В основном, дела предлагает к рассмотрению команда Данн, или один из полицейских участков, а затем команда голосует, какие дела пойдут в работу (работа над одним делом может продолжаться до пяти лет). Около 10 % дел по домашнему насилию – это дела высокого риска. Команда просматривает каждый случай на наличие изменений – новая беременность, попытка ухода, агрессор освобожден условно или досрочно, нарушен запрет на приближение, потеряна работа, опубликован вызывающий пост в фейсбуке. Коллеги анализируют историю каждого случая и модели поведения агрессора через призму индикаторов Кэмпбелл. Накануне в офисе Данн я получила от нее стопку из нескольких десятков полицейских отчетов без конкретных имен, просто чтобы понять, с чем она имеет дело каждый день. Я сидела на кушетке в редко посещаемой комнате кризисного центра, генераторы шума жужжали в фойе (давая посетителям ощущение приватности во время беседы с правозащитниками). Приглушенные цвета, мягкое освещение – это место походило на студию йоги, что и создало впечатление вопиющего контраста с ужасающими свидетельствами, которые я читала:
«Не знаю, как я оказалась на кухонном полу, но первое, что помню после этого, [X], навалившись на меня, душит обеими руками». «[X] и раньше угрожал убить меня, затолкав в морозильный шкаф, а затем вывезти тело на лодке и выбросить в океан. Еще говорил, что может убить меня и сбросить тело в канализационный отстойник». «[X] неоднократно прижимал ее к горячим трубам». «[Он] выпотрошит ее и подвесит как оленя, пока она не истечет кровью». «Если я решу привести в дом другую женщину, ты будешь делать с ней, что я скажу. Я твой хозяин, ты моя рабыня. Если не сделаешь, как я говорю, мне в удовольствие, я убью тебя». «[X] часто угрожает лишить ее жизни, например, разбив ее CD диски и перерезав ей горло, пока она за рулем». «[X] удерживал ее в заложниках под дулом ружья … [и] говорил, что устроит засаду в километре и подстрелит ее».
Еще до этого я разговаривала с женщиной, чей мучитель, ее бывший муж, был на GPS-мониторинге (она больше года находилась под защитой программы Commonwealth of Massachusetts Address Confidentiality Program). По ее рассказам, «он рассуждал так, будто ему было нечего терять». Это напомнило мне другой случай – пожар Джеймса Болдуина. «Самое опасное существо в любом обществе – тот, кому нечего терять».
В день моего посещения Данн и Джонсон предстоит рассмотреть четырнадцать дел. В числе первых проблем, с которыми они сталкиваются, – конфиденциальность медицинских данных. Вот случай жестокого удушения женщины ее бывшим мужем. Она позвонила в кризисный центр, получила действующий запрет на контакты для него, была зарегистрирована в реестре высокого риска. Он, в свою очередь, был помещен под надзор. Но на прошлой неделе позвонил ей, угрожая самоубийством. Она позвонила парамедикам, и его забрали в больницу. Впоследствии он был помещен под стражу за нарушение испытательного срока. Рабочая группа должна спрогнозировать возможные события после его выхода. Можно ли принудительно направить его в психиатрическую лечебницу? Были ли у него какие-то поведенческие симптомы в больнице? Мо Лорд, представляющая больницу, по большей части молчит, хотя, вполне возможно, она дежурила при его поступлении и вспомнила его фамилию, упоминавшуюся на предыдущем совещании группы высокого риска. Законы HIPAA не позволяют ей давать практически никакую информацию. Она сообщила Данн, что не может говорить о его поведении. Говорит только, что часто в больницу поступает пациенты с браслетом GPS на лодыжке, и, вероятно, они агрессоры, отпущенные на испытательный срок. Приходится ей видеть и женщин с подозрительными увечьями, но если пациент сам не заговорит с ней о ситуации, она не вправе даже вызвать полицию по поводу нарушения запрета на приближение. Все-таки она здесь, чтобы получить представление об этих случаях и по возможности повлиять на жертв, оказывающихся в ее пункте скорой помощи. Как минимум, она сможет поделиться информацией об агентстве Данн и о том, как получить адресную помощь.
Данн спрашивает Лорд, существует ли механизм информирования полиции о выписке агрессоров. Лорд отвечает: «Если нами известно об этом, и он позволяет говорить». Данн интересуется: «Получается, он просто выходит из больницы?» Это опасный сценарий. Агрессор нарушил запрет на приближение, и жертва вызвала полицию, что с высокой вероятностью обострит ситуацию и приведет мужчину в еще большую ярость.
Лорд кивает. Лицо Данн вспыхивает от негодования. Сосредоточенно хмурясь, она разглядывает папку перед собой. Правозащитница всегда поражала меня своей невозмутимостью и спокойствием в стрессовой ситуации.
Инспектор по надзору, приглашенный на встречу, рассказывает, что жертва пришла к нему лично после обращения в полицию, и что следователь Вайл, как выяснилось, знает агрессора. Он рассказывает историю обвинений, выдвинутых другими жертвами (я не имею права включать ее сюда). Вайл всю жизнь прожил в этих местах. Такое ощущение, что он знает все семьи из всех небольших городков поблизости, и на совещаниях любит распространяться о том, как живет та или иная семья, как у нее то появляются, то разрешаются проблемы, либо о годах наркотической зависимости, или о том, что чей-то брат женился на чьей-то сестре с соседней улицы, и теперь он наблюдает за проблемами детей их детей. Вайл частенько использует слово «болван».
Наконец Данн говорит: «Думаю, исключением может быть предупреждение Тарасофф». Она имеет в виду предупреждение, которое требуется от психиатров, если жертве грозит реальная опасность. Иногда это просто называют «обязанностью предупредить».
Лорд кивает, обдумывая эту мысль и комментирует: «Если я знаю об этом». Иными словами, если она уверена, что агрессор, которого она знает по рассматриваемым делам, может представлять реальную опасность для жертвы после его выписки. «Думаю, мы нашли обходной путь, – говорит она Лорд, – Если в будущем мы столкнемся с более опасным случаем, если от службы надзора вы слышали, что это только предписание, то сделать ничего нельзя. [Но] если вы услышали несколько иную формулировку… например, он угрожал лишить ее жизни, то это – случай Тарасофф».
Лорд соглашается с такой возможностью. Группа разрабатывает скоординированный план действий для каждого случая. Иногда полиция планирует дополнительные визиты на дом. В этом случае отмечаются машины около дома, необычное включение или выключение освещения. Мне вспоминается рассказ полицейского, который увидел свет в окне верхнего этажа дома, за которым ему следовало наблюдать. Он притормозил там, спросил жертву, все ли было нормально. Оказалось, что ее ребенок включил свет на чердаке. Тогда полицейский отъехал и вернулся – агрессоры нередко высматривают приезд полиции и потом появляются, как только полицейский сворачивает за угол. Но полицейские здесь прекрасно знают об этой тактике благодаря группе высокого риска. Поэтому полицейский объехал квартал и вернулся к дому через две минуты, как раз вовремя, чтобы увидеть, как агрессор выходит из машины.
В некоторых случаях агрессора могут отслеживать по GPS, или предписать ему запретные зоны – как правило, запретив въезд в определенные города. Тогда можно поместить жертву во временное жилье, помочь с судебными издержками и представительством в суде, предложить инструктаж по мерам безопасности. Можно поменять замки, снабдить жертву и детей новыми мобильниками. «Если наша цель – долгосрочное здоровье жертвы, то спасти ее от гибели недостаточно, – говорит Данн. – Когда обидчик оказывается в тюрьме, жертва может быть в безопасности физически, но вся ее жизнь развалится с утратой поддержки. Необходимо вернуть жертву к состоянию, в котором она была до насилия».
Для Данн это принципиально важно. Нередко у жертв хватает своих трудностей: зависимости, бедность, отсутствие работы. Данн не стремится разрешить их все. Она пытается вывести жертв в безопасное пространство, где они смогут продумать решения более глобальных проблем – таких как зависимости и отсутствие работы. Возможно, обеспечить им эмоциональное, физическое, ментальное пространство для обращения к этим проблемам.
«Ключевым моментом в домашнем насилии, – утверждает Данн, – оказывается принятие мер еще на стадии проступка». Но среди гораздо более сложных аспектов работы с домашним насилием – попытка предотвратить нарастание издевательств. Для успеха на этом поприще к проступкам необходимо относиться значительно серьезнее, чем в текущей ситуации при рассмотрении дел о насилии, совершенном близким партнером; как в случаях, произошедших с Тари Рамирез и Клэр Джойс Темпонгко в Сан-Франциско. Ряд экстремально жестоких преступлений, как в данном случае, считаются проступками, и за них преступники получают поразительно мягкие приговоры. Вспомните, Рамиреза приговорили всего к шести месяцам. Даже Донте Льюс получил только четыре года за то, что похитил свою девушку и бил ее по голове с такой силой, что у нее изо рта пошла пена, и она потеряла сознание. Многие правонарушители, как Рамирез, напрямую переходят от проступка к убийству. Перед правосудием стоит задача решить, какое обвинение вынести преступнику, и определить спектр мер, который суд может применить для предотвращения и профилактики преступного поведения.
Один из самых эффективных инструментов для группы высокого риска – это массачусетский акт об освобождении под залог, получивший название 58А или слушание об опасности. Стандартное слушание по вопросу об освобождении под залог проводится для того, чтобы оценить риск побега преступника. В свою очередь 58A, который может быть запрошен окружным прокурором, позволяет удерживать даже ранее несудимых ответчиков под арестом за проступок без права залога в случае, если таких правонарушителей признают достаточно опасными для жертвы или сообщества в целом.
Этот акт мог бы предотвратить освобождение Вильяма Коттера и спасти жизнь Дороти, но в то время он редко применялся к случаям домашнего насилия, поэтому не оказался в фокусе внимания Данн, поскольку подробности ситуации в семье Коттеров были рассеяны между разными учреждениями. В Массачусетсе нарушителей могут задерживать на 180 дней. Данн сообщает: «Немало насилия происходит в период между предъявлением обвинения и вынесением постановления. Мы удерживаем нарушителя, чтобы не пришлось прятать жертву». Лишь в немногих штатах действует столь прямой акт об опасности. На тренингах Данн убеждает правозащитников поискать нечто подобное в актах о залогах в своих штатах. Многие правозащитники просто не догадываются о такой возможности, и даже если они все же обращаются к актам о залогах своих штатов, результат по большей части их разочаровывает. В апреле 2018 года Пенсильвания стала всего лишь вторым штатом, принявшим акт, который позволяет судье принимать во внимание опасность, исходящую от правонарушителя, совершившего домашнее насилие