58А относится к категории актов о залоге, классифицируемых как превентивный арест. По наблюдению Данн, на ее тренингах крайне редко встречаются другие правозащитники, у которых действовал бы подобный акт. Большинство задают ей вопрос, как они могли бы содействовать принятию подобного акта правоохранительной системой своих штатов. По словам Чериз Фанно Бердиин, исполнительного директора Института досудебного рассмотрения, правозащитной организации, внедряющей на местах эффективные залоговые практики, во многих штатах действуют акты о превентивном аресте. Печально, что применяются они крайне редко. Системы прибегают к обходным путям, которые не всегда эффективны. А значит, опасные лица ежедневно выходят из тюрьмы, оставаясь без надзора.
Акты о превентивном аресте появились благодаря принятию федеральным законодательством в 1984 году Акта о реформе залога, согласно которому обвиняемого можно задержать до суда, если он или она признаны опасными для другого человека или общества. Определение опасности включает, среди прочих, такие факторы, как характер преступления, показания против обвиняемого, история преступлений. В основном такие акты применялись в случае групповых преступлений или преступлений, связанных с наркотиками, хотя в последнее время в Массачусетсе их всё чаще применяют к случаям домашнего насилия.
Хотя никто не отслеживает, насколько часто проводятся такие слушания – ни в Массачусетсе, ни во всей стране – способы и основания применения актов о превентивном аресте специфичны в каждом штате. Однако общей для всех чертой является сам вопрос о применимости акта о превентивном аресте. Рональд С. Сулливан мл., директор Гарвардского института криминальной юстиции, сообщает: «Конституция без одобрения относится к перспективным наказаниям. Мы наказываем за уже совершенные, доказанные правонарушения. А в этом случае мы держим людей в заключении, поскольку считаем их потенциально опасными». Однако Виктория Кристианссон, уполномоченная AEquitas, указывает на важность слушания дела об опасности, утверждая, что «это автоматически предоставляет судье иной контекст рассмотрения доказательств».
Досудебное задержание преступника позволило жертвам обойтись без убежища, сэкономить деньги, обратиться за консультированием, и, возможно, найти работу. Данн заявляет: «Мы знаем, что арест сам по себе несет защитную функцию. С его помощью мы пытаемся остановить растущую волну насилия». Заключение преступника в тюрьме до вынесения судебного приговора позволяет жертвам собраться с силами, привести в порядок жизнь до начала судебного разбирательства, когда опасность вновь возрастает. По свидетельству Данн, в этом – ключ к успеху. Среди агрессоров с GPS-браслетами, фигурирующих в делах Данн, ни один не совершил повторного оскорбления жертвы и почти 60 % из них прошли через предварительное слушание для определения степени опасности. И хотя никто не отслеживал периодичность применения 58А до создания команды высокого риска, на основе личных наблюдений Данн, до убийства Дороти акт использовался «примерно пять раз в три года. А теперь – два раза в месяц».
Последним сегодня рассматривают дело женщины-иммигрантки и ее партнера-абьюзера. Сейчас мужчина заключен под стражу за насильственные действия и нанесение побоев, что поставило под угрозу его иммиграционный статус, однако у пары есть общий несовершеннолетний ребенок, который находится за пределами страны в семье преступника. Семья угрожает, что если обвинения против злоумышленника не будут сняты, молодая мать никогда не увидит своего ребенка, а если партнера депортируют до того, как ребенка вернут, женщина также рискует больше его не увидеть. Это значит, что дав показания, женщина имеет все шансы потерять ребенка; она вообще не может принять сторону обвинения. Это одна из тех трудноразрешимых ситуаций, в которой оказалась и жертва, и работники прокуратуры. Эксперты полагают, что женщина наверняка откажется от данных показаний, хотя этого еще не произошло. В ночь ареста сержант Адамс в своих показаниях под присягой описал историю отношений семьи. Большая часть информации не подлежит разглашению, но я могу сказать, что абьюзер максимально изолировал жертву, – не позволял ей общаться по мобильному ни с кем, кроме него самого, и установил камеры наблюдения в общем доме, чтобы следить за каждым ее шагом.
Вайл предлагает внести в заявление поправки, добавив несколько дополнительных обвинений, которые, по его словам, «дадут прокуратуре больше материала для работы. Если один инцидент разложить на восемь – девять статей, больше шансов, что женщине не придется вставать на свидетельскую трибуну, а ее партнер признает себя виновным в каком-то из проступков». Вайл упоминает сразу несколько разных аспектов. Во-первых, постараться предъявить абьюзеру обвинения по как можно большему количеству статей, чтобы заключить досудебное соглашение о сотрудничестве со следствием, даже не доводя до разбирательства по факту об акте насилия. Может быть, незаконный оборот наркотиков? Незаконное хранение оружия? Это дает шанс, что хотя бы некоторые из обвинений не будут сняты. Кроме того, Вайл говорит об уголовном преследовании, основанном на доказательствах. То есть основанном именно на доказательствах, а не на показаниях свидетеля. Прокурор может представить суду достаточно доказательств, и тогда свидетельнице не придется давать показания в присутствии своего мучителя. К таким доказательствам относятся фотографии, письменные показания под присягой, свидетельства очевидцев, досье приводов и записи звонков в 911.
К примеру, Стейси Тенни и семья Мишель могли бы таким образом привлечь Роки Мозура к ответственности как с показаниями Мишель, так и без них, если бы им удалось найти змею. Можно было бы объединить это доказательство с данными под присягой показаниями о том, как Роки угрожал им всем ружьем деда Мишель или, если бы они знали, о тех многочисленных случаях, когда он следил за женой по пути в университет и обратно и похищал детей, используя их, чтобы контролировать девушку. Если бы состоялся превентивный арест, суду стало бы известно о том, что Роки не имел постоянной работы и периодически принимал наркотики. Знай они об этом, данные можно было бы использовать для дела, да и не только их, если бы в 2001 году команда высокого риска уже существовала и делилась информацией, создавая более полную картину ситуации и стирая бюрократические границы.
Доказательное правосудие для случаев домашнего насилия существовало и в то время, когда Мишель отказалась от показаний. Эллен Пенс – правозащитница, работающая в Дулуте, Миннесота, и создавшая Колесо власти и контроля – отстаивала его применение еще в начале 1980-х. Но движение за применение доказательного правосудия к случаям домашнего насилия начало активно развиваться, только когда прокурор из Сан-Диего по имени Кейси Гвинн обратила внимание на кампанию Пенс и начала передавать суду в своей юрисдикции одно дело за другим. Гвинн отправилась в Дулут, где встретилась с Пенс и узнала о ее правозащитной деятельности, и вернулась в Сан-Диего как раз вовремя, чтобы провести свое первое дело о семейном насилии, основываясь на доказательном праве – дело против действующего судьи по имени Джо Дэвис. Девушка последнего сначала отказалась от показаний, а затем исчезла. Но Гвинн всё равно выдвинула обвинения, и проиграла дело, которое освещали все местные СМИ. Унизительное поражение. За судебным процессом внимательно следил весь регион, ведь в преступлении обвинили судью. По словам Гвинн, он «выставил себя дураком» и «сам не знал, куда полез». Но после суда над Дэвисом тогдашний прокурор Сан-Диего Джон Витт позвонил Гвинн в офис и сказал, что хотя это и будет сложный путь для них обоих и для всей системы, он разделяет идеи Гвинн. «Он сказал мне взяться за работу и разобраться с тем, как выигрывать подобные дела», – рассказывает Гвинн.
И Гвинн начала заказывать записи разговоров со службой спасения 911 для каждого случая домашнего насилия – до дела Дэвиса она этим не занималась. Кроме того, она попросила полицейских фотографировать всё: место преступления, жертв и даже правонарушителей, если они буйствуют на заднем сидении патрульной машины. Гвинну были нужны даже самые ничтожные улики. Она начала посещать переклички в местных полицейских участках, обращаясь к сотрудникам с просьбой собирать как можно больше улик. Когда один сержант сказал Гвинн, что вся ее миссия – чушь собачья, и Гвинн никогда не удастся возбудить эти дела, прокурор создал систему сообщений, чтобы информировать полицейских о продвижении в их делах.
Гвинн выступила обвинителем на двадцать одном судебном процессе подряд, все дела были возбуждены на основании проступков, связанных с домашним насилием. И ни в одном из случаев жертвы показаний не давали.
Гвинн выиграла семнадцать дел. К тому времени, как в 1994 году был принят Закон об искоренении насилия в отношении женщин, Гвинн уже некоторое время обучала прокуроров по стране применению доказательного правосудия в делах по домашнему насилию (не совсем верно называть это доказательным правосудием, поскольку, формально говоря, все судебные разбирательства основаны на доказательствах). Гвинна была твердо убеждена, что если убийц можно привлечь к ответственности без помощи жертв, то это сработает и с абьюзерами. В 1996 году Гвинн избрали городским прокурором Сан-Диего, и она выполнила предвыборное обещание выделить 10 % площади помещений своего подразделения в здании прокуратуры под департамент борьбы с домашним насилием. Сейчас к ней на подготовку приезжают представители судебных округов со всей страны. По словам Гвинн, если в 1980-х они передали в суд менее 5 % дел, связанных с домашним насилием, в 1990-х в некоторых округах их количество достигло 80 %[123].
А в 2004 году прогремело дело Кроуфорда.
Верховный суд постановил, что в ходе судебного разбирательства необходимо проводить перекрестный допрос свидетелей, за исключением случаев, когда свидетель не в состоянии явиться в суд (вследствие болезни или смерти). Суд заявил, что подсудимый имеет конституционное право видеть своих обвинителей, и что показания свидетелей, которые не явились в суд, признаются ненадежными. А ненадежные