфь оказалась практически в полной изоляции. Тимоти почти не разрешал ей выходить из дома, говорил, что не может без нее. Здесь есть все тревожные сигналы, давно известные в сфере борьбы с домашним насилием: короткий период ухаживаний, изоляция и контроль, безработица, медикаменты, нарциссизм, ложь и сталкинг.
Следующий вопрос: когда Тимоти и Руфь каким-то образом контактировали с системой? Это поможет определить, в каких случаях представители системы могли бы вмешаться. Рабочая группа медленно формулирует рекомендации, которые впишут в ежегодный отчет для законодательного собрания Монтаны. Можно сказать, легендарный Х на глазу.
Первой точкой пересечения с системой оказывается Департамент по делам ветеранов, в который Тимоти обращался за медицинской помощью. Затем суд с бывшей женой. Полицейские знали Тимоти, ведь он преследовал женщин, и на него подавали запреты на приближение. Кроме того, несколько раз в неделю к нему приходила оказывающая домашние медицинские услуги сотрудница, которая попыталась предупредить своего руководителя о нестабильном состоянии Тимоти, но ей сказали не обращать на это внимание и просто выполнять свою работу. И еще священник из церкви, в которую ходила Руфь. «Это пять точек пересечения с системой, – говорит Мэт Дейл, – Департамент по делам ветеранов, психиатр, полиция, суд и церковь».
Одна из правозащитниц поднимает руку и говорит, что раньше не могла сказать точно, поэтому перезвонила в свой офис и узнала, что, оказывается, Руфь очень давно заходила туда. Сама правозащитница Руфь не видела, но ее заметил один из коллег. В тот день Руфь ездила по городу, сложив в машину все свои вещи. У правозащитницы больше нет никакой информации – было ли это в период отношений с Тимоти, получила ли Руфь помощь, но это еще одна точка пересечения с системой. Еще одна упущенная возможность, если считать приют для бездомных.
На второй день, к обеду, рабочая группа просит всех озвучить рекомендации. Медсестра на пенсии говорит: «Оружие, оружие, оружие. Избавьтесь от оружия». Некоторые полицейские смеются. Из зала доносится: «Это Монтана».
«Ну и что?!» – восклицает медсестра. На вид она милая старушка – только посмотрите, как вяжет, но она сильна в своих убеждениях. Знает, что в этом штате ее битва проиграна, но сдаваться не собирается.
Отовсюду сыплются рекомендации: пять, десять, пятнадцать. Цель – озвучить все идеи, чтобы отобрать самые реалистичные – такие, реализовать которые будет дешево или даже бесплатно, или такие, которые законодательной власти будет просто воплотить в жизнь. Огромное значение имеет тот факт, что Тимоти столько раз выписывали запрет на приближение, а местная полиция не имела об этом представления. Это становится одной из основных рекомендаций: дать полиции по всей Америке доступ к истории подобных запретов. Дейл говорит, что также следует делиться информацией о вождении в нетрезвом виде (ВНВ). Сейчас в Монтане информация о ВНВ остается в личном деле нарушителя. Это простое решение – хранить историю временных запретов на приближение в системе даже после истечения их срока. Есть и другие рекомендации, и все они кажутся весьма незначительными, а некоторые были позаимствованы из предыдущих обзоров: пригласить священнослужителей на подготовительные семинары, чтобы они знали, как помогать жертвам домашнего насилия. «Большинство женщин разговаривают со священниками, а не с полицией и правозащитниками», – как-то раз сказал мне Вебсдейл. Поговорить с представителями Департамента по делам ветеранов о предоставлении врачам электронного доступа к информации об их медицинских услугах и рецептах. Обеспечить суды нужными технологиями. В итоге перечисляют более двадцати рекомендаций, но Дейл и группа отсекают большую часть, ведь в конечном счете только несколько включат в отчет, и хотя в них речь идет по меньшей мере о четырех сделанных группой обзорах, рекомендации не связаны ни с одним определенным делом из соображений безопасности. Так что к тому времени, как отчет за период, который я присутствовала на конференции, составлен, я могу идентифицировать только два или три пункта из тех, что были сформулированы в результате рассмотрения дела Тимоти и Руфи, и среди них – более широкое внедрение опросника по оценке летальности и рисков, а также информирование судей и сотрудников правоохранительных органов и сферы здравоохранения об особенностях и контексте работы над делами, связанными с домашним насилием.
Рекомендации кажутся обескураживающе незначительными. Но благодаря этим, казалось бы, небольшим поправкам, ситуация в Монтане и других штатах существенно изменилась. Мэт Дейл любит приводить в пример одну историю. У женщины был действующий запрет на приближение агрессора, но когда он его нарушил, полицейский не смог прочитать официальный документ по ужасно тривиальной причине: он был напечатан на клочке бумаги. А бумага со временем изнашивается.
Документ был выдан судом, но за прошедшее с момента выдачи время стал нечитаем. В результате в Монтане ввели так называемые карточки надежды – ламинированные карточки размером с водительские права, на которых указаны сведения о личности правонарушителя, прикреплена его фотография и вписаны даты действия судебного запрета и прочая релевантная информация. Жертва может получить несколько таких карточек и раздать своим коллегам, учителям и администраторам в школе ребенка, а также всем тем, кто должен знать о существовании этого защитного предписания. Еще два штата – Айдахо и Индиана – тоже ввели карточки надежды, а более двенадцати других штатов оценивают возможность применения этой программы на своей территории.
Дело Мишель Монсон Мозур и ее детей стало первым в практике рабочей группы по обзору смертельных случаев домашнего насилия в Монтане. Благодаря их работе сегодня Роки не позволили бы выйти под залог следующим же утром. Его бы дольше держали за решеткой. И это дало бы правозащитникам больше времени на то, чтобы связаться с жертвой, обговорить планы безопасности, заполнить таблицу и хронологию по оценке рисков и предложить убежище или другой запасной план, чтобы жертва и ее семья могли грамотно оценить сложившуюся ситуацию. У Мишель не было времени. На нее надвигался медведь. А ведь с девушкой мог встретиться правозащитник, и они вместе провели бы оценку рисков. Сейчас в полиции Биллингса работает уполномоченный сотрудник, отвечающий за предотвращение домашнего насилия – Кэти Нэш; она бы связалась с Мишель так же, как связывается со всеми жертвами домашнего насилия, о которых рапортуют патрульные. И они бы составили план безопасности; например, они могли сменить замки, отправить Мишель, Кристи и Кайла на несколько дней в безопасный дом или отель и надеть на Роки GPS-браслет. Возможно, Роки привлекли бы к ответственности за несколько тяжких преступлений: незаконное проникновение и незаконное нахождение на территории, вандализм, похищение, преступная небрежность, и, вероятно что-то еще. Полиция могла бы периодически приезжать к Мишель с проверками. Судья мог отправить Роки на тренинги по перевоспитанию абьюзеров. Спектр возможностей бесконечен.
Рабочая группа Монтаны сформулировала и другие рекомендации, основываясь на деле Мишель. Они рекомендовали автоматический запрет на контакты с нарушителем, арестованным в связи с нападением на сожителя или члена семьи; се