И это подводит Джимми к его третьей истории: ее я слышала всего один раз, и не смогла получить подтверждения от родственников Эспинозы. От этой истории его пробрало сильнее всего. Короткая, стандартная, но самая болезненная для Джимми.
«Ей было двенадцать», – говорит Эспиноза. Его дочь изнасиловал друг семьи.
«Я должен был принять серьезное решение, – продолжает Джимми, – пойти и разнести этому ублюдку башку, у меня было на это право. Отсидел бы лет тридцать, и что такого. Я же и так гангстер. Мне комфортно в любой тюрьме, вообще норм. Ну так и что: прикончить ублюдка, или забить болт?»
В момент, когда Джимми узнал об изнасиловании, он думал, что есть два решения. Убить или не убивать. Но на самом деле, как он понял теперь, решение заключалось в другом. На самом деле оно звучало так: «Мне принять это на свой счет и прикончить ублюдка, или подумать о дочери, и быть с ней рядом, оказать ей поддержку?» Убив этого парня, он вычеркнул бы себя из жизни дочери в момент, когда был ей нужен больше всего.
«Твою мать», – шепчет один из парней.
«Я сделаю всё возможное, чтобы женщины, которые с вами живут, не замирали от ужаса, когда вы переступаете порог, – тихо говорит Джимми, – я борюсь за жертв на передовой. И хочу видеть, как вы сами делаете свою жизнь лучше. Тогда еще одна женщина в мире будет в безопасности».
Часть III. Середина
Трещины
Примерно в то же время, когда Роки убил жену и детей, на другом конце страны женщина по имени Дороти Гиунта-Коттер бежала от своего мужа Вильяма, который унижал и оскорблял ее. Она отправилась в убежище в Мейне вместе с младшей дочерью, Кристен, имея на руках только временный запрет на приближение, который, к тому же, отклонил местный судья. Он утверждал, что у него нет полномочий издать защитное предписание, поскольку Дороти зарегистрирована в Массачусетсе.
Поэтому Дороти позвонила по горячей линии в центр по борьбе с домашним насилием в своем родном городе Эймсбери, Массачусетс. Раньше она никогда не обращалась в кризисный центр Жанны Гайджер, и никто в центре не знал ее историю. Но Дороти поговорила с правозащитницей по имени Келли Данн. Данн обычно не работала по воскресеньям, но в тот день была в офисе, и что-то в голосе Дороти подсказало ей, что женщина находится в чрезвычайно нестабильной ситуации. Данн нашла для Дороти и Кристен место в приюте в Салем. В тот же день она встретилась с ними, и Дороти подробно описала ей свою немыслимо угрожающую ситуацию.
Разговор занял четыре долгих часа. Данн запомнилось удивительное терпение Кристен, которая просидела за дверью несколько часов, пока ее мать излагала подробности десятилетних издевательств, доходящих до такой крайности, что Данн до сих пор отказывается раскрыть ряд деталей, твердо следуя обещанию, которое дала Дороти в тот день. Вильям сталкивал Дороти с лестницы, оставлял синяки под глазами, насильно увозил и оставлял на ночь на складе, избивал во время беременности, угрожал убить и запрятать тело так, что никто никогда не найдет. В тех редких случаях, когда Дороти обращалась в пункт скорой помощи, муж выбрасывал ее обезболивающие. Он не позволял ей работать, так что ее жизнь была ограничена общением с двумя дочерями. Вильям работал прокладчиком кабелей, и ему удалось убедить Дороти, что он знает адреса всех приютов Новой Англии.
Дороти понимала, что по закону у отца есть право видеться с детьми. Любое соглашение об участии в воспитании ребенка потребовало бы постоянных переговоров с Вильямом. Поэтому даже если бы ей удалось доказать факт издевательств, а поскольку она никогда не обращалась в полицию по этому поводу, это было невозможно, в глазах закона у Вильяма оставались все права. Ей казалось, что просто находясь в одном доме с дочерями, она сможет их защитить. Поэтому она вновь и вновь возвращалась.
Но, как она поклялась Данн, на этот раз всё зашло слишком далеко. Вильям пересек черту. Он впервые напал на одиннадцатилетнюю Кристен – сел ей на грудь, не давая дышать, и это подтолкнуло Дороти к действию. Так происходит со многими жертвами насилия – толчком становятся издевательства над ребенком. Если взрослый истязает взрослого, это одно, но напасть на ребенка? Нередко именно в этот момент жертвы понимают, что больше терпеть нельзя.
Как и у многих агрессоров, у Вильяма хватало смекалки обойти систему. После последнего побега в Мейн Вильям отправил в школу Кристен письмо, сообщая о психической неустойчивости жены и том, что она забрала ребенка без его согласия; он потребовал от администрации школы немедленного извещения о попытке Дороти получить табель оценок Кристен, что потребовалось бы для перевода девочки в другую школу. В письме он уточнял, что все эти события не вызваны какими-либо проявлениями агрессии в доме Коттер; именно эта приписка насторожила администрацию школы и побудила их обратиться в местную полицию, чтобы обсудить ситуацию. В это же время Вильям Коттер подал заявление о пропаже человека в полицейском участке Эймсбери; заявление принял Рико Пулин. По словам Пулина, Коттер переживал, что жена воспользуется кредитными картами. «Для человека, который подает подобное заявление, он слишком много оправдывался, – утверждает Пулин, – во мне словно сигнал тревоги включился». Именно Пулин обратился к школьной администрации и даже отправился в кризисный центр Жанны Гайджер побеседовать с правозащитником. Странное происшествие, но, насколько они могли судить, закон нарушен не был. Случаи агрессии не были задокументированы, уголовных преступлений за членами семьи не числилось, не было оснований предъявить Вильяму обвинения в нарушении закона. Дороти на тот момент еще не звонила на горячую линию из Мейна, а Вильям производил впечатление добропорядочного гражданина.
По словам Данн, поведение Вильяма типично для агрессора. Они стремятся показать жертвам, что знают, как заставить систему играть в их пользу. Дороти находилась в Мейне, и этим письмом в школу, как она полагает, Вильям «пытался выкурить ее».
Данн предложила Дороти оставаться в убежище, а сама решила поговорить с правозащитником кризисного центра и выработать стратегию после направления запроса о запрете на приближение, который они хотели подать на следующее утро. И тут Дороти поразила Данн словами: с убежищами покончено.
Дороти побывала во многих убежищах по всей Новой Англии; добралась даже до Пенсильвании. И каждый раз она все-таки возвращалась, потому что не могла прятаться вечно. Вильям никак не отпускал ее. По доброй воле он бы никогда не согласился на развод. Детям необходимо было ходить в школу независимо от того, где она была и от чего убегала. Ее семья жила в Массачусетсе. Разве могла она оставить мать и сестру? Самых близких людей, которые ее поддерживают? Однажды ей придется выйти на работу, чтобы содержать дочерей и себя.
Дороти говорила Данн, что ничего плохого не сделала, так почему же именно ей нужно уйти? Она была уверена, что Вильям всё равно знает, где находятся практически все убежища, а потому прятаться от него бессмысленно. Она просто не уходила. Ни в этот раз, и никогда после. Позднее Данн отзовется об этом моменте «твою ж мать». «У нас не было плана для женщины, которая отказывается от убежища. Нашим планом было само убежище», – говорила она.
Ту воскресную ночь Дороти и Кристен провели в убежище Салем, а на следующий день отправились в суд с Данн и юристом центра. Суд предоставил ей запрет на приближение – с одной оговоркой: Вильям заявил судье, что ему нужен доступ к гаражу, чтобы пользоваться инструментами для работы. Поэтому судья позволил Вильяму брать инструменты из дома утром и возвращать их вечером. Это было необычным указанием, но за Вильямом не было замечено жестокости, и конечно же ему нужно было сохранять рабочее место, пока он с Дороти разрешал супружеские споры.
После суда Вильям ушел из дома. А Дороти и Кристен въехали обратно. Дороти жила в трехэтажном доме, первый этаж которого полностью занимал гараж. Он примыкал к небольшой соседской парковке. Здания стояли так тесно, что между ними и руки не протянуть. Арендованный дом Дороти был обшит белой вагонкой с зеленой отделкой; пролет расшатанной деревянной лестницы вел к узкой веранде с двумя входными дверями. Кризисный центр поменял замки, установил систему безопасности и предоставил Дороти и ее дочерям мобильные телефоны. Женщине также выдали цепочку на шею для обеспечения немедленного реагирования при опасности. Однажды вечером Дороти готовила ужин и случайно задела кнопку. Приехало полдесятка полицейских машин, и Дороти было очень неловко за ложный вызов, поэтому она перестала носить цепочку, оставив ее в спальне.
Через десять дней после возвращения Дороти вошла в гараж взять машину. Ей нужно было поехать на собеседование по работе в супермаркет. Неожиданно Вильям, у которого был запрет на контакты, схватил женщину сзади и зажал ей рот. «Не кричи, а то застрелю», – предупредил он. Кейтлин, их старшая дочь, услышала звуки борьбы и, сбежав вниз, увидела, что отец держит мать. «Изо рта у нее шла кровь, она казалась страшно напуганной, – напишет Кейтлин в показаниях. – Я оставалась там, рядом с отцом и матерью, чтобы ничего не случилось». Через два с половиной часа Вильям ушел. На следующий день Дороти подала в полицию заявление о нарушении Вильямом запрета на контакты; оно было принято Робертом Вайлом. Они долго разговаривали; это была их первая встреча. Она сказала Вайлу о муже: «Каждый раз, когда я вижу его, мне страшно».
По словам офицера, Дороти была спокойна и рассудительна. Она сказала, что в убежище ей придется жить в одной комнате с двумя дочерями, что позволит Вильяму убить всех троих, если он найдет их. В собственном доме, как она уточнила, больше вероятности, что «он убьет только меня». Вайл просто онемел: «Она по сути говорила: “Я готовлюсь к смерти, а что делаете вы?” У меня просто не было слов».
Вайл, которого друзья зовут Бобби, к моменту знакомства с Дороти уже два десятка лет работал в органах правопорядка, продвигаясь к должности следователя. Нередко именно его первым вызывали на места самых жестоких преступлений в округе: дети, убитые родителями, жены, убитые мужьями. В Эймсбери, Массачусетс, как правило, не совершалось спонтанных преступлений вроде стрельбы из проезжающих автомобилей, уличных ограблений и случайных убийств. Бостон всего лишь в часе езды – вот это место для спонтанных преступлений. Ну а Эймсбери – рабочий массачусетский городок. Скромное очарование маленьких скверов и выложенных красным кирпичом тротуаров. Образец колониальной эстетики Новой Англии. И всё же город печально выделяется самым высоким уровнем домашнего насилия в округе Эссекс. Особенностью убийств неизменно было близкое знакомство жертвы и преступника, что позволяло классифицировать эти преступления как домашнее насилие. Вайла такие случаи раздражали. Как и большинство служащих правопорядка, в полицию он пришел не для того, чтобы разрешать бытовые споры мужа и жены. По сути, он воспринимал это так: «Вы что, шутите? Мне опять ехать в этот дом?» И хотя случай Дороти, ее фатализм в отношении будущего, и предстал перед ним с угрожающей серьезностью, его мнение о домашнем насилии на тот момент оставалось прежним.